Отстойник
Шрифт:
– А запросить подмоги отсюда каким-нибудь магическим путем ты не можешь?
Эл призадумался. Вот она – автономная боевая единица мощностью, на глазок, в три лошадиных силы. Даже мысли о привлечении поддержки в голову не пришло! Истинный паладин. Это тебе не наши горе-вояки, только и мечтающие перевалить боевую задачу на крылья бомбоносной авиации. Ой. Про авиацию – это я решительно не к добру вспомнил. Как запросит сейчас напалмовый удар по Шпилю Баньши!.. Сам-то вывернется, а мы?..
– Не здесь, – определился Хранитель наконец. – Тут может быть опасно устраивать любые ритуалы. Я попробую, когда мы выберемся на открытое пространство… если, конечно, представится такая
Вот и хорошо. Вот и правильно. Сбросят нам с какого-нибудь ковра-самолета десант таких вот верзил с мечами, тут-то окрестные отщепенцы вдоволь нарыдаются. Хотя, если вдуматься, мы с Миком затем ли сюда дергались, чтобы смирно сидеть на лавочке под бдительным присмотром Хранителей? Нам обещали минералы. Минералы водятся… гм… в шахтах?.. А под землю соваться нас только что предостерегли. Впрочем, Эл еще ТАМ сказал, что сбор-де их чреват некоторыми опасностями. Ишь, правдолюб. Теперь и не подкопаешься, чтобы уличить в сокрытии истины и потребовать компенсацию…
Стоп. Когда я начинаю мыслить юридическими категориями, становлюсь себе настолько противен, что и словами не опишешь. Дядюшка (по крови он дядюшка только Чарли, но настаивает, чтобы молодежь обзывала его этим умилительным прозванием) Лоуренс, преуспевающий адвокат, до сих пор не может понять, за что я его каждый раз при встрече норовлю уронить с лестницы. А ведь это предельно просто, более того, во всех детских книжках так или иначе растолковывается. Нельзя обустраивать свою жизнь за счет применения казуистики к чужим судьбам! Особенно так, как сам дядюшка Лоуренс, который каждое свое выступление в суде начинает с фразы: «Дамы и господа, я – черный!» И все, и трава не расти, виновен там, не виновен – вы что, не видите? Я его адвокат, я за него, и я – черный, какие такие законы, справедливости и установления истины? Забыли про тыщи лет угнетения? Напомним! Нет уж, спасибо. Свод законов – он уж либо в уме, либо в сердце. Вот Эл, как ни скрытничает, а за версту же видно, что ни на каком краю себе не изменит, потому что судьба, потому что нашел, просто – потому что… А наша цивилизация беспощадно лишает своих жертв таких простых добродетелей, как порядочность. И прут бесконечным потоком дядюшки Лоуренсы, блестяще апеллируют в судах к малоизвестным поправкам и историческим прецедентам, а если вдруг никак – то «Я черный!», это не может не попасть, и вытаскивают из глубочайшей задницы таких моральных уродов, что кровь в жилах стынет. А я болтаюсь, как известная субстанция в проруби: на одном конце амплитуды тошно, на другом слишком болезненно, посередине – себя не уважать, и потому дядюшку невзначай с лестницы, а Эла на смех…
Что-то я не к месту зафилософствовался. О чем думал-то? Ах да, опасности, которые подстерегают за каждым углом… Ну опасностей тех мы еще, почитай, и не видели. И они нас тоже не видели. А Мик способен заставить шарахаться даже грузовики с кирпичами, да и Мейсона, как гласит народная молва, лучше не злить.
Выплывши из раздумий, я обнаружил себя в центре всеобщего напряженного внимания. Даже в глазах Айрин застыло что-то похожее на сочувствие, или хотя бы жажда моей смерти в них слегка поугасла.
– Я что, вслух думал?
– Нет, но я проникся искренней симпатией, – доложил Эл с изумительно честной рожей.
