Открытая дверь
Шрифт:
Но что Лейла могла поделать! Уж такая была у нее натура. Все, что делала, она делала не обдумывая, от души, без всякого расчета. И в этом была ее главная ошибка, от которой происходили все другие ошибки и неприятности. Если бы Адиля увидела, как ее колотили на полу в передней, она, наверно, пожав плечами, опять сказала бы: «Дура ты, Лейла, дура! Сама виновата… Всегда ты делаешь не так, как нужно. Где нужно промолчать — говоришь, а где нужно сказать — молчишь… Непутевая ты какая-то… Беспомощная…»
— Что же мне делать, Адиля,
Да, она непутевая, слабая, беспомощная, как и мать, которая всю жизнь втихомолку плачет и незаметно вытирает слезы.
— Доченька, что же ты молчишь, когда к тебе обращаются? Открой дверь! Ты ведь умрешь с голоду! — уговаривала из-за двери мать.
— Лейла, открой! — раздался голос Махмуда. — Сейчас папа сюда придет.
Лейла даже не шевельнулась. Только сейчас она заметила, что в комнате стало темно. Но зажигать свет ей не хотелось.
Стук в дверь усилился.
После некоторого колебания Лейла отворила и снова уселась на кровати. Вспыхнул свет. Защищаясь от него, Лейла закрыла глаза рукой.
— Лейла, встань! — услышала она голос матери. — Что ты здесь сидишь? Встань и иди ужинать. Ничего особенного не случилось. Разве тебя не предупреждали? Разве не говорили, чтобы ты не ходила? Почему-то Джамиля осталась… А ты позоришь нас! Ты просто издеваешься над нами!
Лейла отняла руку от глаз и молча смотрела на мать. Вошел Махмуд. Не говоря ни слова, он протянул Лейле стакан с водой. Она сделала несколько глотков. Весь день Лейла ничего не ела и сейчас от воды почувствовала острую боль в пустом желудке…
Мать погладила Лейлу по голове и вышла. Некоторое время Махмуд молчал. Потом откашлялся и отвел глаза в сторону, явно не зная, с чего начать.
— Лейла, ты извини, что так получилось, — с трудом выдавил он из себя. — Я очень… очень сочувствую тебе… Даю тебе честное слово, что я сделаю все, чтобы это никогда больше не повторилось… Честное слово, этого никогда больше не будет.
На глаза Лейлы навернулись слезы. Губы дрожали. Она сокрушенно покачала головой.
— Теперь мне все равно, Махмуд… После всего, что случилось… Сейчас уже ничего не изменишь… Меня можно вообще не замечать. Я же не человек! Я тряпка! Половая тряпка!
Она закрыла лицо руками и дала наконец волю слезам. Она беззвучно рыдала, сотрясаясь всем телом. Глядя на нее, Махмуд почувствовал, что у него самого подступает комок к горлу. Он нежно положил руку ей на плечо.
— Ну зачем ты так говоришь, Лейла? Ты слишком все преувеличиваешь! Не стоит так расстраиваться из-за пустяков.
— Ничего себе пустяки!
— Знаешь, Лейла, — со вздохом произнес Махмуд, — важно, что ты сама уже все поняла. Поняла, что совершила проступок. А раз так, то убиваться вовсе ни к чему!
Лейла сбросила его руку со своего плеча и резко встала:
— И ты… Ты тоже, Махмуд?
— Будь благоразумной,
— А что такое ваше благоразумие? Я ничего в нем не понимаю и не смогу, наверное, понять!.. Вот вы все твердите, что я совершила проступок. Но ведь я же никого не убила, никого не обворовала. Я, как тысячи других девушек, пошла на демонстрацию, чтобы вместе со всеми выразить свои чувства. В этом все мое преступление!.. — Немного помолчав, она с горечью добавила: — Конечно, преступление. Как я могла возомнить себя человеком? Я совершенно забыла, забыла, что я не человек, а девушка… «молодая ханым»!
Лейла истерически рассмеялась.
— Разве не это ты хотел мне сказать, Махмуд?
— Нет, я не говорил и не думал говорить подобные глупости. Ты сама это знаешь. Я с уважением отношусь к женщинам и стою за их равноправие…
— На бумаге? Только на бумаге, не так ли, Махмуд?
— Что на бумаге?
— Все! Все эти красивые слова! А на деле? Достаточно лишь твоей сестре вместе со всеми выйти на демонстрацию, как ее считают преступницей. Она совершила ошибку! Ошибку, за которую должна нести наказание! Расплачиваться своей шкурой!
— Ты не должна так говорить! Успокойся! Я попытаюсь сейчас тебе все объяснить.
Лейла сокрушенно покачала головой:
— Я совсем запуталась, Махмуд! Ничего не понимаю! Где правда, где ложь… Где подвиг, где преступление… Не знаю, кому верить, кому не верить… Что мне делать? Скажи, Махмуд! — вырвалось у нее из самой глубины души, как отчаянный крик о помощи. Она умоляюще посмотрела на Махмуда.
Махмуд растерялся. В душе он сознавал, что она права, он не мог уже отделаться обычными, ничего не значащими словами или просто потрепать ее по щеке. Сестра стала взрослой, гораздо более взрослой, чем он предполагал.
В дверях появилась мать с подносом в руках.
— Поешь немножко, доченька… — умоляюще попросила она. — Поешь — и тебе станет легче, ей-богу! Я понимаю, тебе тяжело. Но ты съешь что-нибудь!
Лейла будто не слышала ее, она по-прежнему не сводила глаз с Махмуда в ожидании ответа. Махмуд еще больше растерялся.
— Ты лучше в самом деле съешь что-нибудь, — покровительственно посоветовал он. — Потом поговорим.
Лейла закрыла глаза и отвернулась. Затем спокойно сказала:
— Оставьте меня.
Мать вопросительно посмотрела на Махмуда. Тот, пожав плечами, кивнул на дверь: что, мол, с ней поделаешь, лучше давай выйдем. Уже в дверях он встретился взглядом с Лейлой… И вдруг Лейла поняла, что он так же несчастен, как она.
Оставшись одна, Лейла встала, погасила свет и опустилась в кресло. К еде она даже не прикоснулась.
В дверь осторожно постучали. Снова постучали, на этот раз настойчивее. Лейла не отвечала. Дверь приоткрылась, и вошел Ассам.
— Можно к тебе? — смущенно спросил он.