Отрок московский
Шрифт:
– Все, связанное с «Аль-Азифом», опасно и не познано до конца. Слишком много ученых, посвятивших себя изучению «Некрономикона», уже ничего никому не расскажут. А рабочие записи этих несчастных наталкивают на мысль, что их внезапные и скорые смерти напрямую связаны…
– А по-другому не получится?
– Ну, я думаю, всегда есть другой способ. Что бы мы ни делали. Можно искать, опрашивать грязных баварских крестьян, прочесывать леса и горы. Пытаться выйти на след…
– Нет! – воскликнул рыцарь.
– Значит, вы согласны на ритуал?
– Почти. Зачем нужна человеческая кровь? Нельзя обойтись?
– Для защитного
– Да? Хорошо. Что ж, мэтр Грамбло, я вынужден согласиться с вашим предложением propter necessitatem [148] . Что еще надо?
– Все остальные предметы, необходимые для ритуала, у меня есть. Включая список с пятьюдесятью именами Мардука.
– Пятьюдесятью?
– Да. Именно так. Не больше и не меньше.
Де Виллье скрипнул зубами.
148
Вследствие необходимости (лат.).
– Нам нелегко придется без проводника.
– Я знаю. Но что поделать? Не могу же я предложить одному из ваших сержантов пожертвовать собой ввиду punctum saliens [149] ?
– Когда начнем? – расправил плечи рыцарь.
– Да хоть сейчас…
– Хорошо. Надеюсь, я отмолю грехи впоследствии…
– Hostias et preces tibi, Domine, iaudis offerimus… [150] – спокойно проговорил чернокнижник, возводя взор к затянутому тучами небу.
149
Важное обстоятельство (лат.).
150
Жертвы и мольбы тебе, Господи, с хвалою мы приносим… (Лат.)
Брат Жерар глянул на него так, словно хотел немедленно всадить кинжал в сердце алхимика. Повернулся к сержантам, безмолвно стоявшим у костра.
– Брат Жан!
– Слушаю вас! – откликнулся коренастый седой вояка, несомненно видевший крепости Арсуф и Яффу еще христианскими.
– Баварца связать. Разрешаю оглушить. Немедленно.
Недоумение лишь на миг мелькнуло в глазах храмовника. Но он не посмел ни возразить, ни даже задать уточняющий вопрос. Быстро и решительно отдал приказания товарищам. Вчетвером они направились к ничего не подозревающему баварцу.
– Что ж, начнем pro bono publico [151] … – пробормотал де Виллье.
Чернокнижник не смотрел, как сержанты быстро и умело связывали отчаянно вырывающегося германца: в конце концов, его сопротивление утомило брата Жана, и он стукнул рыжего проводника по затылку рукояткой кинжала. Мэтр Грамбло рылся в своих сумках, извлекая одну за другой толстые черные свечи. За ними последовали: длинный ремень из поблескивающей кожи; черное широкое перо, совершенно не отражающее свет; фиолетовый продолговатый кристалл толщиной в большой палец руки; пожелтевшая костяная статуэтка, изображающая безголовую женщину с огромными, свисающими едва ли не до колен грудями; серый и невзрачный осколок камня; чаша из темной бронзы, покрытая вмятинами и царапинами – свидетелями весьма почтенного возраста. В завершение ученый
151
Ради общего блага (лат.).
Ремень Грамбло уложил на снег в виде разомкнутого круга, жестом приказал храмовникам войти туда.
Брат Франсуа опасливо покосился на мерцающую кожу.
– Змеиная, – отрывисто бросил чернокнижник. – Не человеческая.
Де Виллье хотел перекреститься, но передумал, посчитав, что христианский символ может помешать вызову владыки всех демонов Востока. Просто махнул рукой и первым вошел в круг. Алхимик дождался, когда внутри окажутся все, и замкнул ременную черту.
– Для вашей же безопасности, – буркнул он, больше ничего не поясняя.
Сам же приблизился к связанному баварцу. Пнул его, покачал головой и принялся расставлять черные свечи на утоптанном снегу, тщательно выверяя расстояние веревочкой с узелками. Это продолжалось так долго, что де Виллье почувствовал, как начинают замерзать ноги. Но пошевелиться храмовник не решился, опасаясь неосторожным движением помешать чернокнижнику.
Установив, как положено, свечи, Грамбло удовлетворенно кивнул и, вооружившись кинжалом и чашей, вернулся к проводнику, который уже пришел в себя и слабо стонал. Бережно вдавив в снег чашу у самой щеки рыжего, мэтр левой рукой взял немца за волосы и неожиданно сильно запрокинул ему голову, быстрым движением чиркнув по горлу кинжалом. Баварец выгнулся, захрипел, заелозил ногами, но ученый крепко удерживал его на месте, собирая брызжущую из перерезанных жил кровь в чашу.
С последним биением сердца выплеснулась последняя капля крови. Брат Жерар безошибочно определил смерть проводника по обмякшим ногам. Только сейчас рыцарь заметил, что подошва на правой подвязана тряпочкой.
Покончив с жертвой, Грамбло принялся чертить линии, соединяющие между собой все свечи. Осторожно и бережно лил кровь, стараясь, чтобы алая, но кажущаяся в отсветах костра черной полоска получалась ровной. Удовлетворенно осмотрел получившуюся пентаграмму. В одном месте подправил, чтобы не было разрыва.
В точках пересечения линий чернокнижник расставил ранее приготовленные ритуальные предметы: кристалл, статуэтку, осколок камня, перо и снятое с пальца тяжелое кольцо с полустертой гравировкой. Потом осторожно зажег свечи.
Костер к тому времени почти прогорел, и зеленоватые огоньки неподвижно пламенели в полумраке, будто волчьи глаза.
Мэтр Грамбло отступил на пару шагов от пентаграммы и, раскрыв тетрадь, заунывно воззвал, обратив лицо к беззвездному небу.
– Ии-Аи-Нг-Нгах-Хи-Лл-Геб-Фаи-Тродог-Уаххх!
Словно порыв ветра рванул верхушки елей, но ни единой снежинки не взлетело с черной хвои.
Чернокнижник набрал воздуха побольше и громко прочитал, подглядывая в тетрадь.
– Нинуам! Небиру! Ашарру!
Де Виллье ощутил озноб между лопатками. И вовсе не холодный ветер казался тому виной. Мрак сгущался. Дыхание замерзало на усах и бороде.
– Есизкур! Иркингу! Лугалугга!
Со свистом втянул воздух один из сержантов. Под ногами слабо задрожала земля.
– Лугаланна! Думудуку! Аранунна! Лугалдурмах!