Отдай туфлю, Золушка!
Шрифт:
— Тебе надо было мне врезать, — прошептал Марион. — И очень-очень больно. Я — идиот. Прости меня.
— Нет, Марион, нет, — зашептали голоса со всех сторон. — Ты не идиот. Ты — сволочь и мерзавец. Ты неизлечимо болен душевной проказой. Ты заразен, Марион. Ты испортишь её, твоё дыхание пропитает её гнилью цинизма и разврата. Ты слишком испорчен и больше не способен любить.
Принц замер.
Это был удар прямо в сердце. Потому что правда.
— Я исправлюсь, — глупо прошептал Марион.
Его голос прозвучал
— Поздно, — ответили голоса. — Слишком поздно. Ты должен оставить её ради её же блага. Это будет честно.
«Они правы, — холодея, осознал Марион. — Я способен лишь убивать, развращать и всё портить. Она слишком чистая и светлая для меня…»
Карета выехала за город.
— Куда прикажете дальше, Ваше величество? — бородатый кучер оглянулся.
У него были узкие глаза под тяжёлыми веками, равнодушные и сонные.
— Туда, — Белоснежка указала на пропасть слева от дороги. — С разгона.
— Вы шутите? — в тупых глазах появилось удивление.
— Это приказ.
— Ваше величество! Мы погибнем. Помилуйте, у меня дети и…
— Это приказ! — прошипела королева Эрталии. — И если ты не повинуешься, я велю тебе четвертовать, слышишь?
Кучер затрясся, зажмурился, ударил хлыстом. Зашоренные кони рванули. Карета стукнулась о придорожные камни. Тряхнуло. Белоснежка ударилась головой о стенку. Миг и… копыта застучали по чему-то твёрдому и звонкому. Кучер не сразу решился открыть глаза, а, открыв, снова крепко зажмурился.
Под копытами коней прямо в воздухе рос мост. Прозрачный, немного мутный, как стекло.
— К Холодному замку, — невозмутимо велела Белоснежка и коснулась затылка.
Поморщилась. Посмотрела на белоснежную перчатку. На пальце заалело пятнышко крови.
Фаэрт встретил экипаж на каменной террасе замка. Он был хмур и холоден.
— Ваше величество, — поприветствовал гостью, подавая руку. — Чем обязан?
— Нам нужно поговорить, — мило улыбнулась королева, спускаясь на землю.
— Вам?
— Скорее, вам.
— Прошу.
Они прошли и встали так, чтобы видеть Бремен, распластавшийся на склоне горы напротив замка.
— О чём вы настолько жаждали со мной поговорить, что были даже готовы к смерти? — Фаэрт облокотился о перила, повернувшись к гостье правой стороной.
— Не была. И никогда не буду к ней готова. Я просто знала, что вы не дадите мне погибнуть. А другого пути, насколько я знаю, в Холодный замок нет.
Он покосился на девушку.
— С чего вы взяли, что не дам?
Белоснежка ласково коснулась плеча, обтянутого чёрным бархатом:
— А разве я не права, милый Румпельштильцхен?
Фаэрт обернулся и посмотрел на королеву двумя глазами.
— Как вы меня узнали?
— По зловещему флёру, — рассмеялась она. — И по тому всемогуществу, которое
— Вы подросли.
— И поумнела. Вы помните меня глупой маленькой девчонкой-принцессой. В своё оправдание замечу, что не каждый день теряешь отца. И да, да, я уже в курсе, что король Анри Восьмой не был самым милым королём Эрталии, но он был моим папой и любил меня. И я его тоже любила.
— Вряд ли вы приехали, рискуя жизнью, чтобы предаться общим воспоминаниям?
— Верно. Фаэрт, король Андриан погиб. Вдребезги разбился у всех на глазах. Дезирэ объявил виновником вас, а Марион…
Белоснежка развела руками. Чертополох покосился на неё.
— Дезирэ — ваш жених. Вы выступаете против него?
— Признаться, наличие такого жениха меня пугает больше, чем воодушевляет. Скажите, почему все самые добрые и славные принцы вечно достаются не мне?
— Вы приехали предупредить меня об опасности. Зачем это вам?
— Возможно, вы мне симпатичны. А, может быть, вы слишком могущественны, чтобы любой монарх, если он в здравом уме и трезвой памяти, не искал с вами союза. Ну или просто женские капризы. Разве это важно?
— Как вы сами заметили: без воздушного моста проникнуть в Вечный замок невозможно.
— Вы не услышали меня, Румпель. Король погиб магически. А это означает, что у Дезирэ есть свой маг. А если у него есть колдун или ведьма, то построить воздушный мост принц сможет и без вашего участия.
Голоса гудели и звенели, кружились вокруг, и каждое слово, прошёптанное в его ухо, уничтожало Мариона, растворяя его сердце и решимость. Отражения всё сильнее кривились, и принц с ужасом видел, как в них отражается его подлинная душа. Бесхребетный, безответственный, бездушный прожигатель жизнь. Грязь и нечистоты. И ничего доброго. Ни малейшего светлого пятнышка.
— Зачем тебе вообще быть, Марион? Ты лишь оскверняешь жизнь самим собой…
Он никого не умел любить. Никого. Он винил их, что они не способны на любовь, а разве сам — любил? Даже Юту. Бедную, перепуганную девчонку, уставшую от тяжёлого труда и беспросветной жизни. Разве он любил её по-настоящему?
Нет.
Иначе бы не обиделся. Иначе бы смог понять и простить… И помочь.
Но он никому не мог помочь и никого не мог спасти. Даже маму. Если бы он, как все прочие внебрачные дети Андриана, родился девочкой, то мать не постигла бы столь страшная участь.
— Ты проклят, Марион. И несёшь проклятье всем, кто любит тебя…
А Дрэз? Разве его девочка не пострадала именно из-за него? Не встреть она среднего принца, то жила бы себе своей весёлой и — он уверен в этом — честной жизнью маленького воробья. Первая же встреча с ним едва не стала её последней встречей в жизни. Вторая — едва не стоила ей ноги…