Ответный удар

Тыналин Алим

Массивные краснокирпичные корпуса цехов, почерневшие от времени и копоти, тянулись вдоль берега почти на версту. Между ними поблескивали рельсы заводской узкоколейки, по которым день и ночь сновали небольшие паровозы, развозя материалы и готовые изделия. На высоком берегу темнели приземистые дома рабочего поселка, построенного еще при Бугрове, прежнем хозяине завода царских времен.

Особой гордостью сормовичей были стапели. Огромные наклонные площадки у самой воды, где собирали корпуса судов. С них сошли

многие знаменитые волжские пароходы, а в годы Гражданской войны — первые советские бронекатера. Теперь здесь предстояло освоить производство новой корабельной брони, и это задача не из легких.

Рабочие династии Сормова славились мастерством. Здесь до сих пор работали потомки тех, кто строил первые русские паровозы и первые речные теплоходы. Кулибины, Воротынцевы, Лапшины, эти фамилии передавались из поколения в поколение вместе с секретами мастерства. Но новое время требовало новых подходов и технологий.

Сормовский завод встретил нас заревом мартеновских печей, пробивающимся сквозь утренний туман. Массивные краны на стапелях вырисовывались черными силуэтами на фоне розового рассвета. Пахло рекой, нагретым металлом и свежей окалиной.

Директор Зайцев, невысокий крепкий человек с военной выправкой, ждал у проходной. На его открытом лице читалось напряжение. Явно есть проблемы, о которых он не решался доложить по селекторной связи.

— С чего начнем, Павел Андреевич? — спросил я, пожимая его крепкую ладонь.

— Пойдемте в новый броневой цех, Леонид Иванович. Там у нас необычная ситуация.

В огромном цехе, где раньше клепали корпуса волжских барж, теперь установили современные закалочные печи. Вдоль стен тянулись ряды массивных броневых плит, готовых к термообработке. Но около одной из печей явно назревал конфликт.

— Я тебе русским языком говорю, нельзя так резко температуру поднимать! — кричал седой мастер в промасленной робе. — Тридцать лет у печей стою, знаю, что говорю!

— А я вам формулы показываю, Никифор Петрович! — горячился молодой инженер в очках. — Расчеты подтверждают, что можно безопасно ускорить процесс на сорок процентов!

Я узнал спорщиков. Старый мастер Кулибин, потомственный сормовский рабочий, и молодой инженер Зернов, недавний выпускник Промакадемии.

— В чем суть разногласий? — спросил я, подходя ближе.

— Да вот, товарищ Краснов, — Кулибин махнул рукой в сторону печи. — Молодежь все торопится. А броня ошибок не прощает. Один раз неправильно закалишь, и все пиши пропало, весь лист в брак.

Зернов развернул перед нами графики:

— Смотрите, при использовании новой системы контроля температуры мы можем без каких-либо осложнений поднимать градус. Чего бояться?

Я внимательно изучил его расчеты. Технически он прав. Новые пирометры позволяли точнее контролировать процесс. Но и опыт старого мастера нельзя сбрасывать со

счетов.

— Так, товарищи, давайте попробуем совместить ваши подходы, — предложил я. — Зернов, ваши расчеты верны, но начнем с небольшой партии. Никифор Петрович, проконтролируйте процесс, отметьте все нюансы. А я пока посмотрю, что у вас с новой системой автоматического контроля сварных швов.

— Эх, — крякнул Кулибин, — была бы моя воля…

— А воля, Никифор Петрович, сейчас одна. Надо дать флоту лучшую в мире броню, — перебил я его. — И для этого нам нужны и ваш опыт, и новые технологии.

Следующий час я провел у сварочных автоматов. Новая система с фотоэлементами, которую разработал Зотов, действительно творила чудеса. Качество швов повысилось втрое, а производительность — вдвое.

— А вот здесь у нас проблема, — Зайцев показал на стеллажи с готовыми плитами. — Никак не можем добиться равномерной закалки по всей площади. Особенно на больших листах.

Я подошел ближе, провел рукой по шершавой поверхности брони. Что-то знакомое.

— У вас какая система охлаждения? — спросил я.

— Стандартная, погружная.

— А если попробовать струйную? С распределенными форсунками?

Глаза Зернова загорелись:

— Точно! И добавить автоматическое регулирование давления в зависимости от температуры листа!

— Дельно говоришь, — неожиданно поддержал Кулибин. — Я еще до революции на Путиловском такое видел. Только там вручную напор регулировали.

Я улыбнулся про себя. Кажется, общее дело начинает сближать старую гвардию с молодежью. А это не менее важно, чем все технические усовершенствования.

К концу дня мы успели проверить работу всего броневого производства и наметить план модернизации. Особенно меня порадовало, что Кулибин и Зернов уже вместе обсуждали детали новой системы закалки.

— Как думаете, справимся с заказом? — спросил Зайцев, провожая меня к машине.

— Справимся, Павел Андреевич. С такими людьми как не справиться?

За проходной протяжно загудел гудок, сзывая ночную смену. Где-то в цехе вспыхнуло яркое пламя газовой резки. Сормовский завод продолжал работать, сочетая вековой опыт с новейшими технологиями.

После Сормова поезд повернул на север. За окном вагона-салона проплывали бесконечные леса, перемежаемые болотами и торфяниками. Я просматривал документацию по Ижорским заводам, попутно делая пометки в блокноте.

Основанные еще при Петре Первом как пильная мельница, Ижорские заводы превратились в крупнейшее металлургическое предприятие империи. Здесь делали броню для первых русских дредноутов, здесь же осваивали производство первых отечественных автомобилей. После революции завод не остановился. Теперь здесь выпускали специальные стали для турбин первых электростанций по плану ГОЭЛРО.