Отражение

Ярошинская Ольга

Но сдаваться я не собиралась. Серый выбросил вперед руку, и я уклонилась от удара. Попытался поймать — выскользнула точно тень.

Не зря меня столько тренировали: и Алеф, и Элма, и Фалько. А еще Бас. Хоть бы все они были живы.

Мы с Серым кружили по залу словно по сцене театра, из которого давным-давно ушли зрители. Он нападал — я уходила, но с каждым разом это давалось трудней. Раненая рука наливалась болью, ноги скользили на влажном от крови полу. Серый задел меня еще пару раз, но он как будто не торопился, или даже вовсе не хотел

меня убивать.

— Вам отдали неверный приказ, — сказала я. — Эквилибры хранят равновесие мира, а я ничем ему не мешаю! Напротив!

— Из-за тебя началась война шести великих домов!

— Они бы и без меня передрались.

— Сумеречное сопротивление подняло мятеж, — бросил Серый новое обвинение.

— Как будто у них был выбор. Жизнь в Сумерках — вот причина бунта, не я!

— Ты стала их знаменем.

— Они будут сражаться и без флага.

Серый перекинул нож из руки в руку, покрутил между пальцами и вновь сжал рукоятку.

— Шесть великих домов выстроили солнечный рубеж, и таким мы знаем мир очень долго, — сказал он. — Равновесие было хрупким, но оно было.

— А теперь есть шанс на новый мир. В котором всем хватит места!

— Так давай, свети, — приказал он. — Чего же ты ждешь?

Жалкая искорка чаросвета вспыхнула на моей ладони, растекаясь по линии жизни, и погасла. Тени упали по-иному, черты Серого вновь исказились, и теперь передо мной стоял палач, безжалостный и жестокий.

— Обманщица, — выплюнул он, вновь замахиваясь.

Тьма укрывала зеркала, и Серый не успел увидеть Веника в отражении. Пес прыгнул, клацнули зубы. Взвизгнув, я отшатнулась, прижавшись спиной к зеркалам. Серый рухнул, а Веник мотнул мордой, брезгливо стряхивая чужую кровь, и, шатаясь, подошел ко мне. Уткнулся колючей башкой мне в бедра.

Присев, я обняла его за шею, и на моих пальцах осталась горячая кровь.

— Бедненький, — пожалела я. — Сейчас, потерпи…

Последние капли тьмы вытянулись черными лентами, бинтуя пса, и он судорожно вздохнул, вытягиваясь у моих ног. Когда-то я должна была умереть от клыков ночной твари, а теперь сижу рядом с таким же псом, который едва не отдал за меня жизнь.

Чаросвет покинул тело Серого и медленно полетел вверх светящимся облачком. А тьма вокруг стала густой как смола.

Раненое плечо ныло так, что хотелось выть. Вместе с тьмой пришел холод, и мои зубы дробно застучали. Я прижалась к Венику ближе, запрокинула голову. Хоть бы одна звездочка — но даже небо оставалось непроницаемо темным.

Итак, я дошла до конца, до самого сердца седьмого дома, но теперь у меня нет ни капли света, чтобы исполнить пророчество. Я зеркало, и без Бастиана мне нечего отражать. Вдруг чаросвет во мне иссяк, потому что Баса больше нет? От одной этой мысли стало больней, чем от всех ран, оставленных ножом эквилибра.

Но Веник заерзал и вскинул голову. А потом и я услышала шаги, а в черных зеркалах замерцала искорка чаросвета. Как будто далеко в ночи кто-то развел костер.

Я медленно поднялась

на ноги, вгляделась во тьму. И она вытолкнула ко мне в объятия Баса.

— Мэди!

Я хваталась за него, словно прежде тонула во мраке, но вдруг обрела надежный берег.

— Ты ранена? — взволнованно спрашивал он. — Мэди, ты вся в крови!

— Ты живой, — шептала я, целуя его щеки, губы, колючий подбородок.

Он был здесь, со мной, и тьма на зеркалах треснула, разбегаясь золотыми прожилками.

— Да что ему сделается? — фыркнул Монтега, проходя следом. — А это кто? Бас, тут эквилибр! О, он определенно мертвый. Веник — хороший пес.

Колючий хвост застучал по полу.

— Ты точно в порядке? — Бас заставил меня стащить тулуп и осмотрел плечо. Положил ладонь на порез и прикрыл глаза, будто прислушиваясь к чему-то. — Рана чистая. Сейчас подлечим.

Кожу закололо словно от горячих иголочек.

— И что теперь? — голос Монтеги жужжал назойливой мухой. — Я думал, надо окропить алтарь кровью или что-то вроде. Где алтарь? Жертва как раз есть. Правда, она уже мертвая. Веник, ты не мог его лишь слегка покусать? Где нам сейчас найти новую жертву? Тут никого. Ну, кроме меня. А я не согласен…

Я смотрела в серые глаза с золотой каемкой вокруг зрачков и понимала, что все замудренные теории Монтеги никуда не годятся. Седьмому дому не нужна чужая кровь. И страдания не нужны. И тем более смерть. Его чаросвет совершенно особенный и вспыхивает от другого.

Башня загудела сильней, оживая, и золотые трещины на зеркалах сделались шире.

Я обняла Бастиана и поцеловала его вновь. Я не могу исполнить пророчество. Сама — не могу. Потому что я лишь зеркало. Первое из тех, что нужно зажечь в этой башне.

Она гудела все сильней, а зеркала вспыхивали одно за одним. Чаросвет седьмого дома разгорался, усиливаясь зеркальным лабиринтом, и свет поднимался к верху башни золотой волной. Свет Бастиана лился в меня, и его не становилось меньше. Потому что любовь не отбирает, а отдает и лишь множится…

— Вы только поглядите! — крикнул Монтега, едва не подпрыгивая на месте. — Что происходит!

Веник вскочил на лапы, загавкал.

Но Бастиан обнял меня крепче, и мы самозабвенно целовались, забыв обо всем, в старой башне, полной зеркал. А когда оторвались друг от друга, башня ровно гудела, как чаромобиль, который наконец завели.

— Посмотрим, что получилось? — предложил Бас, сплетая пальцы с моими.

***

Колокольчики на террасе взволнованно зазвенели. Фелиция приподнялась в кресле-качалке, распахнула глаза. Курчавые барашки облаков, безмятежно бредущие по небу, заволновались, сбились в тесное стадо и, развернувшись, помчались в другую сторону. Деревья вздрогнули и покачнулись, стряхнув розовые лепестки. Фелиция вскочила, ухватилась за перила и едва устояла на ногах от внезапного порыва ветра. Ее волосы разметало, прическа превратилась в форменный стог, а колокольчики трезвонили настоящим набатом.