Отстойник
Шрифт:
Ползун оказался тварью загадочного облика, более всего похожей на огромный шерстяной носок, умеренно набитый сыпучей субстанцией и пришпиленный всею своей плоскостью на стену. Ни рта, ни глаз, ни иных признаков переда у него заметно не было, так что ползун имел все шансы быть обозванным сплошною задницей. Мик даже призадумался, с какой стороны его лучше будет треснуть битой, да так и погряз в непривычном процессе. Сама потенциальная жертва его, казалось, не замечала – висела неподвижно, если не считать мелких подрагиваний, пробегающих по матрасообразной туше из конца в конец. В длину она едва достигала пары футов. Чахлый какой-то попался, заморенный. Давненько, видать, не случалось
– Повезло, – объявил Эл тихонько. – Можем обойти. Он не бросится.
– Давай сами бросимся, – предложил Мик азартно. – Скажи только, с какого конца у него болевые точки. Если сам различаешь, а то какой-то он симметричный…
– Они все такие. Не стоит с ним связываться, мистер Микки. Вы и представить не можете, сколько проблем он способен доставить.
Эл поднял меч, нацелившись острием в центр безразличной тушки, и осторожно продвинулся мимо нее по лестнице.
– Проходите, – уронил он углом рта в мою сторону. – И будьте осторожны. Дальше могут быть другие, не трогайте их и обходите как можно дальше.
– А не ты ли опасался в тылу оставлять всякую гадость?
– Я. Но то шустрая гадость, а этот нас никогда не догонит. Уверяю, от него, мертвого, проблем будет куда больше, чем от живого!
Егерь он, что ли. Вот тоже мне блюститель адского бестиария. Ну да ладно, хозяин – барин. Вот пусть еще разок к нам выберется, я его свожу на публичное выступление какого-нибудь конгрессмена, которого точно так же нельзя пришибить. Пускай тоже локти покусает от огорчения.
Я пихнул Мика в спину, проталкивая дальше по лестнице, и сам обогнал его. Он еще долго будет оглядываться с несчастным видом на неотбитый настенный бурдюк. Что мне очень интересно, так это как я узнаю, что пора сворачивать и искать выход. По горизонтали всегда неплохо ориентировался на сколь угодно пересеченной местности, но вот с чувством высоты все не так радужно. А с математикой и того печальнее, так что, буде начну умножать высоту пролетов на их число, едва ли ошибусь меньше, чем на полмили. Но пока вроде бы еще не зарвался.
Следующую преграду я повстречал на четыре пролета ниже и остановился в затруднении. Площадка, на которой сходились два пролета, оказалась перегорожена вычурной решеткой, более смахивающей на декоративную, чем на реальную преграду. С той стороны, однако, ее замыкал нешуточный навесной замок – уронив такой на ногу, дальше поскачешь на костылях. А самое главное – кто знает, от какого гаракха призвана ограждать эта галерея причудливых финтифлюшек? Так что я огляделся, убедившись, что никто не ползает по стенам над моей головой, и уселся прямо на пыльную ступень в ожидании нашего гида. Сижу это я посреди Ада, жду, когда подойдет горилла с мечом… Пожалуй, если вздумаю заполнять анкеты, этот эпизод моей биографии надо будет замолчать.
Велика все же ригидность человеческого рассудка! С того момента, как вся эта история завертелась, я даже удивиться толком не собрался. Впрочем, можно считать, что я к странностям привычен, а Эл при всей своей нетрадиционной наружности ничуть не страннее Мика, на котором я уже полжизни нарабатываю иммунитет к чудесам. Но вот Айрин, которая еще сегодня утром готова была объявить Эла маньяком, лишь бы не принимать его всерьез?.. А Чарли, чьей фантазии в лучшие моменты едва хватало на добавление в вермут дольки мандарина? Почему-то казалось мне, что при попадании в Ад (ну не нравится мне термин «Отстойник» – какой-то он безрадостный) всякий нормальный человек должен немедленно утратить волю к жизни и, свернувшись калачиком, стать легкой добычей для местных гаракхов. Так ведь нет, топают себе и ворчат
Рядом с маху плюхнулся на ступеньку Мик.
– Опять мыслишь?
– Типа того. Слушай, вот это все…
Фон участливо наклонил голову, всем видом олицетворяя готовность внимать.
– Ну все это, – я раздраженно дернул руками, обозначая окрестности, – Ад и все такое. Оно тебя не удивляет?
– Да не особенно. – Мик поскреб макушку прямо сквозь кепку. – Я уже привычный. А вот когда узнал, что в мире есть Австралия, меня знаешь как заколбасило!
– А что в Австралии не так?
– Сам факт. А что не так в Аду?
С ним не поспоришь. Какое-то вербальное айкидо: каждым своим вопросом сам же по голове и получаешь. Как будто мне не хватает тех, которые я перевариваю внутри себя, не решаясь задать Мику. Он ведь, чего доброго, ответит. А что я буду делать, получив четкий и ясный ответ – в чем смысл жизни? Особенно, если смысл жизни окажется в сахарной свекле? Фон такими пророчествами набит, как знаменитое китайское печенье.
Тут мои размышления капитально прервало появление Эла. Он просочился между нами, выпустил наконец Айрин и уставился на решетку с видом настолько озадаченным, что мне подспудно захотелось напомнить: главный и всезнающий тут именно он. Нефиг давить на жалость. А то я, конечно, могу подсказать, но как бы опять не вышло, как с тем минаретом – несогласно с местными устоями.
– Руку оторвал, зараза шерстистая! – проскулила Айрин ему в спину.
– Я забочусь о вашей безопасности, – механически огрызнулся Эл, осторожно тряхнул решетку, склонил голову на плечо и задумался всерьез.
– О своей позаботься! Еще раз ухватишься – прострелю что-нибудь! Двинься, Микки!
Айрин решительно втиснулась между нами с Миком и сунула мне под нос руку, задрав до локтя рукав куртки.
– Видел? Это они так спасают! Как же тогда калечат?!
Ну я бы сказал, что в деле калечения у «них» простора – несжатое поле. Подумаешь, чуток сдавил в порыве трудового энтузиазма. Тем более руку, не абы какие сокровища. Хотя, конечно, еще чуть-чуть, и руку пришлось бы ампутировать: пальцы побелели, а на предплечье красными полосами отпечаталась мертвая хранительская хватка. Как только пистолет не выронила.
– А никто и не обещал, что легко будет, – заступился я за Эла. – Кроме того, где-то я слышал, что женщины всячески одобряют таких необузданных грубых самцов.
– Где это ты слышал такую чушь?
– Под этим предлогом ему бабы обычно отставку дают, – наябедничал Мик. – А он и верит, наивный.
– Имеется в виду, что эта бандитская рожа не способна на грубость?!
– Способна, но только когда ее будят. До такой фамильярности мало кто дослуживается. А те, кому выпадает счастье повидать Мейсона грубящего, сразу начинают одобрять мужчин культурных, тонких и глубоко интеллектуальных.
А вот и обломись, многознатец. Тонких и желательно чувствительных предпочитают в основном девицы теоретической направленности. Женщины же, повидавшие меня в резкой ипостаси, как правило, установкой приоритетов не утруждаются, вкладывая все силы в энергичное улепетывание.
Элу до наших суждений дела решительно не было: он рассматривал решетку с таким напряженным вниманием, словно бы она была шахматной доской, а он – гроссмейстером, насмерть бьющимся за чемпионское звание.
– Открой же ее! – потребовал из-за наших спин Чарли. – Пока эти слизняки не наползли.