Отрада
Шрифт:
«Как она испужалась нынче», — подумал он с мягкой усмешкой.
Она и правда была белой, что полотно, когда окончился их суд. У нее тряслись руки, и глаза были на мокром месте, и ничто в ней не напоминало девчонку, которая не побоялась заговорить с воеводой при всем честном народе.
Он не успел и шагу ступить, когда услышал шум и возню на крыльце. И тут же распахнулась дверь из сеней, и на пороге появился один из двух кметей. Ничуть не смущаясь повисшей в горнице тишины, он нашел взглядом
— Воевода желает тебя видеть, кузнец.
Он мрачно кивнул и направился к дверям, уловив краем глаза какое-то движение сбоку. Желание воеводы не сулило ничего хорошего, но отказать ему он не мог. Лишь задумался, далеко ли придется идти, ведь не мог же после суда поединком остаться воевода в избе старосты.
В сенях жестокий приступ боли скрутил его едва ли не до судороги, но почти тотчас он почувствовал прикосновение через рубаху прикосновение прохладных ладоней.
— Тише, тише… — донесся до него ласковый голос.
Открыл глаза и увидел лицо Отрады с закушенной губой.
— Я с тобой пойду, — сказала она упрямо.
— Нет, в избе будь, — прохрипел Храбр кое-как, когда сызнова смог говорить.
— Нет, — она мотнула головой и даже взгляда не опустила. — Я тебя одного не оставлю…
— Ты меня слушаться должна, — хотел сказать грозно, а вышло едва ли не с тщательно скрываемым восхищением.
Щеки у Отрады все-таки покраснели, но она пересилила себя и сверкнула дерзкими, зелеными глазами.
— А вот как станешь мужем — так и буду слушаться… быть может…
Он бы все-таки нашел верные слова, чтобы заставить ее вернуться в избу, но, оказавшись на крыльце, уразумел, что уже поздно: воевода верхом на жеребце дожидался его со стороны тропинки, ведущей от леса в кузню.
Вот и нашелся ответ на вопрос, далеко ли ему идти.
Делать было нечего, и Храбр, напоследок окинув Отраду хмурым, грозным взглядом, молча сжал ее ладошку и повел за собой к воеводе. Она же, хитро блеснув глазами, послушно пошла у того за спиной.
— Здрав будь, воевода, — Храбр поклонился ему первым, и мужчина как-то непривычно грузно и тяжело спрыгнул с жеребца на землю.
На Отраде он задержал взгляд дольше, чем на кузнеце, и это тому особенно сильно не пришлось по нраву.
— Я знал твоего отца, — сказал воевода, и сперва Храбр не уразумел, отчего тот завел такую беседу, ведь все об этом ведали.
Но когда он выпрямился, то увидел, что воевода говорил с онемевшей Отрадой. Она глядела на мужчину широко раскрытыми глазами и не могла в ответ вымолвить ни слова. Настолько услышанное ее поразило.
— Я хотел сперва потолковать лишь с тобой, — воевода повернулся к Храбру. — Но коли ты привел с собой невесту, скажу и ей. Драгоценные камни, за которыми охотился твой вуй, не его первым лишили
Ослабевшая ладонь выскользнула бы их пальцев Храбра, коли б он не поспел ее перехватить. Отрада, покачнувшись, привалилась к его плечу. От ее бледного лица отлила вся кровь, и лишь глаза выделялись нынче на нем.
Воевода же хмурился.
— А после они исчезли из терема, а вместе с ними — один из кметей. По имени Бус. Его искали тогда. Крепко, долго искали. Княжич так и не смог смириться с потерей драгоценностей, к которым так рвался. Мы все мыслили, что камни Мары-Морены завладели и его разумом. Что он забрал их из жадной алчности…
Не выдержав, Отрада всхлипнула и покачала головой. Не владея собой, она поспешно перебила мрачного, хмурого воеводу.
— Нет, нет! Батюшка их схоронил и даже не говорил про них никогда! Он жил бедно, но честно, и…
— Тише, дитя, — суровый воевода смягчился. — Я уразумел это, когда выслушал рассказ твоего вуя. Ведаешь ли ты, где Бус схоронил те камни? — спросил он, прищурившись.
Прежде, чем потрясенная Отрада успела вымолвить хоть словечко, Храбр поспешно сжал ее пальцы и мотнул головой.
— Нет, воевода. Никто из нас не ведает… Эта тайна умерла вместе с дядькой Бусом и матерью Отрады — Любавой Брячиславной.
— Коли попадут они не в те руки… — мужчина огладил покрытую сединой бороду и покачал головой. Он не сводил цепкого взгляда с лица Отрады, опустившей голову. — Большое горе приключится, окажись они у дурного, злого человека.
— Так пусть будут навечно похоронены они в людской памяти, — тихо, но твердо молвил Храбр. — Похоронены и забыты, и никто их никогда не отыщет.
Несколько долгих минут они с воеводой глядели друг на друга, пока кузнец первым не отвернулся. Помолчав с мгновение, мужчина кивнул.
— Что же. Добро, коли так. Живи мирно, кузнец. Видеть тебя в городище я больше не хочу, — сказал он напоследок и шагнул к жеребцу, поводья которого держал один из кметей.
Храбр, сжав зубы, снова его окликнул.
— Воевода, у Отрады Бусовны не осталось родни по отцу, у кого бы я мог ее засватать. Да и по матери тоже… — сказал он и сглотнул. Почувствовал, что тревожится, и подивился сам себе. — Потому прошу у тебя… отдай мне девку в жены, — произнес кузнец обрядовые слова.
Отрада подле него затаила дыхание. Медленно, очень медленно воевода снова к ним обернулся. Поглядел сперва на кузнеца, потом — на застывшую девку. Усмехнулся, покрутил усы с проседью и спросил.
— Люб он тебе?
— Люб, — она опустила пушистые ресницы, напрасно борясь со смущением.