Ойкумена
Шрифт:
– Шнурки, сабля, клевец...
– протянул Сантели, все еще сомневаясь, но в его голосе сквозила плохо скрываемая надежда.
– Да, - резюмировал Кай.
– Надо рискнуть.
Сантели выдохнул, допил пиво, буквально закинул в глотку содержимое кружки.
– Надо, - сказал он, накручивая себя перед ответственным делом.
– Могу я попробовать, - дипломатично предложил Кай.
Заезжий боец тем временем дожевал свою корочку и с видом никуда не торопящегося человека приглаживал попеременно усы. Он привлекал внимание выпивох, однако, не более того. На Пустошах видели и куда более диковинных гостей,
Сантели дернул щекой и, не отвечая соратнику, встал, направляясь к столу пришельца. По пути он пропустил шаг, минуя одну девчонку-прислужницу, чтобы не столкнуться с подносом. полным пустых кружек. Легким полуоборотом обогнул падающего со стула пьяницу, который громко стукнул головой о мокрые доски за спиной бригадира. Переступил через завсегдатая, который удобно прилег в проходе меж столами, завернувшись в дырявый плащ, поскольку больше одежды на счастливце не имелось - все спустил. Похоже, сегодняшний день для кабачка будет урожайным, пиво и разбавленное вино лились буквально ведрами, несмотря на ранний час. Хотя солнце давно уж взошло, внутри царила полутьма, и горели масляные лампы.
– Вы позволите?
– вежливо спросил Сантели, остановившись рядом со столом, так, чтобы расстояние нельзя было назвать угрожающим. Бригадир был почти уверен, что напасть внезапно он не сможет, даже если бы захотел, и пришелец отлично это понимает, но проявление вежливости никогда не бывает лишним.
– Я не ищу компанию, - нейтрально отозвался человек, и мягкий акцент подтвердил его происхождение. Где бы ни родился боец, большую часть жизни он провел в Городе или на худой конец окрестностях. Ответ прозвучал так же вежливо, как и вопрос, но вполне однозначно. Продолжать - означало нарываться на грубую отповедь или вызов, тем не менее, Сантели рискнул.
– Понимаю, - отозвался бригадир и без приглашения сел напротив собеседника. Темная бровь сдвинулась, поползла вверх, отражая вполне определенное недоумение. Седоусый даже не взглянул в сторону сабли, но едва заметно дрогнули мышцы под рубахой, и Сантели явственно ощутил, как свободно опущенная левая рука незнакомца, скрытая краем стола, коснулась рукояти молота.
– Я прошу прощения за свою назойливость, - «вежественная» речь давалась бригадиру нелегко, он давно отвык от церемонности, да и слишком уж все это напоминало о прошлом. Поэтому Сантели говорил медленно, подбирая каждое слово.
– Но у меня есть дело, которое не терпит отлагательств. Важное дело, которое я хотел бы с вами обсудить.
– Я пришел сюда только сегодня, затемно, и никогда не бывал в этих местах ранее, - кажется, пришелец уже взялся за клевец всей ладонью.
– У меня здесь нет ни друзей, ни дел, тем более не терпящих промедления.
Он говорил быстро и очень четко, как человек, привычный к чисто городской культуре. И с той привычной, неосознаваемой сдержанностью, которую дает многолетнее житие в среде, где за любое слово может последовать вызов. Если бы Сантели все еще сомневался в природе занятий собеседника, то сейчас отбросил бы все сомнения.
– Я понимаю справедливость ваших слов, - бригадир демонстративно
– Уделите мне буквально несколько минут вашего времени, - как можно более спокойно и убедительно предложил бригадир.
– И если не сочтете мои слова достойными внимания, я покину вас.
В последнее мгновение Сантели удержался от завершения «и закажу вам вина». Это могло быть воспринято как открытое оскорбление, намек на бедственное положение пришельца. Тем более оскорбительный, что, похоже, намек оказался бы недалек от истины. Сейчас, сидя близко, лицом к лицу, Сантели видел, что веки седоусого набрякли многодневной усталостью. Дорожная сума на лавке, у правой руки хозяина, отличалась прискорбной худобой, ее определенно не обременяла богатая поклажа. И главное - запах. Одежда незнакомца была пропылена и уже несколько дней не чищена, значит, тот еще не мылся с дороги. Но при этом Сантели не чувствовал характерного запаха конского пота. Значит, человек пришел пешим. А если у бойца нет лошади, значит или он скверный боец, или по каким-то причинам терпит сильную нужду.
– Кажется, у вас нет часов...
– после короткой паузы отозвался седой, чуть дружелюбнее, буквально самую малость.
– И сомневаюсь, что они есть во всем этом ... городишке.
– Но мне известно, что такое «минута», - скупо улыбнулся Сантели.
– Да, судя по всему, мы оба знали лучшие времена, - седой вернул такую же сдержанную улыбку. Похоже, он заинтересовался разговором.
– Да уж, - нейтрально заметил бригадир. Немного помолчал и решил не тянуть тагуара за язык, а рубить сплеча.
– Тысячу извинений, если мой вопрос покажется вам неуместным, однако... позвольте, я угадаю природу ваших занятий...
– Вы уже правильно угадали, - резко оборвал его седоусый.
– Как и ваш спутник, который стоит у той стены и делает вид, что не смотрит на меня из-за кружки. Ему явно привычна тяжесть рыцарского копья и таранного боя.
– Э-э-э...
– Сантели впервые за очень долгое время оказался в замешательстве и замешкался с ответом.
– Но я не ищу здесь работу, - строго продолжил боец.
– Не имею никакого желания снова убивать живых людей.
Сантели возвел очи горе и подумал, что должно быть сам Пантократор помогает ему, сначала посредством Кая указав на пришельца, а теперь выводя разговор в самом наижелательном направлении. Случайная оговорка позволила сразу перейти к главному.
– Понимаю, - качнул головой бригадир и выдержал паузу. Впервые он поймал в непроницаемом взгляде седого что-то, похожее на искру интереса.
– А что бы вы сказали о мертвых людях?
Воцарилась тишина. Бретер - а это точно был бретер, настоящий, столичной школы, обоеручный фехтовальщик - внимательно смотрел на бригадира. Наконец его левая рука дрогнула, и Сантели машинально сжал челюсти, готовый парировать удар. Ну, или хотя бы попытаться. Седой достал из-под стола пустую, безоружную ладонь, оперся локтями на темные доски, вновь пригладил усы, на этот раз оба сразу.