Отступление
Шрифт:
И потому плененного немца нельзя безоглядно равнять к бывшим сотоварищам. От тех еще можно ожидать страха за собственную шкуру. Стоит лишь умело поднажать - и ради обещанного спасения такие пойдут на всё. Ибо честь и присяга - понятия абстрактные, а жить хорошо хочется и сейчас. Вообще - хочется жить! В негаданном проводнике Гуревич чутьем профессионала видел совсем другой тип человека. Что лишь подтверждалось житейской логикой. С пленника вполне станется завести взвод в засаду. Геройская гибель как раз вполне укладывается в общую картину.
В итоге
Однако, как ни странно, бежать пленник не собирался. Наоборот: вжавшись спиной в боковую стену многоэтажки, немец замер. В ладони хищно поблескивал неведомо откуда взявшийся пистолет. Маленькая смертельная игрушка - словно и вправду принадлежащая ребенку. Но уж в серьезности аргумента сомневаться не приходилось. В конце концов дело происходит во время войны, а не мирной жизни.
При этом гораздо большее удивление вызвало отсутствие враждебных действий в адрес диверсантов. Пленник спокойно стоял, прижавшись спиной к стене. Твердым, уверенным взглядом смотрел прямо в глаза советским военным. И не было в этом взгляде страха - только решимость. Рустам понял: человек уже все для себя определил, расставил по местам и смирился. В его поступках не эмоции - осознанная позиция, сила воли.
Жестом приказав подчиненным опустить оружие, Гуревич постепенно стал подходить к немцу. Не прячась, не семеня - спокойным, размеренным шагом. И при этом ни на секунду у майора не мелькнуло и отблеска мысли взять в руки оружие. Солдат все так же неотрывно наблюдал за приближающимся русским.
Будучи профессионалом, по одному выражению глаз, мимолетной тени Гуревич с точностью до сантиметра определил невидимую границу. У барьера майор замер словно вкопанный. Какое-то время - несколько секунд, может минут - двое изучали друг друга, не решаясь начать. Но бесконечно это длиться не могло и поневоле Гуревич взял на себя право первого хода.
– Мы можем поговорить?
– спокойно уточнил Рустам у немца.
– А есть ли о чем, герр офицер?
– искренне поинтересовался солдат. На обветренном, посеревшем от мороза и стресса лице мелькнула слабая ухмылка. И тут же угасла, словно и не было.
– Я думаю, есть.
– уверенно ответил Гуревич.
– Если у вас есть вопросы - задавайте.
– ответил пленник, непринужденно поведя плечами. Словно бы не двое противников говорили сейчас перед лицом смерти. Изо всех сил немец делал вид, что идет мирная, непринужденная беседа равных. Хотя стоит ли возражать?
– Охотно, - согласился Рустам.
– Правильно ли я понял: ты не собираешься - и с самого начала не собирался помогать нам?
Дождавшись небрежного кивка, майор непринужденно продолжил:
– Вместе с тем ты не поднимаешь тревогу, не заводишь нас в засаду. Хотя и понимаешь: живым не уйти. Так?
– пленки вновь
– А раз так, - продолжил развивать мысль Гуревич, - Не пояснишь ли: что и ради чего ты затеял?
– Охотно, герр офицер, - все с той же уверенностью и ледяным спокойствием, присущим твердым духом людям, продолжил солдат.
– Не могу сказать, что одобряю ваши методы, однако полагаю их вполне уместными. То, что вы хладнокровно убили Клауса, наглядно продемонстрировало как силу, так и решимость идти до конца...
Собираясь с мыслями, солдат на несколько секунд прервался. Взгляд небрежно скользнул по сторонам. Затем пленник как ни в чем не бывало продолжил 'исповедь':
– Генрих, унтер, - пояснил солдат.
– Мог заупрямится или наоборот - сломаться раньше времени. Пока не подошли двое ваших товарищей, я не был уверен вообще, что нас ждет, потому и молчал. Если бы не необходимость отправить 'языка', вы ведь нас бы все равно прикончили, майор?
– Откровенность за откровенность, - ответил Гуревич.
– Да, безусловно.
Солдат никак не отреагировал на столь жесткий и прямой ответ. Точнее - принял как должное, нечто само собой подразумевающееся.
– Именно потому я и молчал. Для чего в конце концов растягивать агонию. Но, увидев шанс спасти товарищей, решил сымпровизировать. Те двое, в по крайней мере пленных не убьют.
– Уверен?
– с иронией поинтересовался Гуревич.
– Да, уверен, - не терпящим возражений тоном ответил немец.
– У них другие глаза. Не ваши.
– Очень интересно...
– протянул Рустам.
– Ясно с этим. А дальше?
– Дальше они, я надеюсь, может что-то поймут, осознают, переменятся. Исправят ошибки. Не уверен, что поступил верно, но все же жить лучше, чем умереть. Живой еще может что-то исправить, загладить вину. А с мертвого нет спроса. Так, кажется у вас говорят?
– Ну а что же сам?
– А что я?
– удивленно ответил немец.
– Я с самого начала понимал: германскую нацию вновь толкнули в авантюру. В очередной раз руками солдат кто-то хочет разгрести угли. И эти руки не уберечь от большой крови.
– Крайне сознательная позиция, - усмехнулся майор.
– Тогда ради чего, почтенный, было вновь идти на восток? Первого раза не хватило? Подался бы в новые 'тельмановцы' [38] Или как это теперь называется?
– Я солдат, - просто ответил немец.
– Как и вы. Наш род уже много поколений славен служением Родине в рядах вооруженных сил.
– Неужели вы граф или барон?
– усмехнувшись, поинтересовался Рустам.
– Почти. Эрик фон Окшлиц к вашим услугам, - солдат иронично кивнул и сделал вид, что лихо прищелкивает каблуками.
38
Эрнст Тельман - один из лидеров коммунистического движения Германии в 1920-30 гг.