Отпускай

Сурмина Ольга

На первое время этих вещей должно было хватить. Зима еще далеко, а когда её время наступит, Нейт уже должен будет смириться с отъездом «сестры». Смириться, и отдать ей зимние вещи. В конце концов, рано или поздно психоз «брата» сойдет на ноль. Отношения можно будет поддерживать на уровне родственников средней дальности.

Нос опух и покраснел от слез, голос звучал гнусавым, даже шепотом. Почему-то болело горло, розовые полосы на щеках никак не хотели вытираться.

Она всегда, несмотря ни на что пыталась быть сильной. Иногда получалось. Иногда нет. Наперевес с пакетами Фастер вышла из швейной, и тихо, очень тихо стала пытаться стащить их вниз. Тяжелее,

чем кажутся, тяжелее, чем она располагала. Стоило, как никогда быть сильной.

Снизу послышался говор, отчего Эмма внезапно застыла. Нейт разве не должен быть на работе? Разве не ушел? Или, вдруг, вернулся?..

«Я видела, как она рылась в твоих вещах» — раздавался женский голос внизу. «Она сказала, что ты оформил на нее завещание, уже давно, а мне ничего не светит. И что я скоро окажусь на улице. Нейтан, это правда? Ты ей все оставил?». Интонация казалось нарочито-шокированной, с придыханием, словно девушка вот-вот готовилась упасть в обморок на мягкое кресло. «Она хочет, чтобы я убралась отсюда. Нет, это не может подождать пару дней, черт, хоть на один мой вопрос ответь!!!» — судя по всему, Белита говорила по телефону. «Да, возвращайся, все решим. Это не может ждать до вечера. Твою мать, мистер Штайнер, я беременна!!»

Эмма отшатнулась. В каких еще вещах она, со слов Бел, рылась? Какое еще завещание?

В глазах темнело. Боль в горле все усиливалась.

Сахарная кукла

Привычно шумела листва. Правда теперь, вместе с этим звуком раздавался сильнейший шум воды. Штайнер часто приезжал сюда. Намного чаще, чем оно того стоило, но приезжал и ничего не мог с собой сделать. Безумным взглядом смотрел на огромное, бетонное сооружение с автомобильного моста, приглядывался, настраивал бинокль. За этот проект ему заплатили очень много. Настолько, что он мог бы считать плотину венцом своей недолгой карьеры.

Но не считал. Влажный воздух было тяжело вдыхать, и вместе с этим от пыли хотелось щуриться. Отвратительное сочетание, словно прямо сейчас Нейтан дышал тем самым мокрым бетоном. Слегка поднимался от ветра распахнутый, серый, льняной пиджак. Глаза скользили по черной воде, на которой, местами, отражалось небо. Белесое и туманное, как обычно. У берегов на гладь смотрели бирюзовые травы и тяжелые раскидистые кроны. Его работа закончена, но он все равно сюда приходил. Говорил себе, что, мол, чтобы удостовериться. Однако делал это только тогда, когда чувствовал огромную, всеобъемлющую пустоту. Горечь. Боль.

Грудную клетку изнутри раздирало самоотвержение. Злость, которая перерождалась в печаль, и обратно. Его в очередной раз оттолкнули, хотя он просто старался заботиться. Очень старался, как всегда. Неужели даже за это Нейт не заслужил, чтобы его обняли?

Да, он оступился, сейчас он прекрасно понимал это. Разрушил хрупкий, нежный мир, который в свое время так хранил под крышей своего дома. Разрушил, думая, что поступает правильно. Правильно… хотя бы в отношении себя. Своих базовых потребностей любить и иметь семью, как и все люди. Женщину, которую он полюбил бы романтически, так, как приятно.

Однако, что-то… не любилось. Не любилось, и все тут. Иногда Штайнер замечал, что за это он позволял себе срывать на Белите злость, словно она в этом виновата. Она что-то делает не так, и Нейт ничего не чувствует. Однако, извиняться не приходил. Не чувствовал внутреннего порыва делать это, Кин всегда приходила мириться первой, а он великодушно кивал.

