P.S. Я все еще люблю тебя
Шрифт:
– Хм, – вновь повторяет Питер. Второе «хм» – произнесено скучающее, неопределенно. Ни капли ревности. – Ладно, так как поживает Санденс Кид? – посмеивается он. – Макларен ненавидел, когда я его так называл.
– Я помню, – говорю я. Мы стоим на светофоре; на повороте в школу выстроилась очередь из автомобилей.
– О чем говорится в письме?
– Ой, да знаешь, всего лишь «как ты», и все, что принято спрашивать. – Я смотрю в окно. Чувствую себя немного скупой в том, чтобы поделиться дополнительной информацией, поскольку его безразличная реакция не заслуживает
Питер барабанит пальцами по рулю.
– Надо бы как-нибудь с ним потусить.
Мысль о Питере и Джоне Амброузе Макларене снова вместе в одном пространстве смущает. На кого бы я вообще смотрела? Я расплывчато отвечаю:
– Хмм, может быть.
Возможно, поднятие темы о письме не было такой уж и хорошей идеей.
– Думаю, у него все еще осталась моя старая бейсбольная перчатка, – размышляет он. – Эй, он что-нибудь говорил обо мне?
– Что, например?
– Не знаю. Например, интересовался ли он, чем я занимаюсь?
– Вообще-то нет.
– Хм. – Губы Питера опускаются как бы в обиженном выражении. – Что ты написала ему в ответ?
– Я только что его получила! У меня еще не было времени ответить.
– Передавай ему привет, когда напишешь, – говорит он.
– Конечно, – отвечаю я. Я шарю в сумке, чтобы убедиться, что письмо все еще там.
– Так, погоди-ка, если ты отправила по любовному письму нам пятерым, значит ли это, что мы все нравились тебе одинаково?
Он смотрит на меня выжидающе, и я знаю, что Питер думает, что я собираюсь ответить, что он нравился мне больше всех, но это было бы неправдой.
– Да, вы все нравились мне одинаково, – сообщаю ему я.
– Чушь! Кто тебе нравился больше всего? Я, верно?
– На этот вопрос действительно невозможно ответить, Питер. Я имею в виду, это все относительно. Я могла бы сказать, что Джон нравился больше всех, потому что нравился дольше всех, но нельзя судить, кого любишь сильнее всех, по тому, как долго ты их любишь.
– Любишь?
– Нравится, – поправляюсь я.
– Ты определенно сказала «любишь».
– Ну, я имела в виду «нравится».
– А что насчет Макларена? – спрашивает он. – Насколько сильно он тебе нравился по сравнению со всеми остальными?
Наконец-то! Хоть немного ревности.
– Он мне нравился, – я собираюсь сказать «так же», но колеблюсь. Если верить Сторми, никто и никогда не может всем нравиться одинаково. Но как можно определить, насколько сильно тебе нравится человек, не говоря уже о двух? Питер всегда должен нравиться больше всех. Он этого ожидает. Поэтому я просто говорю: – Не могу сказать определенно. Но сейчас больше всех мне нравишься ты.
Питер качает головой.
– Для той, у кого никогда раньше не было бойфренда, ты действительно знаешь, как заставить парня поволноваться.
Я приподнимаю брови. Я знаю, как заставить волноваться парня? Это первый раз, когда я слышу такое в своей жизни. Женевьева, Крис – они знают, как заставить волноваться парней. Но не я. Только не я.
28
Дорогой
Во-первых, спасибо за ответ. Это был действительно приятный сюрприз. Во-вторых… история об отправке письма. Я написала тебе это письмо в восьмом классе, но никогда не хотела, чтобы ты его видел. Звучит безумно, знаю, но это то, что я раньше делала – когда мне нравился мальчик, я писала ему письмо, а затем прятала его в шляпной коробке. Письма предназначались только для меня самой. Но потом моя младшая сестренка Китти – помнишь ее? Тощая и вредная? – разослала их всем, в том числе и тебе, еще в сентябре.
Я помню то состязание по брейк-дансу. Думаю, Питер выиграл. Хотя, он бы по любому забрал самый большой кусок козинаков! Я вдруг вспомнила, а ты помнишь, как он всегда забирал последний кусок пиццы? Так раздражало. А ты помнишь, как однажды они с Тревором подрались из-за этого последнего куска, и все кончилось тем, что они уронили пиццу и она вообще никому не досталась? Помнишь, как мы все пошли к тебе домой, чтобы попрощаться, когда ты переехал? Я испекла шоколадный торт с глазурью из шоколадно-арахисового масла, и принесла нож, но все твои вилки и тарелки были уже упакованы, так что мы ели на веранде руками. Когда я пришла домой, то поняла, что на уголках губ остался шоколад. Я была так смущена. Кажется, что это была так давно.
Я не состою в Модели ООН, но была там в тот день и видела тебя. На самом деле, я чувствовала, что ты можешь быть там, ведь я помнила, насколько ты был увлечен Моделью ООН в средних классах. Сожалею, что не осталась, чтобы мы могли рассказать друг другу последние новости. Думаю, я просто испугалась, ведь мы не виделись уже давно. Ты тоже выглядел для меня прежним. Хотя, гораздо выше.
У меня есть к тебе просьба – не мог бы ты отправить мне мое письмо обратно? Остальные письма ко мне уже вернулись, и хотя я уверена, что это будет мучительно, мне бы очень хотелось знать, что я в нем написала.
Твой друг, Лара Джин
29
Уже поздно, и свет в доме не горит. Папа в больнице, Китти ночует у подружки. Я вижу, что Питер хочет зайти, но скоро придет папа и с ума сойдет, если, вернувшись домой, обнаружит, что, в такой час, мы в доме совершенно одни. Папа не сказал ничего конкретного, но после видео что-то изменилось, всего лишь на малую толику. Теперь, когда я встречаюсь с Питером, папочка, как-бы-невзначай, интересуется, во сколько я буду дома и куда мы пойдем. Раньше он никогда не задавал подобных вопросов, хотя, полагаю, раньше у него никогда не было для этого какого-либо повода.