Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
Шрифт:
К упомянутым Вилем «прочим заинтересованным ведомствам» наряду с имперским министерством экономики, которым руководил преемник Шахта Вальтер Функ, относились также имперское министерство финансов, «Дойче гольд дисконтбанк» и Имперский банк. Президент Имперского банка — а в то время (до отставки 20 января 1939 г.) им был еще Ялмар Шахт — уже в 1935 — 1937 гг. считался сторонником оживления торговли с СССР и в условиях обострения внешнеполитического конфликта с большей активностью выступал за интенсификацию германо-советских экономических связей.
Руководитель восточноевропейской референтуры отдела экономической политики МИД д-р Карл Шнурре, участник первой мировой войны [189] , как и его начальник, сделал карьеру в период Веймарской республики. После пребывания в Лондоне, Париже, Женеве, с 1928 г. в Тегеране (где он тесно сотрудничал с тогдашним посланником графом фон Шуленбургом), в Будапеште и Белграде его, известного юриста, в 1936 г. направили в упомянутый отдел, где Шнурре служил сперва под началом посла Риттера, а затем — министериаль-директора
189
Значение опыта войны для обсуждаемого здесь стремления германской дипломатии к сближению и примирению с СССР — тема особого исследования. В случае с доктором Шнурре (род. в 1898 г.) эта связь очевидна. В 1915 г. из старшего класса средней школы он пошел добровольцем на фландрский фронт. Ему и его товарищам предстояло пополнить полк, который в октябре 1914 г. под Лангемарком под пение германского гимна погиб под ураганным огнем англичан. С 1916 г. Шнурре находился на северном участке русского фронта, где был ранен в 1918 г. После излечения воевал под Верденом; в 1919-1920 гг. служил в составе Добровольческого корпуса, участвовал в жестоких боях в Берлине и в Польше. «Лангемаркское поколение» обладало иммунитетом против соблазна «решений» военными средствами. Не случайно поэтому доктор права (1922) стал сотрудником арбитражного отдела министерства иностранных дел (1925), а затем и германо-английского арбитража в Лондоне.
Шнурре подхватил содержавшуюся в записке Виля инициативу и энергично принялся за ее осуществление. Менее чем через месяц, 1 декабря 1938 г. [190] , он писал: «Позиция Германии в отношении предстоящих переговоров с русскими выработана на многочисленных ведомственных совещаниях, последнее из которых состоялось сегодня... В итоге предусмотрены следующие меры:
1. Как только торговый представитель русских Давыдов вернется из Москвы, начнутся переговоры с представительством о продлении срока действия германо-советского экономического договора на 1939 г....
190
Записка советника посольства Шнурре (отдел экономической политики), в: ADAP, D, IV, Nr. 481, S.538-539.
2. Достигнута договоренность о том, чтобы в ходе переговоров прозондировать русских относительно нового товарного кредита...
3. Предоставление такого кредита оправдывалось бы тем, что в настоящий момент сделка с Россией имела бы для нас особую ценность...»
Своим указанием на «особую ценность в настоящий момент» — эвфемизм для возрастающей потребности Германии в сырье — Шнурре произвел благоприятное впечатление на сторонников форсированной подготовки к войне. Договор о предоставлении кредита на сумму свыше 200 миллионов рейхсмарок сроком на шесть лет связывался с условием, что три четверти кредитной суммы советская сторона покроет за счет поставок стратегического сырья. Предвидя трудности, с которыми столкнется при принятии решения советская сторона, Шнурре советовал «не слишком высоко оценивать перспективы успеха...». Особенно он указал на «трудности политического характера» — скрытое подталкивание к улучшению политических отношений.
Потребность Германии в сырье одержала верх над политическими сомнениями. 19 декабря 1938 г. неожиданно быстро прошло подписание протокола о продлении германо-советского экономического договора, что еще весной 1938 г. считалось невозможным. Быстрое и гладкое урегулирование этого внешне «обычного дела» справедливо вызвало «повышенный интерес» за границей [191] .
Следующий шаг состоял в том, чтобы заручиться расположением советской стороны к дальнейшим планам немцев. С этой целью Шнурре через три дня после подписания протокола о продлении торгового соглашения пригласил в министерство иностранных дел для беседы в присутствии находящегося в Берлине Хильгера сотрудников советского торгового представительства [192] . Состав немецкой делегации (а в нее, помимо Шнурре, входили: обер-регирунгсрат Тер-Неддеи, регирунгсрат Эрдман из министерства экономики, атташе д-р Вальтер Шмидт и Хильгер) свидетельствовал о серьезных намерениях. От советской стороны на переговоры в сопровождении секретарши явился лишь заместитель советского торгпреда Скосырев.
