Отпускай
Шрифт:
— Симпатична? — Фастер почувствовала, как все внутри сжалось. Как тут же потемнело в глазах, а сердце, казалось, пропустило один удар.
Силуэт человека в белом халате расплывался. Мужчина. Мужчина-врач, с которым Эмма познакомилась. Симпатична? Симпатична… в том самом смысле?
Ему нравятся восьмиклассницы? Кактусы? Воздуха в легких не хватало. Холодели ладони, а затем покрывались влажной пленкой нервного пота. Только что он трогал её голой, а теперь говорит, что симпатична? Сами собой дрожали губы. И тут же из недр подсознания выплескивались воспоминания о прикосновениях Нейта. Совсем других. Совсем не вдумчивых, разрозненных,
Картонно. Но не так, как доктор Даглас.
— И-извините. — Девушка нервно сглотнула. — Я не знаю, просто…
— Все в порядке. — Мужчина весело улыбнулся и развел руками. — Это ни к чему тебя не обязывает, и я ничего не жду, правда. Просто позволь мне… помочь тебе. Просто помочь, хорошо? А дальше ты сама. И ты не обязана будешь благодарить меня потом ответной симпатией. Сейчас желание что-то дать тебе — мой внутренний порыв. И я ничего за него не жду. Просто прими его и не убегай, ладно? В конце концов, каблуки… хотят, чтоб вы их покорили. — Он склонил голову, и вновь за бликами стали видны его мутные, болотные глаза, как у манекена. Даглас едва заметно подмигнул.
— Ладно. — Тяжело дыша, Эмма уставилась ему в лицо.
— Одевайтесь. Мне нужно отойти на пару минут, но я вас запру. Будет не очень приятно, если кто-нибудь войдет в неподходящий момент. — Молодой человек поправил очки. — Хорошо?
— Д-да. — Все еще с трудом осознавая, что сейчас произошло, Фастер кивнула. Врач махнул ей рукой, снял перчатки, и стремительно вышел. Из замочной скважины послышался тихий щелчок.
Оказавшись в темном, как нора, коридоре, Даглас едко прищурился. Улыбка сползала с лица, словно краска со старого, облысевшего забора. Взгляд становился сосредоточенным и насмешливым. Он резко выдохнул, и пошел вперед, нервно пощелкивая ручкой в глубоком кармане.
Она верила всему, что он говорил, и его это забавляло. Милая, наивная Эмма. Такая наивная, что врач ощущал тяжелое, больное возбуждение. Завтра он скажет, что для диагностики мышц ей нужно ввести в анал зонд, а она, должно быть, шарахнется, но нехотя кивнет. Ляжет на кушетку, и раздвинет ноги.
Куколка. С бледными, тонкими ручонками, неловкими движениями, и подозрительным взглядом. С длинными ресницами и обворожительными, красными, болезненными губами. Что ни на есть… куколка. Может ли быть что-то более идеальным? Даглас безумно улыбался. Ему казалось, что нет. Столько лет ожиданий… ради того, чтобы она, однажды, просто пришла к нему на процедуры. Подлечить больные руки и ноги, чуть-чуть улучшить свое положение и состояние.
Куколка с разбитым сердцем.
«Ты мне очень нравишься, Эмма» — с улыбкой повторял он. Сказал то, что нужно было сказать. Она хотела услышать, что врач не будет ждать ответной симпатии, и он сказал это. А она? Поверила? Ему хотелось смеяться с этого, но вместо смеха Даглас с нежностью смотрел куда-то вглубь коридора. Разве не прелестно, что поверила? Хотя и наивно, все равно прелестно.
Просто идеальная пациентка. Настолько, насколько это вообще возможно.
«Тоска по бывшему тебя быстро отпустит» — продолжал бубнить врач. «Потому что зонд — это не только страшно, но и приятно. Вряд ли ты будешь в этот момент думать о ком-то, кроме меня»
Он резко остановился, и дернул на себя темную,
Ладонь плотно сдавила горячий ствол. Пальцами мужчина чуть-чуть начал двигать на нем кожу, безумно скалясь в полумраке над белым унитазом. Где-то позади капала вода, тек кран.
Приятно. Хотелось сдавить сильнее. А еще хотелось сдавить руками грудь своей наивной пациентки, и зажать меж пальцами плотный сосок. Хотелось раздвинуть в стороны половые губы, и сказать: «ты же хочешь расслабиться, правда?».
Рука рефлекторно скользила по твердому члену. Возле уретры собралась капля прозрачной жидкости, которая чуть-чуть стекала вниз. Молодой человек склонил голову, жарким становилось все тело. Хотелось разрядки. Перед пустыми, болотными глазами мелькали кадры, как она могла бы… неловко раздвинуть перед ним ноги, развести ягодицы в стороны. Лечь, и спросить: «я правильно делаю? Так нужно, да?»
Он стиснул зубы, тяжело выдохнул, и раскрыл глаза. Из члена брызнула белая, вязкая жидкость, которая стала волнами вытекать наружу, капать на воду в унитаз. Тело охватывало низменное, больное удовольствие, все вокруг плыло.
Ходячая куколка. Прямо как та, с какими Даглас привык работать, только живая и говорящая. Милая, неловкая, грустная. То, что нужно.
Еще рано пересекать черту, она может исчезнуть в тот же момент. Еще рано что-то говорить ей, потому что печаль предательства ест её изнутри. Только врачу казалось, что время лечит лучше всяких таблеток. По крайней мере, душевные травмы.
Время и зонд.
Главное — убедить, что он ей необходим.
Это больно
Сперва сарафан казался холодным, но быстро согревался от тела. Сквозь плотные жалюзи просвечивался свет, и белыми полосами падал на пол. Вскоре за дверью послышались шаги, а вместе с ним тихие, но оживленные голоса. Судя по всему, доктор возвращался.
Ключ в замочной скважине провернулся несколько раз. С бессменной улыбкой Даглас вошел, а следом за ним зашел еще один высокий, чуть взлохмаченный врач. Тоже улыбался, но резко замолчал, увидев в кабинете девушку. Губы иронично поджимались, но тут же ирония сменялась снисходительной вежливостью:
— Доктор Даглас, вы запираете пациентов, чтобы они от вас не сбежали? — Молодой человек поправил очки, за которыми скрывались тусклые, серо-голубые глаза.
— Конечно. — Майрон прищурился. — Ведь мои пациенты бегают лучше всех, вы забыли? Быстрее только те, кто лежат в травматологии. Их нам не победить.
— Я так и подумал. — Незнакомец подошел к Эмме, и нагнулся над ее лицом.
Она вытаращилась, и сдвинула брови. Заметно отросшие, пыльно-русые волосы, что практически доходили до подбородка топорщились так же, как у Дагласа. Складывалось впечатление, что врач не так уж и часто озадачивался тем, чтобы расчесываться, да и вообще не часто смотрелся в зеркало. Однако, пах приятно. Какими-то медикаментами, и чем-то сладким. Возможно, мучным. На правильные черты лица падала тень, а губы растянулись в премилой улыбке.