Отравленное перо
Шрифт:
– Ты знаешь, я всерьез начинаю думать, что она сумасшедшая. Но она мне нравится. Здесь, в деревне, люди ее боятся.
– И я тоже, чуть-чуть.
– Потому, что ты никогда не знаешь, что она выкинет?
– Да. А в ее мыслях царит безжалостная ясность.
– Ты действительно считаешь, что та, которая писала эти письма, очень несчастна? - медленно сказала Джоанна.
– Я не знаю, что думает или чувствует эта проклятая ведьма. И меня это не волнует. Я жалею только ее жертв.
Теперь мне кажется странным, что, рассуждая о складе ума Отравленного Пера, мы упустили самую очевидную его особенность. Гриффит предположил, что она полна
На следующее утро Джоанна и я довольно поздно собрались на завтрак. Точнее говоря, поздно по меркам Лимстока. Было 9.30, тот час, когда в Лондоне Джоанна только лишь приоткрывала глаза, а я скорее всего спал крепким сном. Однако, когда Партридж спросила: «Подавать завтрак в половине девятого или в девять часов?», - ни я, ни Джоанна не рискнули перенести его на более поздний час.
К моей досаде, на ступеньках стояла Эми Гриффит и болтала с Меган. Увидев нас, она воскликнула со своей обычной непосредственностью:
– Эй, привет, лентяи! Я уже давным-давно на ногах.
Это, разумеется, ее личное дело. Несомненно, доктор должен рано завтракать, и заботливая сестра готова в любой момент предложить ему чай или кофе. Но это вовсе не означает, что она должна являться и будить сонных соседей. 9.30 не самое лучшее время для утренних визитов.
Меган скользнула в дом, прямо в столовую, и я успел заметить, что ее оторвали от завтрака.
– Я сказала, что заходить не буду, - заговорила Эми Гриффит, - хотя не знаю, почему считается приличным разговаривать с людьми на пороге, а не в доме. Я просто хотела спросить мисс Бэртон, нет ли у ней овощей, чтобы выделить нам немного для устройства ларьков вдоль главной дороги во время кросса. Если есть, я попрошу Оуэна приехать за ними на машине.
– Еще так рано, а вы уже всюду успели, - заметил я.
– Ранней птичке всегда достанется червяк, - заявила Эми. - Всегда больше шансов застать всех на месте в это время. После вас я пойду к мистеру Паю. А после обеда зайду к Брентону.
– Ваша энергия меня просто утомляет, - сказал я. В это время зазвонил телефон, и я прошел в холл, чтобы взять трубку, оставив Джоанну, которая неуверенно пробормотала, что-то насчет ревеня и фасоли, проявив полную неосведомленность в огородных делах.
– Да? - сказал я в трубку.
С другого конца провода доносилось чье-то шумное дыхание, потом прозвучал неуверенный женский голос:
– Э-э…
– Да? - повторил я настойчиво.
– Э-э… - снова зазвучал голос, потом как-то в нос спросил: - Это … Это Литтл Фэз?
– Это Литтл Фэз.
– Э-э… -
– Конечно, - сказал я. - А кто ее спрашивает?
– Э-э… Скажите ей, что это Эгнес. Эгнес Уэддл.
– Эгнес Уэддл?
– Правильно.
Я положил трубку и поднялся по ступенькам, откуда доносился шум, производимый Партридж.
– Партридж, Партридж!
Партридж появилась на лестнице с длинной шваброй в руке и с явственным выражением раздражения, едва скрытым за ее обычной респектабельностью.
– Да, сэр.
– С вами желает говорить по телефону Эгнес Уэддл.
– Прошу прощения, сэр?
Я повысил голос:
– Эгнес Уэддл!
Я произнес фамилию так, как она мне запомнилась. Но я вынужден теперь записать ее по-новому.
– Эгнес Уоддел? Что еще ей понадобилось?
Весьма недовольная, Партридж бросила швабру и спустилась по ступенькам, ее цветастое платье, казалось, вздымалось от возмущения.
Я вернулся в столовую, где Меган поглощала почки и бекон. Меган, в отличие от Эми, не демонстрировала лучезарного утреннего лика. Она весьма сухо ответила на мое приветствие и продолжала молча есть.
Я открыл утреннюю газету, а через пару минут вошла Джоанна, выглядевшая чем-то расстроенной.
– Уф! - выдохнула она. - Я так устала. И думаю, что продемонстрировала полное невежество в отношении того, где что растет. Разве в это время не бывает вьющейся фасоли?
– В августе, - сказала Меган.
– А в Лондоне она есть в любое время, - решительно заявила Джоанна.
– Дурочка, - сказал я. - А на кораблях, идущих из дальних концов империи, имеются холодильники.
– А также слоновая кость, обезьяны и павлины.
– Вот именно.
– Мне бы хотелось завести павлинов, - задумчиво сказала Джоанна.
– А мне бы хотелось иметь ручную обезьяну, - подхватила Меган.
Медленно очищая апельсин, Джоанна сказала:
– Интересно, как себя чувствуют такие люди, как Эми Гриффит, пышущие здоровьем, силой и жизнерадостностью. Как ты считаешь, она может уставать, испытывать депрессию или тоску?
Я сказал, что совершенно уверен в том, что Эми Гриффит никогда не бывает тоскливо, и пошел за Меган на веранду. Стоя там и набивая трубку, я услышал, как Партридж вошла в столовую из холла и сказала довольно суровым тоном:
– Могу я поговорить с вами пару минут, мисс?
«Черт возьми! - подумал я. - Надеюсь, Партридж не собирается заявить об увольнении. Это бы очень не понравилось Эмили Бартон».
Партридж продолжала:
– Я должна извиниться, мисс, за то, что воспользовалась телефоном. Дело в том, что той молодой особе, которая позвонила, следовало бы получше соображать. У меня никогда не было привычки пользоваться телефоном или позволять моим знакомым сюда звонить. И мне очень жаль, что все это случилось, что хозяин взял трубку и все прочее.
– Ну что вы, все в порядке, Партридж, - сказала Джоанна. - Почему бы вашим друзьям не воспользоваться телефоном, если они хотят с вами поговорить?
Я мог догадаться, хотя не видел этого, что лицо Партридж стало каменным, и она холодно ответила:
– Такие вещи никогда не были приняты в этом доме. Мисс Эмили никогда бы этого не позволила. Как я уже сказала, мне жаль, что так получилось, но Эгнес Уоддел, девушка, которая позвонила, была расстроена, и она слишком молода, поэтому не знает, как принято себя вести в порядочных домах.