Отклик мира /небылицы деда Олика/
Шрифт:
Вечер прошёл мило, по-домашнему. Девочки развлекали гостей пением, музыкой да танцами; но пирожным и варенью Василия (заготовки Клавдии) было уделено особое внимание и высказана благодарность от дамской половины, ходя за обе щёки уплетали все: и дядя Миша, и Пётр Ильич; лишь Василий, поражённый в сердце, ел мало, был задумчив, немногословен и рассеян – говорил всё больше невпопад. Но Маше это скорее понравилось, так как сама она была девица бойкая, но воспитанная и тактичная, а наглых молодых людей не жаловала.
Пётр Ильич попросил у дочери совета, как Василию в его беде помочь – танцам и пению обучиться. Может, Маня захочет поэкспериментировать? Благо подопечному настойчивости и усердия не занимать. Маня опустила
И началось. Составили программу обучения – сначала уроки танцев и укрепление общего культурного уровня: музеи, выставки, театры, литературные и музыкальные вечера, вечера поэзии, огромный список обязательной для чтения литературы.
Погрузился Василий в литературно-музыкальный мир столицы с душевным трепетом, но и с желанием повысить свой культурный уровень, насколько сможет, чтобы в компании и разговор поддержать, и свою наставницу краснеть не заставить.
В ритме постижения культурного наследия пролетели июнь, июль и начало августа. Стал Василий о своём общем образовании задумываться – девять классов всего. В деревне как раз было, а вот в Москве – маловато. Узнал, что есть вечерняя школа для рабочей молодежи, только терять три года не захотел, решил попробовать экстерном сдать, чтобы за год аттестат о среднем образовании получить. На работе свободного времени немного, но есть, да вечера, учись не хочу, была бы охота. А охота была – видел, какие парни вокруг Маши крутятся. Ну крутятся и крутятся – их дело, но он ничем не хуже, образование – дело наживное, а не получится, всегда можно в деревню вернуться, хороший кузнец без работы не останется. Но раздумывать об этом долго не стал – думай не думай, дело делать надо, сам воз с места не сдвинется. К вопросу подошёл по-военному: чтобы хорошо дела вершить, тело и дух должны верными товарищами человеку быть, служить ему исправно. И чтобы так было, человек должен их укреплять да понапрасну не истязать. Значит, нужно определить правильный распорядок жизни – чтобы и дело делать по максимуму, и организму отдых давать. Посему шесть дней – с зари до зари, а в воскресенье – отдых и расслабление. Но отдых Василий для себя определил, как перемену занятий.
Год пролетел быстро, Вася опомниться не успел, а уже экзамены сдавать надо. Но усердный труд не подвёл – сдал почти всё на отлично и аттестатом своим был доволен. Очень был благодарен и семье Нечайковских, и Елене Ивановне Зарубиной, преподавателю немецкого – без них таких результатов не добился бы, и немецкий самостоятельно не осилил бы.
Ещё Вася с профессией определился. Вышло это совершенно случайно – Анна Степановна помогла. Анна Нечайковская (урождённая Балагурова) из своей музыкальной семьи выделялась, хоть музыку и любила, но была архитектором, лепила и рисовала замечательно, мастерскую имела, только Василий попал туда не сразу, а спустя полгода, как с семьёй Нечайковских познакомился, а после и сдружился.
У Василия скрытый талант был, а скрытый потому, что о нём Вася никому не рассказывал, за баловство считал. Рисовал он хорошо, и с натуры, и по памяти. Для себя рисовал, для души, когда вдруг взгрустнётся или какие-нибудь фантазии одолевать станут, и никак от них не отвяжешься – порисует тогда Василий, и всё на свои места становится, а рисунки раз – и в печку, чтобы глаза никому не мозолили. Правда, в армии этот дар в дело пошёл.
Василий отвечал за художественное оформление стенной газеты, и после выхода первого номера посыпались заказы на рисунки, а потом и на портреты со всей части. Однажды даже пришлось больным сказаться – очень хотелось портрет знакомой дамы закончить.
