Отклонение от нормы, Или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные
Шрифт:
Меня, корчащегося от боли, прижали к подушке, начали гладить по голове,
целовать во все места, что-то мокрое капало мне на лицо. Я пригляделся:
моя мама плакала, за плечи меня держал отец, братик обнимал меня и старался согреть своим телом. От тела уже исходило вместо страшной боли приятное тепло. Я смотрел на маму и помимо неведомой боли стал испытывать боль от слёз мамы.
– Мама, - прохрипел я, почему ты плачешь? Не надо, ты делаешь мне больно. Мама, почему так больно?
– Что с ним, - дрожащим голосом спросил
– Успокойся, папа, - опроверг его подозрения Юрик, его позвали в Сады Вечного Блаженства. Туда может позвать только близкий и очень любимый человек. Саша, что случилось, кто тебя позвал? Не отвечай ему, оставь его в покое, мёртвым-мёртвое, живым-живое.
Я понял, отвернулся и заплакал. Боль потихоньку отступала, как будто смываемая слезами.
– Мама, надо напоить Сашу горячим чаем, дать валерьянки. Сады ему теперь не страшны, ему надо пережить горе.
– Какое горе, Юра?
– Не спрашивай, не ответит, просто поверь.
Мне принесли чай с лимоном, заставили выпить. Я отвернулся к стене и горько разревелся. Мама сидела рядом, я взял в плен её руку, целовал и плакал.
– Ваня, принеси чего-нибудь успокоительного, валидол, например.
Мама начала меня раздевать.
– Юра, помоги.
Я не сопротивлялся, уставившись перед собой в одну точку.
Меня уложили в постель, потом мама принесла какое-то питьё и оставила нас. Я немного успокоился и вновь смог соображать.
Почему меня позвала жена? Потому, что она меня похоронила, она уверена,
что я мёртв. Надо, действительно, оставить её в покое, зачем опять причинять боль любимому человеку, правильно я Толику тогда сказал.
Я начал засыпать, поплыл по волнам морфея, но заснуть не успел, подошла жена, кутаясь в халат. «Я только - что из душа, замёрзла, пусти погреться», и залезла ко мне под одеяло. Она обняла меня, начала целовать, зажгла меня, и я взял её. Мы любили друг друга долго, кровать скрипела, но никто не проснулся, наверно, все выпили валерьянки. Наконец настал финал. Я взвыл. Жена тихонько рассмеялась, притянула меня за голову, посмотрела мне в глаза. Я обратил внимание, что жена моя снова молодая и красивая. Она поцеловала меня и сказала: - Спасибо, Саша, как я счастлива, что ты жив, что у тебя вся жизнь впереди, порадуйся за нас двоих. Пойду я, милый.
Я пытался удержать её, но она растаяла у меня в руках, теперь в руках у меня была подушка.
Я огляделся. Наступал рассвет, в комнате уже было светло. Прислушавшись к себе, понял, что чувство потери оставило меня, осталась лёгкая печаль и детская радость жизни.
Подо мной почему-то было сыро. Ко мне вернулось прежнее озорное настроение, и я подумал было, что это я наплакал, но потом вспомнил сон. «Поллюции начались. Кажется, рано…» Я откинул одеяло и сел. Подо мной была лужа крови. «Мама!» крикнул я, вскакивая. Крикнул, наверно, вслух, потому что сверху свесилась заспанная всклокоченная голова, уставилась на мою постель, а
– Мама, у меня поллюции начались…
Мама хрюкнула, спрятала лицо в ладонях и расхохоталась.
– Да что здесь происходит?! – ввалился в комнату папа.
– У твоего сына начались поллюции.
Папа увидел кровь, и сказал:
– А у дочки – месячные.
За завтраком стояла гробовая тишина.
Я порывался спросить маму о происшедшем, но мама протестующе выставляла ладонь. Все сидели с каменными лицами и, молча, завтракали.
Меня это слегка обижало, тем более что в трусиках ощущалась прокладочка, что меня смущало.
С подозрением я осмотрел лица, и открыл рот, чтобы спросить.
– Молчи! – сказала мама, - видишь, не все прожевали.
– Мама, я вчера был у гинеколога…
Я, наверно, поторопился, потому, что часть папиного чая оказалась на мне, а за столом раздался гомерический хохот.
– Ты не находишь, что слова «был у гинеколога» звучит несколько…
– Но я действительно у него был, - новый взрыв хохота отбил у меня желание говорить. Я встал из-за стола, чтобы пойти умыться и заменить майку, обрызганную папиным чаем.
– Сашенька, ты что, обиделся? – заволновалась мама.
– Я просто хотел спросить у тебя, как это должно происходить.
– Но не при мужчинах!
– Что нам от них скрывать?
– Хорошо, поговорим об этом вечером. Может, тебе остаться дома?
Я представил, как мама отпрашивает меня: «Моему сыну сегодня нездоровится, можно ему остаться дома?» «А что с вашим сыном?»
«У него менструация»
Мне стало дурно.
– Ну уж нет! – воскликнул я. – Лучше я ещё раз напрошусь на приём! – и скрылся в ванной.
В школе я первым делом попартизанил возле медкабинета и узнал, что
гинеколог ещё принимает, глубоко вздохнул и с лёгким сердцем отправился на уроки.
Мне казалось, вся школа видит моё подавленное состояние. Что все пожалеют и не будут спрашивать болящего. Впрочем, почему болящего?
Состояние моё было превосходным, энергия била ключом, хотелось с кем-нибудь шутливо побороться, что я и сделал с моим бывшим врагом Тимкой, который схватил меня из-за угла. Я уронил его на пол, кто-то напал на меня, Толик напал на напавшего, была бы славная свалка, если бы
не физрук. Он за шкирку поднял нас всех и сказал: - Ага, Денисова-Денисов готов для физкультуры.
– У меня нет формы, – задушено прошипел я. – И вообще, я даже в футбол не играю, врачи запретили.
– А борьбу забыли запретить.
– Про борьбу ни слова… О! Павел Евгеньевич! У вас же связи!
– Что за связи тебя интересуют?
– Хочу заниматься самбо.
– Кто тебе запрещает? Справку о состоянии здоровья, свидетельство о рождении, согласие родителей.
– Справку я могу добыть, но свидетельство мне не подделать.