Ожерелье королевы
Шрифт:
– Тогда скорее к делу, графиня. Что же вы мне позволите?
– Все, что не идет вразрез с моим вкусом и долгом.
– О, вы выбрали две самые неопределенные области.
– Не перебивайте, монсеньор, я хотела добавить к этому и третью область.
– Какую ж, о Господи?
– Область моих капризов.
– Я пропал.
– Идете на попятный?
Скорее принимая вызов прелестной обольстительницы, чем следуя ходу своих мыслей, кардинал ответил:
– Нет, ни в коем случае.
– Вас
– Ни он, ни ваши вкусы и капризы.
– Докажите.
– Стоит вам намекнуть…
– Я хочу сегодня вечером пойти на бал в Оперу.
– Это ваше дело, графиня, вы свободны, как ветер, и я не вижу, что может вам помешать пойти на бал в Оперу.
– Минутку, это лишь половина моего желания. Другая его половина заключается в том, чтобы вы тоже туда пошли.
– Я? В Оперу? О, графиня!..
И кардинал сделал движение – вполне обычное для личности заурядной, но для человека, который носит имя Рогана, означавшее колоссальный прыжок.
– Так-то вы хотите мне угодить? – упрекнула его графиня.
– Кардиналы не ходят на бал в Оперу, графиня. Это все равно, как если бы я предложил вам войти в… курильную комнату.
– По-вашему, кардиналы и не танцуют, да?
– Нет, конечно.
– Почему же тогда я читала, как кардинал де Ришелье танцевал сарабанду?
– Перед Анной Австрийской, верно… – вырвалось у кардинала.
– Перед королевой, вот именно, – подтвердила Жанна, пристально глядя на де Рогана. – Да, для королевы вы бы на это пошли.
При всей своей ловкости и самообладании принц залился краской.
То ли ехидная женщина пожалела смущенного кардинала, то ли решила больше не продлевать его замешательства, – как бы там ни было, она поспешно добавила:
– Да разве я, кому вы наговорили столько любезностей, вправе огорчаться, что вы ставите меня ниже королевы? Но вы же будете в домино и маске, а для меня это станет громадным шагом на том пути, о котором мы только что говорили, и я буду так вам признательна за вашу снисходительность.
Кардинал, довольный, что так легко отделался, и, главное, радуясь постоянным победам, которые изворотливая Жанна позволяла ему одерживать после каждой его оплошности, бросился к графине и сжал ей руку.
– Для вас, – воскликнул он, – я готов даже на невозможное!
– Благодарю, монсеньор, мужчина, идущий ради меня на подобные жертвы, весьма мне дорог. Теперь, когда вы согласились, я освобождаю вас от столь тяжкого бремени.
– О нет, плату может получить лишь тот, кто выполнил порученное дело. Я еду с вами, графиня, но только в домино.
– Мы будем проезжать по улице Сен-Дени, что рядом с Оперой, я в маске зайду в магазин и куплю вам костюм, а вы наденете его в карете.
– Это будет
– О, монсеньор, вы так добры ко мне, что я вся – смущение… Но я подумала вот о чем: быть может, у себя дома вы найдете домино, которое придется вам больше по вкусу, чем то, что мы собираемся купить?
– А вот эта уловка уже ни к чему, графиня. Если я еду на бал в Оперу, то поверьте…
– Да, ваше высокопреосвященство?
– Поверьте, что я, увидев там себя, буду удивлен не менее, чем были удивлены вы, когда остались отужинать вдвоем с мужчиной, который не приходится вам мужем.
Жанна почувствовала, что на это ей нечего сказать, и просто поблагодарила.
К дверям маленького домика подъехала карета, без гербов на дверцах. Наши искатели приключений сели в нее, и она быстро понеслась в сторону бульваров.
22. Несколько слов об Опере
Опера, этот парижский храм развлечений, сгорела в июне 1781 года.
Под обломками погибло двадцать человек; поскольку подобное несчастье за последние восемнадцать лет произошло уже во второй раз, место, где помещалась Опера, то есть Пале-Рояль, сочли несчастливым для этого источника веселья парижан и по указу короля ее перенесли в другой, расположенный подальше от центра квартал.
Для людей, живших по соседству, этот город из холста и некрашеного дерева всегда составлял предмет беспокойства. Опера, живая и невредимая, воспламеняла сердца финансистов и знати, двигала состояниями и званиями. Загоревшаяся Опера могла погубить квартал, даже целый город. Все дело решал порыв ветра.
Место для новой Оперы было выбрано у заставы Сен-Мартен. Король, огорченный тем, что его славному городу Парижу придется так долго обходиться без Оперы, предался печали, что с ним случалось всякий раз, когда в город не подвозили зерно или когда хлеб дорожал до семи су за четыре фунта.
Нужно было видеть, как пожилая знать и молодая адвокатура, военные и финансисты были выбиты из колеи этой, так сказать, послеобеденной пустотой; нужно было видеть, как блуждают по бульварам бесприютные божества – от статиста до примадонны.
Чтобы утешить короля и отчасти королеву, к их величествам привели архитектора г-на Ленуара, который посулил им, что создаст диво дивное.
Этот добрый малый разработал новую систему переходов и коридоров – столь совершенную, что в случае пожара все находящиеся в театре люди могли спастись. Он спроектировал восемь запасных выходов, не считая пяти широких окон на втором этаже, помещенных так низко, что самый малодушный человек мог выпрыгнуть на бульвар, рискуя в худшем случае растянуть себе ногу.