Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
Шрифт:
В этой «сенсации дня» [236] германский посол усмотрел попытку Польши «обезопасить себя с тыла». Все острее ощущая нехватку информации, он, тем не менее, понимал, что угроза исходила лишь с запада, из Германии. В послании от 28 ноября 1938 г. руководителю восточноевропейской референтуры политического отдела министерства иностранных дел д-ру Шлипу, в ведении которого находились и польские вопросы, Шуленбург настоятельно просил «сообщить ему хотя бы в частном письме», действительно ли «надвигается опасность». Посол был обеспокоен тем, что ему не были известны планы Гитлера. 28 ноября в частном письме в Берлин Шуленбург сообщал: «Я писал тебе, что в настоящее время необходимо внимательно следить за тем, «что происходит вокруг Польши». Вчера Советское правительство опубликовало коммюнике, свидетельствующее о том, что на последних переговорах с польским послом в Москве было констатировано, «что польско-советский договор о ненападении сохраняется в полной мере». Это означает, что Советский Союз не намерен создавать трудности для Польши, если она «откуда-либо» подвергнется давлению или окажется в опасности.
236
Это официальное советское заявление совершенно очевидно направлено против нас, но, к сожалению, мы не знаем, чем оно вызвано. Возможно, Польша, опасаясь нас, хочет прикрыть себе тыл. Но почему?? Привлечение Советского Союза Польшей большого восторга в Германии не вызовет. Неужели на нашей восточной границе быть грозе?» [237]
В конце ноября 1938 г. в германском посольстве в Москве усилилось подозрение, что следующую внешнеполитическую пробу сил Гитлер планирует провести в Польше. С подтверждением действия польско-советского Договора о ненападении можно было ожидать, что этот конфликт приведет к войне. Ее угроза вновь заняла главное место в политических размышлениях и практических делах [238] . Теперь было важно в возможно короткий срок создать дипломатическую ситуацию, которая сдержала бы безответственные экспансионистские устремления Гитлера.
237
Письмо Шуленбурга Алле фон Дубергот 28 ноября 1938 г. (Nachlass, S. 3).
238
Это острое предчувствие войны неоднократно находило отражение в частной переписке. Например, 28 ноября 1938 г. он писал Алле фон Дуберг:«... Я намерен увезти отсюда как можно больше своих вещей...» (Там же, S. 2).
Отчет о польско-советском сближении, направленный 3 декабря 1938 г. после серьезных раздумий послом Шуленбургом в Берлин [239] , стал следующей вехой на этом пути. Мюнхенская встреча, писал посол, вновь сблизила Польшу и Россию. Инициатива, по всем признакам, исходила от Польши. «Страх Советского Союза перед постоянно усиливающейся Германией» и желание Польши «прикрыть тыл в случае угрозы со стороны Германии» побудили эти страны преодолеть существующие противоречия. Советский Союз, говорилось далее, чувствует себя после Мюнхена изолированным; Францию он считает бессильной, неспособной на решительные действия, Чехословакию — «вассальным государством, которое должно служить трамплином для дальнейшего продвижения Германии в сторону Советского Союза... Закарпатская Украина под влиянием Германии представляется Советскому Союзу... большой опасностью... Нормализуя свои отношения с Польшей, Советский Союз надеется вырвать Польшу из фронта государств-агрессоров». Шуленбург утверждал, что «здесь несомненно налицо... страх перед... совместной германо-польской акцией против Советского Союза». Дескать, подтверждением советско-польского договора о ненападении как меры, препятствующей вступлению Польши в антикоминтерновский пакт, Советский Союз старается передвинуть «будущее наступление немцев на востоке с польско-советской на германо-польскую границу». «Советский Союз заинтересован в сохранении статус-кво на Востоке, то есть в сохранении Польши и Прибалтийских государств в их нынешнем состоянии».
239
ADAP, D, IV, Nr. 108, S. 115-117.
Этой аргументацией Шуленбург намекал на ситуацию, при которой его предшественник в Москве, Рудольф Надольный, с января 1934 г., то есть после заключения германо-польского договора о ненападении, для успокоения Советского Союза настаивал в Берлине на предоставлении гарантии безопасности Прибалтийским странам. Тогда к его аргументам Гитлер не прислушался. Но затем условия круто изменились. Советский Союз из ослабленной голодом, не способной к обороне страны превратился в строго организованное, сильное государство, на силу которого волей-неволей возлагали свои надежды противники дальнейшей германской экспансии. В новой ситуации концепция военного устрашения приобретала все большее значение. «Во всяком случае... внутренние политические трудности, — предупреждал военный атташе Эрнст Кёстринг, — не помешают сегодня мобилизации СССР» [240] .
240
ADAP, D, IV, Nr. 108, S. 115-117.
В своем отчете посол также не оставил сомнений относительно военной решимости СССР. «Советский Союз стремится противостоять Германии, которую он считает своим наиболее сильным противником везде, где только возможно». В письме руководителю восточноевропейской референтуры политического отдела министерства иностранных дел [241] выражена основанная на опыте судетского кризиса озабоченность посла. Советское правительство, писал он, явно хочет — на этот раз совместно с Польшей — осуществить свои планы по созданию Восточного пакта и, если возможно, обеспечить гарантии Прибалтийским государствам. И далее: «Вместе с тем я пока не могу поверить в то, что в настоящее время Советский Союз возьмет на себя обязательства, которые могли бы вынудить его в интересах третьих стран взяться за оружие. Опыт чешского конфликта оставил слишком неприятный осадок».
