Отпускай
Шрифт:
— Хочешь сказать, моя мама хотела ребенка от мужчины-инвалида? — Девушка затаила дыхание. Казалось, она была восхищена, и при этом недоумевала. Одновременно.
— Да, вполне вероятно. Что тебя удивляет? Может, я буду звучать, как отбитый романтик, но сила любви она такая. Мало того. Вполне вероятно, Элла оценивала риски и знала на что идет, ведь ты, Эмма, — девочка. Как ты появилась? Возможно, ЭКО. С учетом специфики заболевания у твоей мамы были основания полагать, что дочь родиться здоровой. Просто тебе… не повезло.
Редкие
Ей сложно было комментировать свое рождение. Кто знает, через какие муки пришлось пройти писательнице, чтобы получить желанного ребенка. Дочку, и, по иронии, скончаться на родильном столе. Когда Эмма думала об этом, уголки губ начинали дрожать. Как бы сложилась её жизнь, если бы мама выжила?
Как бы сложилась жизнь отщепенца Нейта?
От этого вопроса у девушки по спине ползли странные мурашки. Когда-то он увидел в ней «свою». Человека, которого не примут в приемную семью, который может собрать кубик Рубика, и понять простые книжки по прикладной физике. Кем бы Штайнер стал, если бы рос в одиночестве? Ради чего жил бы?
Фастер с грустью уставилась себе под ноги. Возможно, стал бы жестоким, отбитым мизантропом, социопатом, карикатурным злодеем из детективных фильмов. Кем-то, кого общество презирает и боится. Человеком, разочаровавшимся в мире, без намека на эмпатию и сострадание, за то с намеком на сильный эгоцентризм. Если бы ему не о ком было бы заботиться… некого любить, он любил бы себя. Только себя, и никого больше.
Эмма печально усмехнулась. Если бы она, после детства и юности с мамой… встретила такого Нейтана, то влюбилась бы? Ей казалось, что… держалась бы подальше. Обходила бы стороной, и с трудом выдавливала из себя даже простое приветствие. Однако, то была бы уже другая Эмма. Которая не имела бы инвалидности, а только лишь небольшую особенность мышц. В таком мире… их с Нейтом истории просто не было бы.
— О чем думаешь? — Доктор поднял брови, от его голоса попутчица слегка вздрогнула. — О маме?
— Вроде того. — Она натянуто улыбнулась. Дождь все усиливался.
Невысокие, светлые многоэтажки сменяли друг друга. Мокли от ливня, город словно пропах сыростью и мокрым кирпичом, запах которых слабо напоминал глиняный. Силуэты домов казалось светлыми на фоне мрачных облаков, ветер гулко выл за окном. Даже в салоне становилось прохладно.
— Не нравится мне это. — Даглас тяжело вздохнул, включая кондиционер на отопление. — Гидрометцентр обещал непогоду, но не в таком масштабе. — Мужчина обвел взглядом гнущиеся деревья. Шторм срывал с них ветви и листья, уносил куда-то в сторону, вглубь города. У бегущих прохожих вырывало, выворачивало зонты. Люди пытались прятаться.
— Да, как-то
Вскоре показался весьма высокий, широкий, бежевый дом на одиннадцать этажей с длинными узкими окнами. Огороженный кованным забором, скорее декоративным, нежели с функциональным смыслом. Вода заливала уютные детские площадки, ручьи стекали возле шин автомобилей. Периодически срабатывали сирены. Молодой человек, мягко касаясь руля, въехал в открытые ворота, затем быстро свернул на парковку. Остановился на одном из немногих свободных мест.
— Вот мы и дома. Добежим до подъезда, и порядок. — Майрон с грустью осмотрел собственное одеяние. Был бы пиджак — мог бы дать. А свитер… вряд ли она оценит.
— Твой какой? — Эмма прищурилась. На темных железных дверях висели крупные керамические цифры.
— Третий. — Врач раздосадовано вздохнул, глядя на толщу вертикальной воды, которая разделала машину и здание.
Резко раздался скрип кованных ворот. Их раскачивал ветер, шумели от капель крупные петли.
— Ладно, идем. — Эмма сдвинула брови, затем, зажмурившись, раскрыла дверь салона и вылезла наружу.
На кожу моментально обрушился холодный ливень. Мочил сарафан, заставлял его прилипать к телу. Пальцы рук тут же побледнели, начали стучать зубы.
От удивления врач, на мгновение, завис, затем тут же вылез следом. Хотел предложить сходить в дом за зонтом и ветровкой, а гостья пока подождала бы его в машине, но у той был иной подход на проблему непогоды. «Тебе только простуду пролечили, куда ты?!» — закричал Даглас, но голос утопал в шуме падающей воды. Двое побежали в сторону третьего подъезда, хлюпая ногами по бесчисленным лужам на мокром асфальте.
Врач достал из кармана крупную связку ключей. Магнитный замок мерзко пикнул и открылся, впустив людей внутрь, в темное, бетонное помещение с длинными, узкими лестницами. На площадке угрюмо возвышались черные двери. Холодно. Мокрую кожу стали покрывать неуютные мурашки.
— Эмма, нельзя так. — Майрон скрипнул зубами. — Опять температура будет. Не хочу читать нотаций, как твой «братец», но впредь будь осторожнее.
— Я в норме. Не думаю, что от пробежки в пятьдесят метров что-нибудь будет. — Её взгляд казался каким-то подозрительным.
— Прими у меня горячий душ. — Врач кивнул на лифт, затем подошел к дверям и нажал круглую темную кнопку.
Она молча смотрела под ноги. Ощущала, что в лифте укачивает, но пыталась не обращать на это внимания. Гипнотизировала угрюмым взглядом светящуюся цифру «десять»: Даглас жил на десятом этаже.
Мужчина так же отстраненно глядел на раздвижные двери. С мокрых волос капала вода, а свитер так же прилип к телу, как и сарафан Эммы. Когда лифт издал тихий высокий звук, доктор картонно улыбнулся, и вновь достал ключи.