Эмма никогда не приходила мириться первой. Словно последствия их ссор были новой нормой

отношений, а не временным помутнением одного из них. Огромными, печальными глазами смотрела, но мириться не приходила, будто бы безропотно принимала ту самую новую норму, и готова была уйти. Не подходить больше, не лезть, не прикасаться, раз Нейт так сказал. Обыкновенного смирения в ней было столько, что даже раздражало. Казалось, если однажды она упадет в воду, то тут же камнем пойдет вниз, потому что заранее смирится с тем, что утонула. Штайнер не был в этом уверен, но чувствовал что-то подобное. В этом отношении ему хотелось ошибаться.

Так или иначе, если на неё накричать, или рявкнуть, Эмма никогда больше не подходила. Затем очень долго прощала, и привыкала снова, когда Нейт с угрюмым лицом возвращался, что-то бубнил, чем-то пытался угостить. Поэтому до встречи с Белитой мужчина не повышал на подругу детства голос. Не спорил с ней, и даже ни о чем не просил. Не позволял себе никаких спорных моментов, чтобы она не избегала, вдруг, и не отворачивалась.

Стал позволять, когда это, вроде как, потеряло смысл. Обидится, ну и что? У него теперь другая женщина, другая жизнь. Должно было стать немного более все равно, если Эмма отстранится. Это даже пошло бы, в какой-то мере, на пользу.

Не стало.

По-прежнему больно, по-прежнему рвет душу. Хочется, чтобы все было как раньше, хотя это желание должно было исчезнуть. Не исчезало.

Он понимал все, что случилось, даже если немного скомкано и отрывочно. А когда понимал полностью, приходил в ужас. Сейчас ему хотелось, чтобы его, хотя бы, обняли. За старания, за заботу, за любовь, хотя и в странной, искаженной форме. Другой любви он сейчас позволить себе не мог. Однако, его жестко отталкивали.

Раньше, чтобы почувствовать это, ему было достаточно отжать пирожки у некоторых несчастных в детском доме. Или игрушки, или что-нибудь еще. Принести их, улыбнуться, и сказать: «я все уладил». «Я договорился, теперь это твое». Но теперь они больше не дети. Давно. Сколько тысяч пирожков ему принести сейчас, чтобы ощутить, что он все еще нужен?

Чтобы ощутить, что не все потеряно?

Что она все еще его любит. Хотя бы чуть-чуть, хотя бы как человека. Сколько нужно пирожков, чтобы заслужить любовь?

Капли воды летели в разные стороны, пачкали влагой листья высокой травы. Мерзкое место. От одного вида этой плотины Нейтана тошнило, а он все равно сюда приезжал. Смотрел с моста вниз, и думал. Разглядывал покрытие из профессионального бинокля.

В какой-то момент молодой человек слегка вздрогнул. Слева, из-под толщи воды по бетону ползла светлая, едва заметная трещина. Все внутри похолодело, сердце, казалось, пропустило удар. Не помня себя, Штайнер ринулся к припаркованному на обочине такси, влез в машину спереди и рявкнул: «к муниципалитету, сейчас!».

Давно стоило купить машину. Однако Нейт все откладывал…

Вереск качался под порывами встречного ветра, мимо окон мелькали далекие, миловидные коттеджи. Превосходная деревенька. Купить тут дом — неплохая затея, но зачем, когда у него уже есть свой, в черте города? Разве что, в подарок…

Вспомнив неуклюжую встречу в этом месте, Штайнер фыркнул. Никаких подарков. Есть на этом свете только один человек, которому, по просьбе, он бы мог купить что-то такое. Мог бы, если бы этот человек умел хотя бы немного обслуживать хоть какую-то недвижимость. С другой стороны… зачем ей это уметь? У нее же есть он. Мало того, что ответственный и заботливый, так еще и генератор пирожков со случайной начинкой.