– Слишком быстро подумал, чтоб заподозрить, что опять о бабах, – рассудил Мик. – И не об искусстве, раз не плюешься… Это его опять на жизненные ценности развезло. Типа почему же мир так несправедлив. Привыкайте, с ним оно сплошь и рядом.
Это нечестно. Он почему-то полагает, что обнародованием моих маленьких слабостей меня закаляет. Хотя, может, и не полагает, а искренне гордится
– Тяжелый случай, – поделилась впечатлениями и Айрин.
– Я готов, – доложил из-за спины Чарли. – Надеюсь, об этом случае никто не узнает. И еще, я прекрасно помню, что Мейсон – парень странный, а фон Хендман вообще не от мира сего, но я-то человек совершенно нормальный и прошу объяснить мне, что тут, к чертовой матери, творится!
Интерес публики ко мне немедленно пропал. Все мы оборотились к непонятливому сержанту, попутно почтив вниманием голые ноги поверженного огнеметчика. Вполне человеческие ноги, в меру волосатые, противные такие. Хотя, если присмотреться, связки мышц под кожей оказались довольно странно сгруппированы. Не сказать, чтобы природа нечеловека бросалась в глаза, а все-таки на душе потеплело: то свои, хоть и паршивые, вроде вайперов, а то все-таки чужеродный организм. Чужое ломать всегда приятнее.
Чарли, упакованный в чужие штаны и скинувший обрывки пиджака, и сам приобрел вид несколько нереальный. Я уж и не помню, видывал ли его хоть раз без галстука. А тут засучил пооборванные рукава рубашки, распахнул ворот, длинноватые штанины подвернул наружу… Да, пожалуй, именно так он будет выглядеть на демонстрации протеста, когда его уволят из правоохранительных органов с волчьим билетом. А вот что приятно – так это кобура на боку, и торчащий из нее мною же некогда подаренный «смит-вессон» сорокового калибра. Ну не внушает мне уважения тот арсенал, который в нашем тихом городке исторически любят толстые ленивые детективы. Чарли проникся глубочайшей признательностью, таскает эту весомую нержавеющую дурень с тем же постоянством, что и галстук, а на стрельбах гордо мажет с таким понтом, что все зачеты получает автоматически. Половина участка до сих пор считает его федеральным агентом, внедренным в штат с фискальными целями. Смех и грех, все как у больших.
И этот вот парень, буравя всех по очереди пытливыми глазенками, требует объяснить, что происходит. Почему он оказался в Аду (упс), почему не должен всех немедля арестовать (гм), и как ему известить маму (ой-ой-ой), что с ним все в порядке, но ночевать он, скорее всего, не явится. Мамаша Барнет не переварит таких новостей, я ее знаю.
– И заодно расскажите мне, зачем я выложила столько денег за эту чертову машину, если она нам не понадобится, – примкнула к партии качателей прав Айрин.
– Кто ж знал, что так получится. – Эл попытался отразить на физиономии конфуз, но добился того, что Чарли вздрогнул и потянулся к кобуре. – Я планировал, что мы двинемся к стационарным Вратам, сможем выбрать точку выхода и…
– И?.. – Чарли приглашающе развел руками. – Не тяни, приятель!
– И все должно было быть намного проще.
– О. Это все объясняет. Где скрытая камера?
– Вокруг нас.
Нить понимания, которую Чарли уже посчитал пойманной, выскользнула из его пальцев, словно намазанная жиром. Хотя, надо признать, что про камеру Эл задвинул мощно – даже я не понял.
– Вот это все. – Эл широким жестом обвел комнатку. – Это и есть скрытая камера. Или потайная комната. Вы же не думаете, что порталы ставятся где ни попадя? Скорее всего, эта комната заперта и даже наглухо замурована.
– И как же мы отсюда выберемся? – уточнила Айрин.
Фигня вопрос. Были бы стены, а выход при нашей бронебойности рано или поздно образуется.
– Предоставьте это мне, мисс Ким. Что же до вашего вопроса, мистер… Чаки?.. то мне, прежде всего, хотелось бы узнать, зачем вы оказались здесь, не имея даже представления о том, куда попали.