Отряд

Посняков Андрей

Живо раскатав на бревна избу, приказчики бросились помогать обывателям, обильно поливающим водою следующий забор. Ну, до этого, кажется, не дойдет пламя… не доберется уже, не должно…

Кавалькада всадников, взявшихся неизвестно откуда, выскочила из-за угла, осадив лошадей впритык к бушевавшему пламени. Рейтары в полудоспехах и касках, польские гусары, казаки, еще какие-то богато одетые люди. Сидевший на белом коне молодой всадник в алом щегольском кунтуше обернулся, указывая рукой на пожарных:

–  Овдеев, твои люди?

–  Мои, государь.

–  Этот вон, горбоносый - кто?

–  Никифор Онисимов, пожарной части пристав.

–

 Дельно распоряжается, дельно. Пришлешь его завтра ко мне за наградой. Да… и на дознание с утра же лучших людей поставь. Это что за баба рыдает? Сюда ее!

Рейтары живо притащили несчастную, бросив чуть ли не под копыта коня.

–  Кто такая?

–  Матрена-а-а… Господи-и-и-и…

–  Выть перестань, уши ломит! Те дети - твои?

–  Мои-и-и… Ой, как дальше жить-то будем, Господи-и-и-и! Умереть нам всем помоги, господи-и-и!

–  Не тревожь господа Бога своими дурацкими просьбами, глупая женщина! Мужик где твой?

–  Вдовая я-а-а…

–  Ну, вот что, Матрена. Завтра придешь в Кремль за деньгами на новую избу. Где мой дворец стоит, знаешь ли? Смотри, не перепутай.

Не дожидаясь ответа, государь повернул коня, и вся кавалькада живо унеслась прочь.

–  Радуйся. Радуйся, Матрена!
– закричали соседи.
– Вот повезло глупой…

–  Да чем, чем мне повезло-то? Изба сгорела, амбар, коровник…

–  Ужо выдаст тебе государь денег на новую избу. Обещал ведь!

–  Кто обещал?
– испуганно озираясь, переспросила женщина.
– Государь?

–  А то кто же! Он ведь на белом коне и был…

–  Государь! А я-то, дура, думала, боярин какой… Государь… Дмитрий Иоаннович…

–  Слава государю, слава!
– закричал кто-то.

И все подхватили, словно единым духом:

–  Царю Дмитрию слава!

Горбоносый пожарный пристав Никифор Онисимов, поглаживая обгоревшую бороду, смотрел на быстро терявшее силу пламя и довольно щурился: не каждого сам государь отмечает, не каждого!

Глава 14

Дознание Галдяя Сукина

Но бояре были обыкновенно люди малосведущие, и всеми делами в приказах ворочали помощники их, дьяки, вместе с письмоводителями, подьячими. М. Острогорский. Учебник русской истории

Август 1605 г. Москва

Иван все никак не мог понять: почему расследование столь серьезного инцидента поручили Галдяю Сукину, обретавшемуся в приказе без году неделя и еще никак и ни в чем себя не проявившему? Ну, ведь явный поджог, об этом говорит - да прямо кричит!
– все: и то, что хоромы Гермогена Ртищева запылали сразу же после визита к нему Ивана и Митьки, и то, что все погибли, сгорели - и хозяин, и оба его слуги. Так и нашли три обгорелых трупа, один из которых принадлежал подростку - Телеше. Искать нужно, искать! Опросить всех, поднять архивы…

Иван, конечно, рванулся бы со всеми этими предложениями к Овдееву и даже, скорее всего, забрал бы дело себе, но, увы, начальство отъехало за город - вступать во владение новым поместьем, недавно пожалованным

государем. У Ивана, как у дворянина московского, тоже имелись три деревеньки, только вот, пока он отсутствовал, обретаясь то в Путивле, то под Кромами, мужички все поразбежались кто куда, не обращая никакого внимания на все постановления о сыске беглых. Хотя чего их искать-то? Ясно, к кому сбегли - к богатому соседу, князю Мстиславскому, - у него и земель, и крестьян видимо-невидимо, и богатств; понятно, что там мужичкам да их семьям уж куда легче прожить-прокормиться. Иван, конечно, расстроился, но ненадолго - махнул рукой да стал жить на жалованье, которое ему, опять же, как обладателю чина московского дворянина, полагалось в размере пятидесяти рублей в год, а царь Дмитрий, долгое ему царствие, повысил эту сумму до восьмидесяти и половину уже заплатил. Сорок рублей - сумма немаленькая, на жизнь хватало всем. Прохор с Митрием, как и все остальные приказные в мелких чинах, раньше жалованья совсем не получали - должны были кормиться с челобитчиков. Правда, Дмитрий им начал что-то платить, какую-то сущую мелочь, зато время от времени жаловал подарками.

А вот Овдеев поместьями своими управлял лично, никому не доверяя. И правильно делал: пока никто не слыхал, чтоб от него крестьяне сбегали - по крайней мере, сам Овдеев на это не жаловался. Так что не было сейчас его, потому и не к кому было идти, - оставил он вместо себя, стыдно сказать, Ондрюшку Хвата. Ох и ушлый же был дьяк, недаром батогов по указанию государя отведал; наверное, это и правильно, что начальник именно его и оставил для пригляду, как раз и нужны тут такие ушлые. Однако лично Иван и алтына - да что там алтын, пула бы медного не доверил Ондрюшке. Впрочем, на все начальственная воля. Ондрюшка вел себя скромно, в серьезные дела не лез - полезет он, как же!
– в «отряд тайных дел» заглядывал редко, все свое время посвятив правонарушениям в сфере мелкой - и не очень - торговли. Отдался, можно сказать, всей душой борьбе за права покупателей. И, как подозревал Иван, не зря: уже в самое короткое время появился у дьяка и парчовый кафтан, и епанча из новомодной сверкающей ткани - алтабаса. Похоже, ничуть не испугали Ондрюшку царские батоги, вот ни на сколечко не исправили… ага, исправят, как же, горбатого только могила…

Ну, черт с ним, с Ондрюшкой, посейчас у друзей голова о другом болела - о пожаре, о чем же еще-то? Ну, нашли, кому поручить - Галдяю Сукину! Он не только новенький, но еще и, очень на то похоже, тупой, до сих пор не мог точно разуметь, чем блуд от прелюбодеяния отличается, а пошиб от толоки. Уж тут даже Ондрюшка Хват ничего поделать не мог, хоть и твердил все время - учи, черт патлатый, учи! Мало того что твердил - палкой бивал подчиненного, как и было принято во всех приказах. Да вот, видать, мало бил - не помогало. Хотя самому-то Ондрюшке много ли помогали батоги? Как был мздоимцем, так и остался - и ничего его не брало, живуче «крапивное семя»!

–  Что ж будем делать-то, парни?
– тоскливо оглядел друзей Митька.
– Неужто наплюем на смерть Ртищева?! Ведь такое дело - тут явный к ошкую след!

–  Был след, - Прохор горько усмехнулся.
– Да весь вышел, сгорел жарким пламенем.

Митрий пригладил волосы:

–  Вот никак не пойму, почему Овдеев-то такое сложное дело Галдяю поручил, у которого ни опыта, ни, надо признать, старания.

–  Может, потому и поручил, чтоб Галдяй на сложном деле опыта набирался?
– предположил Прохор.