Отпусти меня
Шрифт:
— Ты там осторожнее, — посоветовал Витя, открывая передо мною входную дверь, — Если что зови. Я в гараже буду.
Благодарю его коротким кивком и, не разуваясь, иду по красивой бежевой плитке, звонко цокая каблуками.
Красивый дом. Богатый. Но какой-то бездушный.
Идеальная, практически стерильная чистота, подсказывала, что в доме почти никто не живет.
Одинокое место…
Двигаюсь мимо лестницы, гостиной и дальше на неясный шорох и звон. Замираю в дверях огромной, невероятно красивой кухни
Он сидит за столом, опустив взъерошенную светловолосую голову на сцепленные в замок руки, рядом на столе стоит бутылка водки и стакан.
Услышав мои шаги, тяжело поднимает голову и смотрит сначала с удивлением, а затем… с облегчением?
— Ты пришла, — чуть заплетающимся голосом говорит он и смотрит с какой-то жадностью.
— Пришла, — выдыхаю я, понимая, что весь боевой запал пропал.
Владимир Иванович указывает рукой напротив себя.
— Присаживайся. Водку будешь?
— Нет, — отрицательно качаю головой я и осторожно сажусь на мягкий стул, — Я за рулем.
Он пожимает плечами, наливает из бутылки полрюмки и махом опрокидывает в себя, даже не морщась.
Мой взгляд цепляет легкую небритость, мятую футболку. Непривычно видеть его такого домашнего, неопрятного, разбитого.
Интересно, по какому поводу он так набирается с обеда?
Хотела спросить, но не успела.
В дверях появилась девушка. Молоденькая, с длинными темными волосами. Если судить по ее потрепанному виду, то у начальника была довольно бурная ночь. Она мнется в проеме, словно чего-то ждет.
Мой взгляд опускается на ее ноги в шикарных босоножках на нереально высокой шпильке. Красивая…
Где-то внутри царапается кошка-ревность, но тут же сворачивается мурчащим клубком, просто любопытно вытягивая шею. Этот мужчина не наш.
— Ну, я пошла? — нетерпеливо и одновременно смущенно произносит девушка и Владимир Иванович встает из-за стола, а затем уводит ее, видимо, чтобы проводить.
Хлопает входная дверь, и я невольно наблюдаю за незнакомкой в окно. Идет она торопливо, на ходу запихивая что-то в сумочку.
Деньги — догадываюсь я, и от разлившейся горечи во рту мгновенно хочется принять предложение начальника — ополовинить бутылку водки.
Между тем хозяин дома возвращается и, деловито щелкнув электрическим чайником, спрашивает:
— Чай?
Я киваю, лихорадочно соображая, как начать разговор, но он облегчает мне задачу, в присущей ему повелительной манере говоря:
— Мне казалось у тебя сегодня встреча с налоговиками.
— У меня уже была сегодня встреча…со следователем из ОБЭП и, — я поднимаю на него глаза, — И у меня к тебе вопрос: чего ты всем этим добиваешься?
Он на мгновение застыл с пачкой чая в руках, и в глазах его мелькнуло удивление, но меня это не остановило, и я ядовито зашипела:
— Чтобы я сама к тебе
Владимир Иванович продолжал на меня молчаливо и тяжело смотреть. Это окончательно сорвало последние тормоза. Видимо, даже мои нервы оказались не стальными.
— Так я раздвину, не вопрос! — делаю два шага по направлению к нему, хватаю за руку и кладу ее себе на талию, — Если такова цена спокойствия моей семьи, то я готова.
Пачка с чаем летит на пол, и мужские пальцы больно впиваются в мышцы спины, притягивая к нему еще плотнее. Лицо Владимира Ивановича оказывается очень близко, и меня обдает стойким перегаром.
Что же я творю?
Короткий всхлип — преддверие слез срывается с губ и тело наливается тяжестью, каменея в его объятиях, а мужчина смотрит на меня странно, словно впервые увидел или разглядел нечто недоступное ранее его пониманию.
Он резко с силой отталкивает меня и, не удержавшись на каблуках, я лечу на пол, больно ударившись бедром.
— Ты за этим, блядь, пришла?! — рычит он, даже не делая попытки помочь мне подняться, — За деньгами?
Я издаю истерический смешок.
— А разве не за этим вы с Верочкой меня подставили?
На его лице отражается откровенное непонимание ситуации. Такое невозможно подделать. Да и незачем.
Владимир Иванович, видимо, сделал из моих слов свои какие-то не слишком трезвые выводы. Вернувшись за стол к своей любимой бутылке, он хлебнул водки прямо из горла, со свистом выдохнул и, подняв на меня ненавидящий взгляд, приказал:
— Убирайся!
Я с трудом поднимаюсь на ноги. Тело будто налилось свинцом.
— Почему ты столько пьешь? — спрашиваю, подбирая с пола свою сумочку.
Он опускает голову на руки и хрипло отвечает:
— Потому что некому отобрать бутылку, — и снова подносит алкоголь ко рту.
Ко мне приходит понимание — он стал одинок. Раньше бутылку отбирала Ольга.
Чувство жалости теснит грудь, и я уже почти протягиваю руку, чтобы сделать то, о чем, возможно, пожалею потом, но злобный рык заставляет меня сначала вздрогнуть, а потом отпрянуть.
— Я сказал тебе — убирайся! И чтобы я больше тебя в своей жизни не видел! Ненавижу суку!
Спотыкаясь, вылетаю на крыльцо дома, останавливаюсь, чтобы перевести дух и понимаю, что плачу.
— Маш? Маш, с тобой все в порядке? — из-за угла дома выходит взволнованный Витя.
Я вытираю дрожащими руками щеки и делаю несколько глубоких вдохов.
— Да. Теперь уже все нормально.
Витя еще что-то хотел сказать, но я не стала слушать, и пошла к своей машине. Только там оказавшись, можно сказать, на своей территории, упокоилась и поняла, что теперь совершенно не знаю, что мне делать.