Ответный удар
Шрифт:
На экране приемника, размером примерно с газетный лист, проступало черно-белое изображение мартеновской печи. Качество не идеальное, но вполне различались основные детали: уровень шлака, положение заслонок, даже искры от выпуска металла.
— А вот здесь самое важное, — Зотов показал на стойку с электронными лампами. — Усилители моей конструкции. Без них сигнал не дотянул бы до диспетчерской.
— Сколько таких установок можно сделать? — спросил я, прикидывая масштаб задачи.
— Материалы есть, — Бонч-Бруевич достал расчеты. — Главная сложность
— Я договорился с инструментальным цехом, — добавил Зотов. — Они выделили лучшего мастера-лекальщика, Курочкина. Он берется сделать диски с точностью до микрона.
Мы наметили первые точки установки камер: мартеновские печи, прокатный стан, главный пульт электростанции. Потом система должна охватить все ключевые участки производства.
Неделю спустя начался монтаж первых установок. Тут же возникли неожиданные проблемы.
— Михаил Александрович! — позвал Зотов. — Изображение плывет. Не можем поймать синхронизацию.
Бонч-Бруевич задумался:
— А что если использовать кварцевый генератор для задания опорной частоты? У меня есть новая схема, давай посмотрим.
Другой проблемой оказалось освещение. В сумерках и ночью качество картинки резко падало.
— Нужно установить мощные прожекторы, — предложил я. — Но так, чтобы не мешали работе.
— И добавить автоматическую регулировку чувствительности фотоэлементов, — подхватил Зотов. — Я уже набросал схему.
Постепенно все наладилось. В центральной диспетчерской установили шесть экранов, по одному на каждый ключевой участок производства. Дежурные диспетчеры быстро научились «читать» не самое четкое черно-белое изображение.
— Смотрите, шлак слишком темный, — говорил опытный мастер молодому помощнику. — Надо звонить в цех, пусть корректируют состав.
Бонч-Бруевич продолжал совершенствовать систему. Появилась возможность переключать камеры, выводя изображение на большой центральный экран. Зотов добавил систему автоматической сигнализации, при резких изменениях в картинке срабатывал звуковой сигнал.
— Я не думал, что увижу это собственными глазами, — сказал как-то Михаил Александрович, глядя на работающие экраны, — Но с вами, Леонид Иванович, даже невозможное возможно. А ведь это только начало. Скоро такие системы будут везде. Представляете, сидит директор завода в кабинете и видит все производство как на ладони!
Я улыбнулся. Он был прав, это действительно только начало. Впереди электронное телевидение, цветное изображение, цифровые камеры. Но пока и эта, механическая система с диском Нипкова, уже произвела переворот в управлении производством.
Особенно впечатляло, когда во время селекторных совещаний директора заводов могли не только слышать друг друга, но и видеть работу ключевых участков.
— Леонид Иванович, — обратился ко мне Зотов вечером, когда мы проверяли работу системы, — а ведь мы создали что-то вроде нервной системы. Телефонная связь — как нервы, а телевидение — как
Я кивнул. На экранах пульсировала жизнь огромного промышленного организма, горели мартены, двигались прокатные станы, работали турбины электростанции. И теперь мы могли видеть это в реальном времени, управлять процессами, предотвращать проблемы.
За окнами опускалась ночь, но в диспетчерской по-прежнему было светло от работающих экранов. Производство не останавливалось ни на минуту, и глаза управления должны были бодрствовать постоянно.
Той же ночью я вспомнил устройство простейшего телевизора и на следующий день явился к Бонч-Бруевичу.
— А что если, — я подошел к установке, где изобретатель настраивал очередной диск Нипкова, — мы увеличим количество отверстий в диске и сделаем их не круглыми, а специальной формы?
— Какой именно? — заинтересовался Михаил Александрович.
Я набросал на бумаге:
— Вот такой, немного вытянутой, со скошенными краями. Это даст больше света и четкости по краям развертки.
Бонч-Бруевич схватил карандаш, начал быстро делать расчеты:
— Действительно! И если добавить еще один ряд отверстий, сместив его на половину шага, то это удвоит количество строк!
— И еще одно, — я показал на систему фотоэлементов. — Давайте поставим не один, а три фотоэлемента с разной чувствительностью. Первый будет ловить яркие участки, второй — средние тона, третий — темные детали.
Зотов, возившийся с усилителями, оживился:
— А я могу сделать схему автоматического переключения между ними! В зависимости от уровня освещенности будет выбираться оптимальный элемент.
Мы провели несколько дней в экспериментах. Курочкин, виртуоз-лекальщик, изготовил новый диск с измененными отверстиями. Зотов собрал улучшенную систему фотоэлементов.
Результат превзошел ожидания. Изображение стало заметно четче, появились полутона, улучшилась детализация. Теперь можно было различить даже градации цвета расплавленного металла — от ярко-белого до темно-красного.
— А если добавить еще и вращающуюся призму? — предложил Бонч-Бруевич. — Для тонкой подстройки фокуса.
— И систему автоматической регулировки яркости лампы, — подхватил Зотов. — Я уже придумал, как это сделать на реле.
Каждое такое улучшение давало новое качество картинки. Мы не могли пока получить полноценное телевизионное изображение, как в будущем, но для производственных целей этого было более чем достаточно.
— Знаете, что самое интересное? — сказал как-то Бонч-Бруевич, глядя на работающую систему. — Все эти решения лежали на поверхности. Просто никто раньше не пробовал их соединить вместе.
Я промолчал. Конечно, зная принципы из будущего, легче направить мысль изобретателей в нужное русло. Но что интересно, они сами развили эти идеи, нашли способы их технического воплощения.
— Михаил Александрович, — обратился я к Бонч-Бруевичу, — а что если пойти дальше? Что если усовершенствовать разработки электронных ламп?