Ответный удар
Шрифт:
Завод строился по последнему слову европейской инженерии, с широкими пролетами цехов, собственной электростанцией и разветвленной сетью железнодорожных путей. Массивные корпуса из красного кирпича, украшенные узорчатой кладкой и готическими окнами, больше напоминали католические соборы, чем промышленные здания. Их строили на совесть. Немецкие инженеры и русские мастера, закладывая фундамент будущей индустриальной мощи.
Особой гордостью завода был паровозостроительный цех, самый большой в Европе на момент постройки. Здесь собирали знаменитые пассажирские паровозы серии «С» — «Русские
Рядом с заводом вырос рабочий поселок с добротными кирпичными домами, больницей и техническим училищем. Коломенские мастера славились своим умением по всей России. Недаром местные паровозы получали золотые медали на всемирных выставках. Теперь этим умельцам предстояло освоить производство новых турбин и специальных сталей для оборонной промышленности.
Промозглое утро встретило меня у проходной Коломенского завода. Серое июньское небо, нетипичное для начала лета, низко нависало над массивными краснокирпичными корпусами. Пахло влажным углем и железом. Гудок известил о начале утренней смены.
Новый директор завода Похлебкин, худощавый энергичный человек с аккуратно подстриженными усиками, встречал меня у ворот. Его назначили месяц назад, и я хотел лично проверить, как он справляется.
— Начнем с турбинного цеха, Леонид Иванович, — Похлебкин протянул мне свежий отчет. — Там у нас самые интересные результаты.
В огромном, недавно отстроенном корпусе турбинного цеха на удивление светло. Новые фонари верхнего освещения заливали помещение ровным светом. Вдоль центрального пролета двигались мостовые краны, перенося массивные заготовки турбинных дисков.
— Вот, смотрите, — Похлебкин подвел меня к новому балансировочному станку немецкого производства. — Внедрили автоматическую систему контроля. Теперь точность балансировки роторов выше в три раза.
Я с интересом наблюдал за работой станка. Действительно, качество заметно улучшилось. Но что-то в его работе меня насторожило.
— А почему привод подачи так вибрирует? — спросил я, прислушиваясь к неритмичному гулу.
— Разрешите доложить! — к нам подошел молодой инженер в потертой кожанке. До этого он стоял в сторонке. Но в несколько вызывающей позе. Сразу видно, что бунтарь. — Лаптев, ответственный за балансировочный участок. Я как раз хотел обратить внимание на эту проблему.
Лаптев развернул чертеж прямо на станине:
— Вот здесь можно изменить систему охлаждения подшипников. Если добавить дополнительный контур и установить автоматический регулятор температуры, мы справимся с проблемой.
Я внимательно изучил его предложение. Толковый парень, сразу видно. Но и упрямый к тому же. В его идее явно прослеживалось рациональное зерно.
— Сколько времени нужно на модернизацию? — спросил я.
— Три дня, если дадите карт-бланш на материалы и людей, — уверенно ответил Лаптев.
— Похлебкин, обеспечьте ему все необходимое, — распорядился я. — И премию за инициативу.
Мы двинулись дальше. В термическом отделении у огромных печей для закалки лопаток я заметил еще одну проблему.
— Что с системой контроля температуры? — обратился я к начальнику цеха Шаповалову, грузному мужчине лет пятидесяти.
— Да вот, немецкие пирометры барахлят, — развел руками тот. — Заказали новые, но поставки задерживаются.
— А почему не используете отечественные? — я вспомнил разработки профессора Величковского. — У нас в центральной лаборатории есть отличные образцы.
Шаповалов замялся:
— Так это… Не доверяем как-то нашим. Немецкие вроде надежнее…
— Зря не доверяете, — я достал блокнот. — Сейчас распоряжусь, чтобы вам поставили партию наших пирометров. Через неделю доложите о результатах.
В этот момент к нам подбежал запыхавшийся мастер:
— Товарищ Похлебкин! В механическом срочно нужно ваше участие. Там с точностью обработки проблема.
Директор посмотрел на меня. Я кивнул:
— Идемте. Посмотрим, что у вас там.
Внутренний голос подсказывал, что день будет длинным. Но именно из таких проблем и их решений складывался успех всего дела. А мне нужен успех. Слишком много поставлено на карту.
В механическом цехе оказалась типичная проблема. Старые станки немецкой фирмы «Джанг» давали неравномерную точность. После получаса наблюдений я заметил причину. Изношенные направляющие создавали вибрацию при обработке длинных валов.
— Смотрите, — я подозвал старшего механика Воронихина, сухощавого немолодого мужчину с въевшейся в морщины металлической пылью. — Вот здесь и здесь установите дополнительные опоры с гидравлическими демпферами. И замените бронзовые вкладыши на текстолитовые.
— Так это ж не по инструкции, — засомневался тот. — Немцы рекомендуют только родные детали ставить.
— Времена меняются, Степан Кузьмич, — улыбнулся я. — Наш текстолит даже лучше будет. Меньше трения, выше износостойкость.
К концу дня я убедился, что завод постепенно набирает обороты. Новая система управления приживается, хотя и не без сложностей. Похлебкин толковый руководитель, и не боится ничего нового.
Вечером в своем вагоне-салоне я просматривал отчеты, готовясь к завтрашнему визиту в Сормово. За окном проплывали бесконечные русские поля, подсвеченные закатным солнцем. Старый проводник Егорыч принес чай в тяжелом подстаканнике.
— В Сормово-то давно не бывали, Леонид Иванович? — спросил он, расставляя на столике баранки.
— С весны, как раз перед всей этой историей со «Сталь-трестом».
Я развернул чертежи новых корабельных броневых плит. Сормовский завод всегда славился корабелами, но сейчас им предстояло освоить совершенно новую технологию. Интересно, как там справляется молодой директор Зайцев?
Поезд мерно стучал на стыках рельсов.
Сормовский завод раскинулся на низком берегу Волги, там, где она делает плавный поворот перед впадением Оки. Основанный еще в 1849 году компанией «Нижегородская машинная фабрика», он уже восемьдесят лет оставался одним из крупнейших промышленных предприятий России. Здесь строили первые отечественные паровозы и речные суда, здесь в 1920 году спустили на воду первый советский танкер «Красное Сормово».