Отпускай
Шрифт:
Сердце упало куда-то вниз, когда девушка ощутила у себя на губах чужие губы. Сырой, как вкус дождя, поцелуй, горький и тяжелый. Его язык протискивался в рот, горячий. Отвратительно знакомый вкус, запах. Едва ощутимое касание ровных, острых зубов, легкое покусывание. Глаза закатывались под верхние веки, тремор все усиливался, сил отпихнуть не было. Жгло ссади на коленях, хотелось кашлять.
«Я люблю тебя» — доносилось рядом. Послышался звук открывающегося зонта, шуршание пакетов. «У тебя жар, ты заболела». «Мы идем домой».
Разлепить глаза не получалось,
«Навеки со мной» — шумела вода.
* * *
От окон поднимались гардины. Мертвый свет расползался по коридорам дома, иногда все еще вспыхивали молнии. Щелкнул замок входной двери, и тут же послышались удары холодных капель о пол. Скрипнул зонт. «Вот мы и дома» — раздался тихий голос.
Он небрежно бросил пакеты у входа, туфли упали рядом с ними, один из них отлетел чуть в сторону. Штайнер враждебно на них покосился, но тут же прикрыл глаза. Туфли, они ей не нужны.
Ей не нужно то, что её травмирует.
Калечит. И туфли, как ему казалось, были одним из таких вещей. Она великолепна и без них. Не каблуки красят её, а она красит каблуки. Зачем это нужно?
Холодное тело безучастно висело у него на руках, иногда издавало какие-то странные, разрозненные звуки, стоны. Временами, пыталось импульсивно шевелиться, но тут же обмякало. Стоило переохладится, и у Фастер моментально подскакивала температура, начинался кашель, бронхит, бывало даже бред. Девушка с детства не могла похвастаться хотя бы средним иммунитетом.
Такой же мокрый и холодный, Нейт понес её в ванную на первом этаже. Он уже не помнил, когда болел в последний раз, возможно, не в этом десятилетии. Всегда переносил недуги очень легко, на ногах, никогда не пропускал работу или пары, никогда не брал больничный.
Внезапно Штайнер замер, и раздраженно поджал губы. На самом деле, помнил, один раз было. Но это сильно выбивалось из представления об идеальности собственного здоровья, так что мужчина предпочитал не вспоминать этот эпизод.
Из крана хлынула теплая вода, блики света играли на белой кафельной плитке. Эмму нужно помыть, завернуть в полотенце. Обработать ранки, померить температуру, погреть. Она наконец-то в нем нуждается. Сейчас… она не справится без него. Он нужен. Необходим. От осознания этого факта ему было хорошо.
С тяжелой улыбкой Нейт отдирал от женского тела прилипший сарафан. Не увидит он её голой, ну конечно. Горячие руки скользили по мокрым ребрам, задирали белье, сминали в ладонях бледную грудь, пока девушка что-то невнятно бормотала, хмурилась. Снимал ей трусы, бросал все на пол. Поглаживая бедра, погрузил в теплую воду. Взгляд скользил
«Я очень соскучился» — вдруг тихо, неловко, отстраненно сказал он, но тут же засуетился и взял душевую лейку. Промерзла, поранилась. Ей плохо, больно, одиноко. Что-то там хрипит себе под нос, не может открыть глаз. Как это вышло? Как до такого дошло? «Любимая» — повторял он одними губами. «Любимая, все будет хорошо, все наладится». «Я всегда буду с тобой, что бы не случилось. Всегда».
Через пару минут мужчина разделся сам и шагнул под горячий душ, который смывал остатки дождевой воды. Ванную заполонял пар, мутнело широкое зеркало. Иногда Нейт кидал на него взгляд, но вместо собственного отражения видел только расплывчатый силуэт.
Казалось, от него прежнего и вправду оставался только силуэт. Что теперь будет?
На мокрое тело Штайнер накинул теплый белый халат, затем стал осторожно заворачивать в полотенце свою… свою. Кто она ему? Можно ли назвать сестрой девушку, которую облапываешь и называешь любимой? Можно ли назвать невестой, если нет даже отношений? Ничего нет. Ничего не осталось.
Он пытался отринуть эти мысли. Все равно есть их дом, их прошлое. Близость. Кубик Рубика. Оно никуда не делось, от этого невозможно избавиться. Невозможно, даже если Эмма захочет. Снова вместе, снова он ей нужен. Так было и так будет.
Теплая. Рвано, тяжело дышит, на бледном лице от жара краснели щеки. Дрожали ресницы. Через какое-то время она начнет приходить в себя. Будет, возможно, брыкаться, отворачиваться. Но пока что просто смирно лежала, и ресниц хотелось коснуться пальцами. Когда-то Фастер каждый день признавалась ему в любви. Он был в её глазах самым лучшим, и, даже если сейчас это не так, Нейт таким станет. Никогда не поздно стать лучше. Не поздно же?
Скрипнула дверь пустой спальни. В прошлом Эмма грезила о кровати с балдахином, и вот, она у нее есть. Большая, широкая, теплая. С мягкими подушками, хрустящим от чистоты бельем. Её кровать. Их совместная, как и дом. Как и все вокруг.
Штайнер аккуратно положил девушку на кровать и накинул сверху одеяло. Затем отошел, начал копаться в ящике придверного комода. До сих пор вспыхивали молнии, освещая всполохами тусклое пространство комнаты. Молодой человек вынимал оттуда какие-то пузырьки, которые чуть звенели, ударяясь друг о друга. Ватные диски и довольно прочный бинт.
Нейт странно улыбался, проваливаясь в воспоминания, однако улыбка тут же сходила с лица, и меж бровей проступала морщинка. Любимые ножки любимого человека, которые много дней тиранили каблуки, по которым прошелся наждак мокрого асфальта. Мужчина присел напротив них, и чуть отодвинул одеяло. Покрасневшие, воспаленные, со ссадинами на мягких пятках. Пахли душевым цветочным мылом.