Откровения Екатерины Медичи
Шрифт:
— От нее пахнет идолопоклонничеством! — отрезала Жанна.
Вопреки изнурению, которое неизменно сопутствовало проявлениям моего дара, я нашла в себе силы засмеяться:
— Вижу, кое в чем ты не изменилась. Я хотела лишь поприветствовать твоего сына и спросить, не хочет ли он сесть с другими детьми. Он ведь, если ты не забыла, наполовину Валуа — эта кровь течет в его жилах благодаря тебе.
И, словно не заметив, как она нахмурилась, обратилась к мальчику:
— Хочешь познакомиться со своими кузенами?
Наварра поглядел на детский стол. Я ожидала, что он откажется, вцепится
— Да, хочу. Можно, матушка? — Он поднял глаза на Жанну.
Что ей оставалось делать? Чопорно кивнув, она во все глаза глядела, как я взяла ее сына за руку — для такого крепкого мальчишки у него были на редкость маленькие руки — и повела к детскому столу. Там я представила его юному Гизу — тот выразительно зевнул, — а затем своим детям.
— Это ваш кузен Наваррский. Он впервые при нашем дворе. Позаботьтесь о нем.
Марго улыбнулась.
— Тебя звать Маргарита, — пробормотал, запинаясь, Наварра, и она решительно замотала кудрявой головой.
— Сказал бы еще — маргаритка! Я не цветок, кузен. Все зовут меня Марго.
— А я — Генрих, герцог Анжуйский! — Мой сын Генрих воинственно вздернул подбородок.
— Ну-ну, — попеняла я, — будь паинькой. Когда закончатся взрослые танцы, вы сможете потанцевать вместе.
— Надеюсь, тебе у нас понравится. — Я заглянула в поднятые ко мне глаза Наварры и вновь ощутила сердцем некое непостижимое родство с этим мальчиком.
Постепенно последствия видения прошли, но остаток вечера я просидела в задумчивости. Юный Наварра неуклюже, но храбро продирался сквозь дебри танца, а Марго вертелась вокруг него, точно проказливый эльф. Вот, думалось мне, принц, которого стоит не упускать из виду.
После свадьбы мы вернулись к безмятежным прелестям Фонтенбло. Могло показаться, что ради венчания моего сына время остановилось и в мире ничего не происходит, но это было не так, что подтвердили последние сообщения кардинала.
Генрих вызвал меня в свой кабинет. Когда я вошла, он сидел за письменным столом, под глазами у него набрякли темные мешки.
— Мария Тюдор умирает. Наш английский посол сообщает, что беременность, о которой она объявила, на самом деле опухоль. Она не слушала своих врачей и целыми днями рыдала из-за Филиппа, так как он покинул ее и вернулся в Испанию, едва только услышал, что она тяжела.
— Бедная женщина. Ей выпала нелегкая жизнь.
— О да, и когда она умрет, нам тоже придется нелегко. — Генрих бросил взгляд на депешу в руке. — Англичане прочат на трон ее сестру Елизавету, хотя Мария держит ее под домашним арестом. — Он невесело усмехнулся. — Елизавета избегла обвинения в участии во всех заговорах против Марии, хотя всем известно, что она открыто исповедует протестантизм. Если она станет королевой, то выступит против нас.
Генрих отбросил депешу и сумрачно глянул на меня.
— Монсеньор говорит, что, как только Мария Тюдор испустит дух, мы сразу же должны предложить Филиппу новую невесту.
У меня потемнело в глазах, а в ушах звучало только одно слово.
— Невесту? — эхом повторила я.
— Да. Если Елизавета Английская займет трон,
В столбе золотистого света вихрились нестерпимо яркие пылинки.
— Екатерина, поверь, если б существовал другой путь, я бы выбрал его. — Генрих вздохнул. — Вот только его не существует. Лишь одна из наших дочерей созрела для брачного ложа.
— Но Елизавете всего четырнадцать, а Испания так далеко!
— Она принцесса. И должна исполнить свой долг, как исполнили его мы. — Он взял меня за руку. — Ты ведь понимаешь, правда?
— Понимаю. — Я кивнула. — Обещай только, что расскажу ей об этом именно я. Она должна услышать это из моих уст.
— Даю слово. — Он поцеловал меня в щеку.
Оставшиеся дни этого года пролетели, словно листья, опадающие перед первой метелью. Коннетабль и его племянник Колиньи, с которым я не виделась уже много лет, были посланы ко двору Филиппа II в Брюсселе для обсуждения условий брачного договора. Вскоре после того до меня дошли слухи, что Колиньи во время путешествия по Нидерландам проявил интерес к протестантской вере.
Я не обратила внимания на сплетни. Все мои мысли были поглощены приближающейся разлукой не с одной, а сразу с двумя дочерьми, ибо кардинал, едва услышав, что Генрих одобрил брак Елизаветы с Филиппом Испанским, не теряя времени предложил отдать другую мою дочь за герцога Лотарингского, родственника Гизов. Я горячо возражала, упирая на нежный возраст Клод, — ей еще не исполнилось одиннадцати. Однако же сама Клод, к всеобщему изумлению, неожиданно проявила живой интерес к идее замужества. Невысокая, пухленькая, унаследовавшая наименее привлекательные черты обоих родителей, она пришла ко мне и заявила:
— Мы с герцогом Лотарингским знаем друг друга с детства. Об ином муже я и не мечтаю.
— Но, дитя мое, откуда у тебя такие мысли — в твоем-то возрасте?
Я смотрела на Клод с печалью и почти суеверным трепетом. Я всегда уделяла мало внимания этой своей дочери и теперь опешила, обнаружив, что она стала почти зрелой женщиной, если не телесно, то в душе.
— Не вижу причины откладывать мою помолвку, — заявила она мне. — Не хочу окончить жизнь, как кузина Жанна Наваррская, женой какого-нибудь принца, который мне будет совсем не люб.
Мне нечего было ей возразить. Доводы ее были здравы, а потому я дала согласие — с условием, что герцог Лотарингский не взойдет с Клод на супружеское ложе, покуда ей не исполнится четырнадцать.
В ноябре умерла Мария Тюдор. Сводная сестра, которую она держала взаперти и едва не обезглавила за измену, взошла на английский трон под именем Елизаветы I.
Через несколько дней Филипп Испанский принял наше предложение о браке.
В январе 1559 года Клод обвенчалась с герцогом Лотарингским. К февралю адмирал де Колиньи и коннетабль добились заключения договора, по которому Генрих отдавал Елизавету в жены Филиппу II, а свою оставшуюся сестру, мою милую Маргариту, — Филиберту Савойскому, одному из союзных монархов Филиппа. Мир с Испанией после долгих десятилетий войны был достигнут, и Генрих, как обещал, позволил мне сообщить нашей дочери о скором замужестве.