191
Hilger. Wir, S. 270; Hilgert Meyer. Allies, S. 284; Duroselle. Politique, p. 90; Watt. Initiation, p. 156. Приблизительно к этому времени стали вслух высказывать догадки о германо-советском сближении. Так, 30 ноября дипломатическая миссия США в Бухаресте на основе поездки Шуленбурга в Берлин и проводимых им там бесед обратила внимание государственного департамента на возможность того, что Германия тайно предложила СССР заключить пакт о ненападении. Это побудило Вашингтон к большей бдительности (The Memoirs of Cardell Hull, N.Y., 1948, p. 655).
192
Записка советника миссии Хильгера от 23 декабря 1938 г. (ADAP, D, IV, Nr. 482, S. 539-542).
Предлогом к началу переговоров послужили вопросы, вытекавшие из установления германского экономического суверенитета в Судетской области. Затем немецкая сторона сделала два важных
К первой инициативе, если судить по записям Хильгера об этой встрече, Скосырев отнесся с одобрением, хотя остается неясным, осознал ли он сразу подлинную суть предложения. По свидетельству Хильгера, Скосырев сказал, что «советская сторона также желает возобновления и расширения экономических связей с Германией». Эта формулировка ничем не отличалась от стереотипных оборотов советской «миролюбивой политики». Не новостью был даже сам факт ее использования не в условиях неформального дипломатического приема, а в министерстве иностранных дел. Уже во время своего официального представления Риббентропу 6 июля 1938 г. вновь назначенный советский полпред в Берлине А.Ф.Мерекалов на вопрос Вайцзеккера о возможных планах относительно расширения экономического сближения СССР и Германии (согласно записям Мерекалова) «ответил, что у нас нет каких-либо особых мотивов, препятствующих расширению наших хозяйственных связей с Германией». Мерекалов добавил, что «если германские промышленные круги и министерство хозяйства пойдут на условия, которые нами были даны в ответ на предложение немцев о кредите, то мы готовы содействовать расширению этих связей». Однако инициатива, по его словам, должна была исходить от немецкой стороны [193] . Ко второму предложению относительно, так сказать, «расчистки завалов» Скосырев, согласно записям Хильгера, также проявил интерес и выразил «готовность сотрудничать в этом направлении», пообещав запросить из Москвы директивы.
193
Телеграмма полномочного представителя СССР в Германии А.Ф. Мерекалова в Наркоминдел СССР от 6 июля 1938 г. (ДВПСССР, т. 21, №251, с. 349-350.
Тщательный анализ записей этой беседы показывает, что Скосырев вел себя в основном пассивно. Он поддерживал инициативу, не высказывая собственных взглядов, держался нейтрально. Несмотря на позитивный тон записей Хильгера, было бы ошибкой из хода беседы делать вывод о ярко выраженной готовности Советского правительства. Впрочем, ни один советский представитель за рубежом в эти годы сталинского террора не осмелился бы до получения соответствующих инструкций даже на самую малую инициативу в развитии контактов с противоположной стороной.
После возвращения в Москву (12 ноября 1939 г.) [194] посол граф Шуленбург прилагал усилия к тому, чтобы пробудить интерес у Советского правительства. Полученные в Берлине впечатления и факт полной изоляции Советского Союза (пассажирские перевозки сократились настолько, что он во всем поезде был «единственным, кто пересек в Бигоссове советскую границу» [195] ) укрепили его в этом решении. Вскоре, 15 ноября, он пригласил находящегося как раз в Москве советского полпреда в Берлине Мерекалова [196] на завтрак в свою резиденцию. Мерекалов приглашение принял.
194
9 ноября — в день организованных бесчинств против евреев Германии («хрустальная ночь») — он был еще в Берлине. За усилением антисемитизма в гитлеровской Германии посольство, находясь в отдалении в Москве, наблюдало вначале сдержанно, а позднее «со стыдом и в бессильной ярости» (Херварт).
195
Письмо Шуленбурга Алле фон Дубергот 14 ноября 1938 г. (Nachlass, S. 1).
196
Heinrich BarteL Aleksei Fedorovic Merekalov. — In: Yahrb"ucher f"ur Geschichte Osteuropas, NF, 33(1985), H. 4. S. 518-545.
Главная политическая причина, лежавшая в основе приглашения, была, вне всякого сомнения, связана с вопросом о том, «как (будут) в ближайшее время обстоять дела с Польшей. Следует выждать! ...Ужасное время...» [197] . Кроме того, посол, конечно, рассчитывал, что экономист Мерекалов, до недавнего времени руководивший отделом импорта Наркомторга, проявил понимание выдвинутой в Берлине инициативы и поддержит ее в Наркоминделе.
Импульсы, полученные Мерекаловым от Шуленбурга, через несколько недель достигли своей цели. Как рассказал Шнурре [198] , усилия Берлина были вскоре «поддержаны демаршем тогдашнего полпреда Мерекалова, который вместе со Скосыревым пришел в МИД и объявил о готовности своего правительства вести переговоры на этой основе».
197
Письмо Шуленбурга Аллефон Дубергот 14 ноября 1938 г. (Nachlay, S. 2).
198
В неоднократных беседах с автором.