В середине зимы, когда в доме Нечайковских очередной вечер с музыкой и танцами обозначился, рука сама к блокноту потянулась – очень уж сёстры красиво танцевали, с разными затейливыми фигурами, медленно и изящно, бери и рисуй, Василий и не удержался.
Пётр Ильич по этому поводу шутить, как обычно, начал: «Танцовщицы у нас в семье есть, а сейчас и свой Дега обозначился, а может, Матисс? Надеюсь теперь семья в равновесие придёт, а то как-то скособочено было: три к одному – явный перевес в сторону музыкантов. А Василий по живой массе может чашу весов в архитектурную сторону сдвинуть. Только не знаю, к равновесию мы придём или в другую сторону скособочимся – взвеситься надо, на глаз определить трудно, кто перетянет: Василий или Машка с Дашкой? – И руку Василию протянул для прощания: – Держись, Вася, попался ты в руки к Анне Степановне, а у скульпторов они не хуже, чем у кузнецов, вырваться трудно, я даже и не трепыхался никогда, правда, в природе уравнитель есть – любовь называется, но это ты и без меня, думаю, знаешь». И так хитро подмигнул, что Василию даже не по себе стало от такого обращения.
Хотел Вася домой отправиться и позаниматься перед сном, да и в дневник было что записать. Только понял, что не сможет дома усидеть – погулять надо, развеяться. Почувствовал, что что-то решается в жизни, главное для него, важное.
Бродил по улицам долго, почти до рассвета. Мысли перенесли в лето, в Петербург, в залы Эрмитажа с античными статуями, греческими амфорами, оружием, рыцарскими доспехами, старинным фарфором, портретами, натюрмортами, пейзажами, батальными сценами…
Вспомнилась игра в угадайки: Маша картину выбирала и имя художника называла, а Вася название угадывал или своё придумывал, как ему виделось. Маша один раз чуть в ладоши не захлопала от восхищения Васиным чувством понимания живописи (не знала она, что Вася с детства рисует, а глаз художника гораздо больше замечает, чем глаз обычного человека).
Потом предстала прогулка по парку; снова разговоры о картинах и Машины вопросы.
Почему в зале Матисса Вася в центре стоял и вокруг своей оси поворачивался? И как ему «Танец» Матисса видится?
И вновь он «вошёл» в зал с полотнами Анри Матисса, и снова на него ураган налетел – такая мощь в этом зальчике ощущалась. Опять подумал, что зал маловат для таких произведений, им простор нужен.
Маша с вопросом, но уже о «Голубых танцовщицах» Дега, и Васино восхищение, когда Мария копию, сделанную рукой Анны Степановны, показала.
Прогулка и приятные воспоминания и успокоили, и силами наполнили. И Васино будущее примерило на себя радужные цвета надежды.
На следующий день Вася еле вечера дождался, так ему рисовать захотелось, даже занятия с Машей отменил.
Пришел домой – холст на подрамнике его дожидается, перед работой приготовил, а купил всё заранее, как чувствовал. Помыл руки и писать начал. И произошло с Василием что-то необычное, первый раз такое с ним случилось: мысли-воспоминания стали на холст мазками красок ложиться.
Петербург: Зимний – с потолком до небес и стенами до горизонта; он же – Эрмитаж, и бесконечная прогулка по бесчисленным залам; игра в угадайки с названиями картин; восторг Маши от точных характеристик; зал с полотнами Матисса – бешеная мощь и манящий ритуальный круг оранжево-красных обнажённых дикарей.
Прогулка по Летнему саду, залив, тёплая вода, смех и брызги в лицо и опять Машин смех счастья; разговоры о картинах: Машины вопросы и Васины ответы.
Москва: квартира Нечайковских, картина на стене, сделанная рукой хозяйки, и незабываемый поворот нежных шеек девушек в голубом облаке одежд; под картиной слова – миг танца голубого изящества, который Дега отнял у времени, и Васино продолжение… и принес в наш мир, остановив мгновение; Маша в образе разгневанной учительницы – Дега у времени отнял, а ты у античности, и новое Васино – отнял у времени и в вечность поселил…