Падший ангел
Шрифт:
— Но, Джекоб, велика важность! Я сюда приезжала много лет подряд, и никто никогда меня здесь не тревожил.
Его лицо приблизилось вплотную к ее лицу, губы подергивались от еле сдерживаемого гнева:
— Ты что, от природы тупая или этому тебя тоже научили в монастыре? Я не помню, чтобы раньше ты отличалась такой непонятливостью!
Не говоря больше ни слова, он посадил Тори к себе на колени и звучно поцеловал.
— Это тебе за то, что я нашел тебя целой и невредимой, — объявил он, и голова ее закружилась от силы этого поцелуя, а губы блаженно
Ловким движением он перевернул ее у себя на коленях лицом вниз и, прижав одной рукой, другой задрал ей на голову пышные юбки. Когда он спустил вниз на щиколотки ее панталончики, Тори обрела наконец голос:
— Джекоб! Нет! Ты не посмеешь!
— Еще как посмею! — прорычал он, нанося звучный шлепок открытой ладонью. Ее приглушенный крик боли и возмущения почти не тронул его, и он разрядил свои долго копившиеся чувства на ее голой попке.
— Чтобы ты больше никогда… никогда не покидала дома одна без моего разрешения! Понятно?
Еще один шлепок последовал за первым. Из-под юбок раздавался вопль Тори:
— Прекрати! Джекоб, пожалуйста! Я же не смогу доехать домой!
Карающая рука перестала шлепать ее голое тело.
— Ты поняла, что больше не должна уезжать одна? — повторил он.
— Нет! — прорыдала она. Затем, когда его рука больно опустилась в третий раз, она взвизгнула: — Да! Да!
— Так как же, Тори? — Он сделал паузу. — Да или нет?
— Да, никуда не двинусь с ранчо, — глотала слезы она, — но хоть убей, я не понимаю, почему это для тебя так важно!
Джейк застонал, как будто наказали его:
— Тори, Тори, что мне с тобой делать? Как внушить тебе, как сильно я тебя люблю и как опасно тебе бродить одной повсюду? — Не дожидаясь ответа, он наклонился и ласково прижался губами к нежной коже, которую так обидел минуту назад.
Ожидая очередного шлепка, Тори дернулась, когда рот Джейка прижался к ее болевшей коже. Лицо ее, прикрытое юбками, уже покрасневшее от крика, запылало еще сильней, когда он стал осыпать поцелуями обнаженные ягодицы, бормоча извинения за то, что в гневе отшлепал их. У нее перехватило дыхание, когда его язык стал зализывать слабые следы, оставленные его пятерней. Новая волна жара пробежала по жилам и щекам, когда рука его, успокаивая боль, скользнула между ее подрагивающих бедер.
Сдавленный стон вылетел из ее горла, когда его пальцы нашли то, что искали, и стали гладить и возбуждать, пока она вся не задрожала от внезапно накатившегося жгучего желания. Все еще свисая с его колена, в самой унизительной и беззащитной позе, какую она только могла себе представить, она ощутила, как смущение сменяется острым желанием, когда его длинные тонкие пальцы плавно скользнули внутрь нее и обнаружили, что она теплая, влажная и трепещущая. Ее мышцы сомкнулись и удерживали их, пока тело ее не содрогнулось в судороге экстаза.
Не успела она прийти в себя, не успела унять дрожь, как оказалась снова в зарослях цветов на спине. Юбки ее сбились к талии, ее четки завязались узлом
— Приди ко мне, Джекоб! Приди ко мне, скорей!
Нежно сжав ее горящую попку в ладонях, Джейк погрузился в нее, и ее крикам вторил его крик, когда он слил их тела воедино и воспарил с нею в безумном полете сверкающей шлейфом кометы. Долгое время они не могли вернуться в свои потрясенные земные тела.
Оторвавшись от ее губ, Джейк вглядывался широко открытыми глазами в ее мерцающие зеленые зрачки, в ее пылающее лицо.
— Тори, ты сводишь меня с ума! Ты ангел или дьяволица, что так заворожила меня?
Ее ответная улыбка была стара, как мир, как улыбка Евы.
— Если я ангел, как ты всегда повторяешь, то тогда я падший ангел. Твой собственный падший ангел, дорогой мой.
Его большая рука поднялась поправить цветочную корону, которая после всех этих безумств как-то удержалась на ее голове. Он рассмеялся:
— Твой нимб съехал на сторону, ангельское личико.
— Да, и ты обрезал мне крылья, любовь моя. Я не смогу улететь из твоих рук, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
Слова Тори оказались почти пророческими, когда они немного позже поехали домой. С каждый толчком седла больное место напоминало Тори о полученной трепке и о том, что за ней последовало, но Джейк все еще ничего ей не объяснил. Он сказал, что сначала хочет доставить ее благополучно домой, а потом расскажет причину своего гнева и тревоги.
Тори ехала рядом с ним, положив усталого олененка на лошадь перед собой. Для такого малыша, как Бархат, день на лугу оказался очень утомительным, он порезвился вдоволь и почти не протестовал, что его везут как мешок картошки. Его длинные ресницы опустились, проиграв битву со сном.
Внезапно раздался резкий звук выстрела, и в нескольких дюймах от головы Тори полетела кора с дерева. Тори вскрикнула от ужаса, отчаянно пытаясь справиться с испуганной кобылой, но Джейк тут же схватил за уздечку ее лошадь и потянул дрожащее животное за собой в густой подлесок. Прозвучало еще несколько выстрелов, и воздух наполнился свистом пуль, чуть не задевших их, когда они мчались в укрытие.
Они скакали напролом сквозь деревья и кусты. Ветви и сучья рвали одежду, обдирали бока лошадей. За собой они слышали шум погони. Заметив в стороне несколько скал, за которыми можно было укрыться, Джейк осадил лошадей и сдернул Тори с седла так быстро, что она едва успела схватить в охапку Бархата. Сжавшись в комок, она сидела за скалой, куда затолкал ее Джейк, и, широко открыв глаза, смотрела, как Джейк вытащил кольт и приготовился драться за их жизнь. Бархат тихонько заблеял от страха, но сразу же перестал, как только она обняла его покрепче, вселив в него ложное ощущение безопасности.