241
Шуленбург —
Ясно, но из-за цензуры сдержанно выразил он в одном из частных писем свое удовлетворение по поводу польско-советского сближения [242] : «Сближение Польши и Советского Союза является важным фактом, последствия которого еще невозможно предвидеть. Я уже писал тебе, что «события вокруг Польши» в скором времени станут достойными внимания. И происходит кое-что в Румынии. Расстрел руководителей «Железной гвардии» — свидетельство тому» [243] .
242
Письмо Шуленбурга Алле фон Дуберг от 5 декабря 1938 г. (Nachlass, S. 5).
243
Будучи посланником в Бухаресте (1931 -1934), Шуленбург боролся с влиянием вначале национал-социалистского движения, а затем партии и правительства Гитлера на внутреннюю политику Румынии, но не смог помешать этому. Попытки устранения «Железной гвардии», вызвавшие в Берлине сильнейшее раздражение, вселили в него надежду на внутреннюю силу сопротивления Румынии немецкому давлению.
Внутриполитическое развитие в CQCP также обнадеживало германского посла. Ослабление террора, наметившееся с начала декабря 1938 г. и вызвавшее надежду на внутреннюю стабилизацию и улучшение условий жизни, а также «назначение энергичного и имеющего влияние Микояна на пост наркома внешней торговли» [244] — все это позволяло рассчитывать на оживление внешней торговли [245] .
Новый импульс к оживлению торговых отношений
244
5 декабря 1938 г. он писал Шлипу: «Как Вы помните, недавно в Берлине я уже высказывал мнение, что здесь так продолжаться не может, должны наступить перемены, будь то вместе со Сталиным или против него. То, о чем здесь говорят, должно означать, что поворот произойдет по инициативе Сталина» (РА АА, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178457).
245
Ebd.
Вопрос о расширении германо-советских торговых отношений опять выдвинулся на передний план интересов посольства. Сразу же после объявления о назначении Анастаса Микояна народным комиссаром внешней торговли германский посол вновь пригласил советского полпреда в Берлине Мерекалова в свою резиденцию, чтобы продолжить начатые 15 ноября 1938 г. переговоры. «В прошлую пятницу, — сообщал он Шлипу 5 декабря [246] , — господин Мерекалов завтракал у меня во второй раз. По его мнению (формулировка, свидетельствовавшая о заинтересованности посла), назначение Микояна комиссаром внешней торговли непременно будет на пользу германо-советским торговым отношениям. Мерекалов, однако, не рискнул с определенностью сказать, когда находящийся здесь руководитель советского торгпредства в Берлине Давыдов вернется на свой пост. Он «полагает», что это произойдет до середины месяца».
246
Ebd., 178458.
Вторично приглашая Мерекалова, Шуленбург, вне всякого сомнения, намеревался продолжить усилия, направленные на постепенное улучшение политических отношений. Этим объясняется тот факт, что об этом обмене мнениями проинформировали Гитлера. Последний в обстановке меняющихся внешнеполитических условий на новогоднем приеме дипломатического корпуса 12 января 1939 г. упомянул ранее состоявшуюся встречу Мерекалова с Шуленбургом, явно желая создать впечатление о ведущихся переговорах.
Между тем принятие решений Советским правительством по германским инициативам затянулось. Давыдов в середине декабря 1938 г. в Берлин не вернулся. Его заместитель Скосырев 19 декабря в установленном порядке подписал продление на 1939 г. торгового соглашения. Этот же заместитель Давыдова явился 22 декабря в министерство иностранных дел на очень важную, с точки зрения Шнурре и Хильгера, беседу, во время которой предполагалось прозондировать готовность советской стороны к переговорам. Но сперва ответа не последовало. И ничто не указывало на то, что Советское правительство намерено отреагировать на предложение восточноевропейской референтуры отдела экономической политики министерства иностранных дел.
4 января 1939 г. Шуленбург предпринял еще один важный шаг в данном направлении. Он обратился к наркому Литвинову [247] . Вначале посол, как обычно, предъявил обширный перечень случаев ареста иностранцев, когда, по его словам, «советскими внутренними органами... были допущены нарушения договора», и просил передать его наркому внутренних дел Лаврентию Берия. Затем он перешел к непосредственному поводу встречи, переведя разговор «на повторное предложение о кредитах Советскому Союзу», и выяснил, «что Литвинов ничего об этом не знал», — доказательство того, насколько несерьезно Советское правительство восприняло германские инициативы, за которыми оно не в последнюю очередь, должно быть, видело заинтересованность немецкой стороны в поставках важного в военном отношении сырья. Однако после настойчивых намеков посла на важность этого вопроса Литвинов «проявил заметную заинтересованность и сделал себе пометки».
247
PA AA, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178462-65. Отсутствующий номер дневника, возможно, указывает на то, что эта запись не предназначалась для Берлина, а была лишь пометкой для памяти.