Падение Флавиев
Шрифт:
– А как же его фраза, что полномочия сената считаются устаревшими?
– Почему вы мне все высказываетесь? – возмущался префект. – Император был здесь, надо было ему говорить о ваших недовольствах. Может быть он прислушался бы к вам…
– Мы тебе говорим, потому что ты правая рука императора, Корнелий! – вмешался уже Гней Сервий. – Как раньше ты был правой рукой императора Тита, когда служил его перфектом преторианцев и яро защищал от людей на открытии амфитеатра Флавиев, которые просто хотели его видеть и общаться с ним.
– Это были обычные попрошайки, решившие уловить момент и получить пару
– Ты имеешь ввиду Лициния Муциана и Иосифа Флавия? Так Лициний скончался от лихорадки через месяц после смерти Августа Тита, а Иосиф, после того послания, которое, практически, убило нашего императора, отбыл на свою родину в Палестину и вряд ли вернется в Рим в ближайшее время. Но, они не были правой рукой Тита. Или ты имеешь ввиду меня? Так я уж тем более не влиял на него.
– Какое это вообще отношение имеет к сенату? – вновь закричала часть сенаторов. – У нас тут стоит вопрос выживаемости.
– Все, довольно! – сдался Фуск. – Вас много, а я один… и не желаю более слушать несправедливые упреки в свой адрес, будто я что-то решаю. Преторианцы сверят список присутствующих, а я умываю руки. – и он, с красным от злобы лицом, покинул сенат.
Избавившись от префекта, радостные сенаторы тут же напали с криками на преторианцев. Правда, последние, были готовы к этому и на провокации не велись, а молча сверяли список.
– Зачем тебя вызывал император? – спросил толстый сенатор, подходя к Гнею. С ним шел и худой.
– Выразил соболезнование по поводу гибели моих родственников.
– Какой все же внимательный и чувствительный наш император, да хранят его боги. – вмешался худой.
Но Сервий больше не желал оставаться внутри этого шумного места и, попрощавшись с коллегами, тут же покинул сенат.
Императорский паланкин вместе со свитой прибыл на Капитолийский холм. Там во всю шло строительство нового храма в честь Юпитера Капитолийского, разрушенного во время опустошительного пожара 80-го года. Встречал цезаря главный авгур со жрецами и весталками. Когда Домициан вылез из паланкина, встречавшие поклонились и перед ними выстроились преторианцы.
– О, Великий понтифик, Цезарь Домициан, это честь для нас встречать тебя! – все еще кланяясь, заявил авгур.
Преторианцы расступились, давая проход императору. В этот самый момент к храму прискакал всадник и остановившись, опытно спрыгнул с лошади.
– Повелитель! – кивнул Корнелий Фуск. – Я спешил как мог…
– Мы же тебе четко дали указание насчет списков сенаторов… – холодно выговорил Домициан.
– Конечно, повелитель, но это делают мои помощники. Я же просто не мог оставить тебя одного, пока ты совершаешь объезд строений. Твоя безопасность лежит на мне.
Цезарь Флавий перевел свой взгляд на весталок, стоящих с опущенным вниз глазами и оценивающе осмотрел их, после чего зло поглядел на авгура:
– Как идут дела с храмом?
– Владыка, как ты видишь, стены готовы. Новый храм уже превосходит предшественников великолепием, он выше и изящнее прежнего. В Рим недавно доставили колонны из пентелийского [34]
34
Пенделикон – гора в Греции высотой 1107 метров над уровнем моря. Начиная с античных времен, гора была известна во всей Элладе своим мрамором. Он использовался древними архитекторами для строительства Афинского Акрополя и стадиона Панатинаикос. Пентелийский мрамор отличается своим безупречно равномерным белым цветом с едва заметным желтоватым оттенком. Под солнечными лучами можно заметить его золотистый отблеск.
– Учти, мы потратили двенадцать тысяч талантов на позолоту одного только этого храма. Когда он будет готов, мы тщательно проверим, все ли золото ушло по назначению, и, если, не дай боги, мы чего-то не досчитаемся, ты, как ответственный за постройку, ответишь за это головой.
– Мой божественный господин, я честный римлянин и видят боги, я никогда ничего чужого не брал и не возьму, а тем более то, что принадлежит богам…
– Это мы еще проверим. А теперь веди нас внутрь, мы должны видеть, на каком этапе находится строительство.
Вся свита оказалась внутри. Там, пространство Капитолийского храма было разделено на три помещения, каждое из которых посвящено отдельному божеству. Центральное помещение было отдано для поклонения Юпитеру – богу неба, дневного света, грозы, отцу всех богов, верховному божеству римлян и соответствует греческому богу Зевсу. Здесь уже была установлена терракотовая статуя Юпитера, сидящего на троне и держащего в руках скипетр. Справа от главного прохода находилось святилище Юноны – богине брака и рождения, семьи и семейных постановлений, материнства, женщин и женской детородной силы, а слева – Минервы – богине мудрости. Каждый из трех богов имел свой алтарь. Авгур все это показал императору, но по тому не ясно было, доволен ли он этим или нет.
В помещении оказался, измученный с виду, пожилой человек и преторианцы насторожились.
– Все в порядке, – поспешил успокоить всех авгур. – Это наш страж храма, Марий. Мы его держим здесь из-за уважения, так как он охраняет это место уже сорок лет.
Домициан замер и уставился на стража храма. Он молча наблюдал за ним, а затем прищурил глаза.
– Повелитель! – старик поклонился ему на расстоянии. – Для меня большая радость снова тебя увидеть.
– Пропустите его. – приказал цезарь преторианцам.
– Можно, я поцелую твою руку, господин? – подходя произнес Марий.
Цезарь, тщательно всматриваясь в незнакомца, протянул ему правую руку и тот поцеловав, прижался лбом к ней.
– Я всегда вспоминаю те события…
– Не здесь! – строго прервал его Домициан и вырвал руку. – Мы приглашаем тебя сегодня на ужин в нашем дворце. Ты же придешь?
– Повелитель, это кажется сном… я буду счастлив…
– Приказываю доставить его домой переодеться, а потом ко мне во дворец. – дал указания император своему префекту, после чего вновь уставился на стража храма: – Отныне, мы не позволим тебе быть обычным гражданином… отныне ты будешь иметь все самое лучшее.