Отклик мира /небылицы деда Олика/

Канатникова Ольга

Но ответ Василисы остудил пылкую голову Василия. Услышал он следующее.

– Ты, Вася, парень хоть куда. Только, к сожалению, как в народе говорят, тебе медведь на ухо наступил. Ни петь, ни плясать, ни играть (хоть и на балалайке) не умеешь. Посему не жизнь у нас будет, а скука смертная. – В общем, отказала.

Призадумался Василий над словами Василисы, но отступать перед трудностями не собирался. Если есть желание и упорство, и слух можно развить, и танцам, и игре на инструментах музыкальных выучиться; только бы учителей хороших найти.

Тогда-то вспомнил Василий про дядю Мишу, отцова друга, работающего в Московской консерватории.

Правда, работал Михаил Михайлович по хозяйственной части; но с руководством ладил, и заслуженно, так как работником был умелым, исполнительным, с уживчивым характером; ещё дядя Миша был человеком одиноким и всегда приглашал Василия приехать к нему погостить, а то и насовсем в Москву перебраться. Но Вася, привыкший к сельской жизни, отказывался, говорил: «Какой из меня москвич, я парень деревенский, привык по солнышку жить – солнце встало, и я встал. В городе, да ещё в большом, жизнь совсем другая». Но так он до армии думал. Армия и слова Василисы что-то сдвинули внутри Василия, и решил он попробовать городской жизни; и самое главное – цель себе поставил: освоить народные танцы и балалайку; с пением, правда, было как-то неопределённо и неоднозначно, сомневался в себе Василий по этому вопросу.

Стал Вася в Москву собираться. Уговорил мать продать корову и завести козу (одной ей хватит), да кур пяток оставить; остальную живность распродать, так как уезжает он не только учиться и на её шее сидеть, а устроится на работу и матери деньгами помогать станет, а премудрости по вечерам постигать будет.

Клавдия сына своего единственного очень любила и поступила так, как он сказывал, – уменьшила своё хозяйство до минимума: кошка, собака, коза и куры с петухом. Василий же в столицу отправился над своим музыкальным слухом работать, чтобы Василису завоевать.

Удивительно, но никто ему не сказал, что у Василисы ухажёр появился – Пётр, новый завклубом. Клавдия тоже ничего сыну про Василису с Петром говорить не стала, посчитала: может, её Вася в Москве свою судьбу найдет, и как в воду глядела.

Приехал Василий в Москву, а Михаил Михайлович ему в консерватории работу подыскал, себе в помощники определил – умелые руки в большом хозяйстве без дела не останутся, – и повел с начальством знакомить.

Начальство звалось Пётр Ильич Нечайковский и, как все люди, имело свои причуды. Были они безобидные и, на взгляд начальства, душу веселящие. Две из них проявлялись на работе. Первая – переменная: Пётр Ильич новым сотрудникам представлялся лично и в разных случаях по-разному. Сам решал, учитывая, кто перед ним и какие чувства этот человек у него вызывает, импровизировал, одним словом. Вторая – постоянная: у двери кабинета табличку нестандартную имел.

Ректор посмотрел однажды на табличку своего зама – вспомнил отца, его любимую рубрику «Рога и копыта» в «Литературной газете», её ведущего ЕвГЕНИЯ Сазонова и подумал: «Чем я хуже?» И вторая странно-смешная табличка появилась:

«Проректор – Пётр Ильич НеЧАЙКОВСКИЙ

Ректор – ЕвГЕНИЙ Петрович Сверчковский».

Пётр Ильич после этого стал Сверчковскому намекать на плагиат, идея-то насчёт ЕвГЕНИЯ не нова.

Но ректор всё в шутку обратил.

– Петя, посмотри, мы же ГЕНИЙ ЧАЙКОВСКОГО с тобой объединенными усилиями увековечили. Правда, идея тоже не нова, но всё равно приятно. И потом, гордись – твоя индивидуальная идея начинает овладевать массами; но думаю, этот

марксизм-ленинизм на весь коллектив распространять не стоит, всё-таки у нас учебное заведение, а не балаган.

«Куда денешься – первое лицо, и последнее слово за ним, но, правды ради, и вся ответственность тоже на нём», – промелькнуло у Петра Ильича.

Но вернёмся в кабинет проректора, где Василий томился.

Начальство представилось полным именем, а глаза смехом брызнули. Редко Пётр Ильич так подчинённым представлялся, обычно имени и отчества хватало. Но перед ним был случай исключительный – парень приезжий, из глухой провинции, поэтому и разгон ему нужен более долгий. Решил он парня шуткой поддержать и вместе с ним посмеяться. Но Василий даже не улыбнулся, так как о Петре Ильиче Чайковском представление имел очень смутное и расплывчатое – далёк он был от мира музыки: в деревне – балалайка да гармонь; в кузнице – молот с наковальней, у деда Митяя – свистульки; на таких инструментах произведения Чайковского не исполнишь.

Руководство продолжало проявлять интерес к новому сотруднику и стало расспрашивать, почему он в Москву пожаловал. Вася, открытая душа, всё как на духу и выложил: что нет у него ни слуха, ни голоса; петь и плясать никогда даже и не пробовал – боялся людей напугать, что уж говорить об игре на каком-нибудь музыкальном инструменте. Но есть у него большое желание на этом поприще как-то отличиться, чтобы одной девице нос утереть (постеснялся Вася про свои симпатии к Василисе признаться). Пётр Ильич, конечно же, все понял, парня пожалел и решил познакомить со своей старшей дочерью Маняшей, девицей решительной и с неуёмной фантазией, которая вбила себе в голову, что абсолютно неспособного человека можно музыке обучить и музыкантом сделать. Самое главное, чтобы у этого человека большое желание было – ну что-то вроде Демосфена, который, имея дефекты речи, своим упорным трудом их устранил и стал великим оратором.

Чтобы знакомство состоялось в более непринужденной обстановке, пригласил Пётр Ильич Василия и Михал Михалыча в гости на чай.

Вася вечером в грязь лицом не ударил – выглядел на отлично: в белой рубашке и светлом костюме (мать постаралась – мастерица она была по швейной части, всем городским и деревенским модницам шила и себя с Васечкой не забывала). Вася был и при букете – для хозяйки, и при коробке с пирожными – для своего педагога (специально у дяди Миши выспросил, где самые вкусные, и прикупил). Не знал он, сколько Маше лет, думал, школьница, класс так девятый. Решил, что с пирожными промашки точно не будет, их все девчонки любят, в любом возрасте. В школьные годы он тоже и помечтать любил о самых невероятных вещах, и от пирожных, в виде домашних пирогов, никогда не отказывался.

Открыла им дверь действительно школьница, только скорее шестиклассница. Василий даже немного опешил, и мысль мелькнула: «С такой учительницей далеко не уедешь». Но эти мысли оборвал мелодичный голос: «Даша! Кто там пришел?» Как в последствии оказалось, от дочерей визит держали в секрете. В курсе была супруга Анна Степановна да Паша, помощница по хозяйству. Василий про себя издал вздох облегчения. Да и хозяин с хозяйкой уже спешили гостей встречать, а Мария из-за плеча своего papa выглядывала или подглядывала, но этого Василий не понял, так как сразу случилось с ним лёгкое головокружение, когда глазами с Машей встретился, и знакомство с дамами проходило будто в тумане. Сразила Мария Василия сразу наповал.