Падение Флавиев
Шрифт:
– Да, ты можешь казнить. Но при всем уважении, я здесь как посланник моего брата, а не как гражданин. Будь моя воля и возможность, я сейчас был бы одесную императора Веспасиана и вместе с ним сражался, продвигаясь к Риму. А если говорить про законность, то кто, как не ты, бросил вызов действующему законному императору, устроив мятеж и разбив его легионы, тем самым довел до самоубийства Отона!? Давай не будем акцентировать внимание на то, кто законный, а кто нет, так как во время гражданской войны – это понятие очень и очень расплывчатое, а перейдем к делу… – и помолчав, продолжил. – если ты позволишь.
– Говори. – опять спокойно
– Веспасиан Флавий предлагает следующее, если Вителлий сложит с себя полномочия императора, ему будет даровано помилование, золото и гарантированное убежище в Кампании с неприкосновенностью.
– Сто миллионов сестерциев [47] , огромную роскошную виллу с бассейнами, садами и тремя триклинями, и, главное, покоя. Вот чего я хочу. – сразу же ответил император.
– Нет, Веспасиан дает только сто тысяч сестерциев и виллу. Если согласен, то сегодня все будет исполнено, когда ты отречешься.
47
Сестерций – серебряная монета. Во времена республики это чеканилось как маленькая серебряная монета. После денежной реформы Августа сестерцием была монета из недрагоценных металлов с большими размерами, очень хорошим качеством изготовления и реалистичными изображениями.
– Это не то, на что я рассчитывал, но хорошо, немедля я соберусь и отправлюсь в храм Согласия, где сложу с себя знаки императорского достоинства.
Сабин слегка кивнул и отправился на свою виллу, император же, облачившись в черную тогу, вышел ночью из дворца вместе с плачущими родными и рабами. Находящаяся там толпа и преторианцы удивились такому виду императора, но Вителлий поспешил с ними объясниться, забравшись на ростру:
– Дорогие дети мои! Я больше не могу и не хочу участвовать в этой кровопролитной войне. Война сама по себе горе, но, когда она является гражданской, где римлянин убивает своего брата римлянина, просто недопустима. Поэтому я принял решение отречься от власти в пользу императора Веспасиана Флавия, не по своей воле, конечно же, а меня силой заставили, но за это всех нас ждет помилование и жизнь. – и он при всех разрыдался.
Но преторианцы достали мечи и стали бить ими друг об друга, тем самым громко выражая недовольство и требуя продолжения войны. Цезарь сошел с ростры и попытался было пройти меж ними, но народ заградил ему путь, указывая, что все готовы дать отпор захватчикам и остановить восхождение Веспасиана. Вдохновившись такой поддержкой, император Вителлий громко объявил:
– Я никогда не забуду вашу доброту и любовь ко мне, мои дорогие! Так давайте же сегодня, раз и навсегда, покажем этим грязным плебейским свиньям Флавиям, кто тут настоящие римляне, и кому принадлежит Рим! Все идем к вилле префекта Сабина.
Толпа даже перекрикивала радостных преторианцев, и, вооружившись кто чем мог, направились к имению Флавиев.
Сам же Сабин в это время устроил пир, празднуя отреченья Вителлия, и опустошал вино кубок за кубком. За столом возлежали сын и внуки его, супруга Аррецина Клементина, а также Домициан.
– Почему грустишь, малыш? – поинтересовался Сабин у Домициана.
– Не верится, что все уже позади. Ты уверен, что император сдался?
– Абсолютно! Этот трус тени своей боится, а тут такое предложение, где он сможет
– Порой и трусы опасны, вспомни крысу, загнанную в угол.
– Да он даже не крыса, цыпленок ничтожный, вот кто он. – и Сабин расхохотавшись, разлил на себя вино. – Да что же такое, порази меня Юпитер, новую тогу испортил.
– Вино разлито на белую тогу. Кровавый знак. Навлекаешь на себя гнев богов.
– Расслабься, малыш. Мы расчистили путь к престолу для твоего отца и можем теперь пировать сутками напролет.
– Я уже два года, как не видел отца, четыре года, как брата. Тогда же я потерял мать и сестру. Такое ощущение, что отец и брат забыли обо мне.
– Не говори так, они любят тебя. Я-то знаю.
– Так любят, что ни одного письма не прислали за все это время!? Ты ничего не знаешь, дядя. Отец ненавидит меня, стыдится, а брат не замечает или всячески показывает, что я ему не ровня. Им абсолютно безразлично, выживу я тут или нет.
– Они на войне, и больше нас рискуют каждый день быть убитыми. Ты же тоже не слал им письма, ты же тоже не особо горюешь, пока их нет. Может быть это ты их не любишь, а не они тебя!?
Домициан насупился и замолчал.
– Какие дальнейшие планы, отец? – обратился уже Сабин-Младший.
– Пировать. А потом, до приезда Веспасиана, наведем здесь порядок. Этот год четырех императоров серьезно расшатал нашу империю, как экономически, так и политически, да и социально тоже. Преторианцы творят, что хотят, чувствуют себя всесильными и безнаказанными. Еще император Отон их очень распустил. Даже плебс, посчитал, что может решать судьбу Рима. Нам очень нужна стабильность и сильный лидер, иначе провинции восстанут и захотят выйти из состава Римской Империи, а этого нельзя допустить.
– Как думаешь, что тебе даст Веспасиан?
– Много чего. Должность консула как минимум. Может наместника, но я стар уже и не хочу покидать Рим.
– А нам что, мне и моим сыновьям?
Сабин посмотрел на внуков, старшего звали также, как и его, и сына – Тит Флавий Сабин, а другого Тит Флавий Клемент.
– Уж поверьте, наш Веспасиан никого не обидит! – бодро ответил префект Рима.
В это самое время в триклиний ворвался милес:
– Господин, преторианцы идут сюда, во главе их император, они вооружены и агрессивно настроены.
– Что??? – поразился Сабин. – Этого не может быть. Быстро беги и поднимай всех флавианцев! Скажи, что всеобщий сбор против вителливцев. Мы им сейчас такой бой дадим, что голова Вителлия долго будет гнить на острие моего копья. – милес убежал, а Сабин, сразу отрезвев, обратился к семье: – Будьте рядом со мной, я попытаюсь укрыть вас в храме Юпитера Капитолийского. Только там, в святыне, вы будете в полной безопасности.
Сабин раздал мечи всем родным, они надели латы и вышли на улицу, где во всю уже шел бой между сторонниками Флавиев и Вителлия. В эту ночь весь Рим, казалось, не спал. С инсул горожане умудрялись кидать в головы милес глиняные горшки и сосуды, причем неважно, в чью голову угодят. Рев и гул над городом стоял такой, что слышен был в окрестностях. Кроме криков, стонов и рычаний также сыпались оскорбления и проклятья как в одну сторону, так и в другую. Сабина и его приспешников оттеснили к храму Юпитера, все так, как он и хотел. С оставшимися милесами он укрылся внутри священного места. Там, расслабившись, Сабин сел у колонны: