Ответный удар
Шрифт:
— Вот что значит правильная кооперация, — заметил я. — Каждый делает то, что умеет лучше всего.
Уже в сумерках мы стояли с Устиновым на заводском дворе. Над корпусами цехов быстро садилось солнце. С неба моросил легкий питерский дождик.
— Знаете, Леонид Иванович, — задумчиво произнес директор, — а ведь мы действительно начинаем работать по-новому. Раньше каждый завод варился в собственном соку, а теперь…
— Теперь мы единый организм, — закончил я его мысль. — И каждый завод — важная часть этого организма.
В темнеющем небе хмурились
Из Ленинграда я отправился на юг.
Поезд мерно покачивался во время езды. После прохладного ленинградского лета здесь чувствовалось настоящее дыхание июня. В открытые окна вагона врывался горячий ветер, напоенный запахом спелой ржи и полевых цветов.
Я перебирал документы по Брянскому заводу, попутно делая пометки в блокноте. Основанный в 1873 году как рельсопрокатный завод, он постепенно превратился в один из крупнейших машиностроительных комплексов России. В годы Первой мировой здесь выпускали артиллерийские снаряды и минометы, за что завод получил неофициальное название «Арсенал». Теперь предстояло освоить производство новых видов военной техники, и это требовало серьезной модернизации.
Егорыч, как всегда безошибочно угадывающий время чаепития, появился с подносом:
— Брянск через час, Леонид Иванович. Местные газеты принес. Пишут, у них там молодой директор, Петр Михайлович Пересыпкин. Говорят, из рабочих выдвиженцев, но с образованием.
Я кивнул, разворачивая свежий номер «Брянского рабочего». Пересыпкина я пока не знал лично, но отзывы о нем шли хорошие. Энергичный, толковый, хотя и резковатый порой в решениях.
За окном потянулись заводские окраины Брянска. Вдали показались знакомые очертания корпусов «Арсенала».
Приземистые здания из темно-красного кирпича, похожие на старинные крепостные укрепления. Над ними поднимался дым от множества труб, окрашенный закатным солнцем в розовые тона.
Я отложил бумаги. Здесь предстояло проверить внедрение новой технологии закалки орудийных стволов. Дело сложное и ответственное. Что-то подсказывало мне, что этот визит может оказаться самым непростым за всю инспекционную поездку.
Поезд начал замедлять ход, приближаясь к станции Брянск-Орловский. На привокзальной площади уже ждала заводская «эмка». Значит, Пересыпкин подготовился к визиту основательно.
На проходной Брянского арсенала меня встретил сам Пересыпкин. Крепко сбитый человек лет тридцати пяти, с открытым волевым лицом и цепким взглядом темных глаз. В его манере держаться чувствовалась недавняя рабочая закалка, но говорил он грамотно и по существу.
— Сразу в термический, Леонид Иванович? — предложил он. — Там у нас главные события.
Термический цех поражал размерами. Под его сводчатыми потолками могла бы уместиться небольшая церковь.
Вдоль стен выстроились огромные закалочные ванны, над которыми нависали мостовые краны. В дальнем конце цеха располагались новые печи для особо точной
— Вот, смотрите, — Пересыпкин подвел меня к пульту управления. — Внедрили вашу систему автоматического контроля температуры. Первые результаты отличные.
Я просмотрел диаграммы на лентах самописцев. Действительно, точность поддержания температурного режима выросла в несколько раз.
— А что с равномерностью прогрева? — спросил я. — Особенно на длинных стволах?
— Тут у нас есть интересное решение, — оживился главный металлург Савицкий, сухощавый седой человек с острым птичьим профилем. — Молодой инженер Кузьмичев предложил систему последовательного нагрева с автоматическим перемещением зоны максимальной температуры.
В этот момент раздался глухой хлопок, и цех заволокло белым паром.
— Авария! — крикнул кто-то. — Разрыв трубопровода охлаждения!
Я бросился к печи номер три, где только что начали закалку партии особо важных изделий. Система охлаждения вышла из строя в самый критический момент. Если не восстановить ее в ближайшие минуты, вся партия пойдет в брак.
— Пересыпкин! Срочно запускайте резервную линию! — скомандовал я. — Савицкий, организуйте замеры температуры по всей длине изделий!
— Резервная линия тоже не работает! — доложил перепуганный механик. — Там задвижка заклинила!
— Черт! — Пересыпкин побелел. — Это же правительственный заказ. За него нам головы снимут.
Я быстро оценил ситуацию. Времени на ремонт нет. Нужно что-то нестандартное.
— Так, слушайте мою команду! — я повысил голос. — Срочно гоните сюда пожарную машину с помпой. Главный энергетик — все имеющиеся вентиляторы сюда! Будем организовывать воздушное охлаждение.
— Это же не по технологии… — засомневался Савицкий.
— Если не сделаем ничего, точно все потеряем, — отрезал я. — Действуйте!
Следующий час прошел как в тумане. Пожарный насос подавал воду через временные трубопроводы из брезентовых рукавов. Десяток мощных вентиляторов создавал направленный поток воздуха. Я сам руководил процессом охлаждения, ориентируясь на показания наспех установленных термопар.
Когда наконец открыли печь, в цехе повисла напряженная тишина. Савицкий лично проводил замеры твердости металла.
— Не может быть… — пробормотал он, глядя на показания приборов. — Все в норме! Даже лучше, чем обычно. Распределение твердости более равномерное.
— Похоже, мы случайно открыли новый метод закалки, — усмехнулся я, вытирая пот со лба. — Надо будет изучить и внедрить в технологию.
Пересыпкин покачал головой:
— Если б не вы, Леонид Иванович… Я уж думал, все пропало.
— Не преувеличивайте. Просто иногда нужно думать нестандартно. И обязательно разберитесь с системой охлаждения. Почему оба контура вышли из строя одновременно? Очень похоже на диверсию.
К вечеру, когда основные проблемы были решены, мы сидели в кабинете директора. За окном догорал летний день, откуда-то издалека доносился перестук вагонных колес. Завод жил обычной жизнью.