Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Речь Молотова показала, что изменений или переориентации во внешней политике СССР не произошло. Молотов определенно делал ставку на политику коллективной безопасности как единственный действенный инструмент, способный воспрепятствовать распространению мирового пожара, и, имея в виду «малые страны», ставшие жертвами соглашательства западных демократий с агрессорами, утверждал: «Что же, мы знаем свои обязанности. Мы ответим на любые провокационные выходки поджигателей войны, со стороны агрессоров против Советско­го Союза — будь то на западе или на востоке — мы ответим на каждый удар двойным и тройным ударом». Ссылаясь на более ранние высказы­вания Сталина, Молотов подчеркнул, что Советский Союз все еще ок­ружен капиталистическими странами, которые с ненавистью смотрят на родину социализма. Он призвал советский народ к бдительности и объявил решительную борьбу против внешних и внутренних врагов.

От имени Коммунистического Интернационала — второй опоры советской внешней политики — его секретарь Георгий Димитров, про­живавший после Лейпцигского процесса в Москве, опубликовал в газе­те «Правда» вызвавшую большой интерес статью, в которой объявил о создании интернационального единого фронта народов всех стран про­тив фашизма [216] . Германия, как утверждал Димитров, хочет превратить Прибалтийские государства в плацдарм для борьбы против Советского Союза и отторгнуть от него Украину, и западные буржуазные

прави­тельства помогают Германии. Только антифашистское движение на­родных масс способно помешать этому.

216

Георгий Димитров, «Правда», 7 ноября 1938 г.; Duroselle. Politique, p. 89.

Одновременно в журнале «Большевик» [217] Димитров опубликовал поразительно точную в хронологическом отношении программу гер­манской агрессии, которая ожидала Европу в последующие годы. Нападение Германии на Советский Союз стояло в этой программе на восьмом месте и предполагалось осенью 1941 г.

Опасность, исходившая от Германии и Японии, вне всякого сомне­ния, определяла внешнеполитическое мышление и действия Совет­ского правительства. Подобные наблюдения дали повод германскому послу в первом после Мюнхенского соглашения политическом отчете [218] от 18 ноября 1938 г., направленном в министерство иностранных дел, высказать мнение, что «во взглядах Кремля изменений не произошло», «коллективизм, Лига Наций и мысль о народном фронте, таким обра­зом, по-прежнему остаются основами внешней политики Советов... Высшим принципом этой политики является борьба с фашизмом и ук­репление обороноспособности Советского государства»... В условиях «капиталистического окружения Советского Союза» в Кремле призна­ют, что «рассчитывать придется на собственные силы». Вывод Кремля состоит в необходимости «создания сильной Красной Армии».

217

«Большевик», 1938, № 21 -22, с. 51. См. также: Dallin. Policy, p. 11.

218

ADAP, D, IV, Nr. 480, S. 534-537.

Отчет посла явно имел целью насторожить и припугнуть. Берлину он должен был напомнить о том, что Советское правительство неизмен­но придерживалось стратегии коллективной безопасности против воз­можной агрессии и в полную силу наращивало свою военную мощь. Именно на фоне этого соперничества двух вооружающихся систем представлялась (правда, относительная) возможность — то была ос­новная мысль Шуленбурга — «снижения напряженности на экономи­ческой основе» [219] . Подобное скрытое предложение — вместе с признанием им частичной однородности и функциональной аналогии обеих тоталитарных систем — основывалось на наблюдении нового, ус­коренного процесса недоверия, которое проявлялось в болезненных формах «осознания капиталистического окружения» вождями обоих государств. В своих отчетах посол старался продемонстрировать гер­манской стороне единообразие и параллельность этого развития как ба­зу для определенных форм взаимопонимания.

219

Schorske. Ambassadors, p. 496.

Из частной переписки посла видно, что он стремился не к союзу от­верженных тоталитарных режимов против демократического мира, а, скорее, питал надежду, что западные державы постепенно преодолеют свою сдержанность и в качестве стабилизирующего фактора включатся в скрытый германо-русский конфликт. В этом же смысле он стремился воздействовать и на своих западных коллег, находящихся в Москве. В те дни он имел длительную беседу с Чарльзом Уиллером Тейером, мо­лодым эрудированным американским вице-консулом, интеллекту­альные способности которого Шуленбург высоко ценил; подобные контакты он рекомендовал также своим сотрудникам [220] . После разгово­ра с Тейером Шуленбург 20 ноября 1938 г. в частном порядке писал в Берлин: «Ты, возможно, читала, что посол Вильсон был вызван между тем в Вашингтон «для отчета» и что наш посол в Вашингтоне Дикхоф получил приказ «с той же целью» приехать в Берлин. Мы здесь пока не знаем, что за этим кроется, но это походит на скандал, который, конеч­но, не пойдет на пользу. Следует ждать дальнейшего развития событий. Тем не менее я полагаю, что другие державы должны наконец в данной ситуации начать делать что-то действительно полезное. Возможно, в таком случае и возникнет неожиданно быстрое решение, которое иначе может заставить ждать себя еще очень долго» [221]

220

Как выяснилось позднее, Тейер занимал руководящий пост в американской разведке (Herwarth. Hitler, S. 352ff).

221

Письмо Шуленбурга Алле фон Дубергот 20 ноября 1938 г. (Nachlass, S.3).

Польша на распутье

Озабоченность Шуленбурга относительно дальнейших внешнепо­литических шагов Германии касалась прежде всего процессов развития в Польше и вокруг нее. В то время как германский посол в Москве про­должал оставаться в неведении, Советскому правительству из соседних государств — Польши и Японии — поступала конкретная информа­ция [222] . Она свидетельствовала о стремлении Германии склонить Поль­шу к совместной борьбе против СССР, прежде всего за Украину [223] . По мнению Советского правительства, оно располагало доказательствами того, что подобные действия Германии одобрены западными держава­ми [224] . Возрастающее равнодушие в отношении Польши, проявленное западными державами после Мюнхена [225] , казалось, подтверждало это. Из-за особой актуальности польского вопроса пришлось отложить реа­лизацию главной цели Советского правительства — создание дейст­венного коллективного фронта борьбы против «фашистской агрессии».Сохранилась возможность обеспечения безопасности Поль­ши на двусторонней основе.

222

С точки зрения СССР и TRP см.: Alexanders. Blank, Julius Mader. Rote Kapelle gegen Hitler. Berlin (-Ost), 1979.

223

См. телеграмму «Рамзая» (Рихарда Зорге) советскому Генераль­ному штабу от 3 октября 1938 г. («СССР в борьбе за мир...», № 12, с. 31-32) со ссылкой на военного атташе Германии в Токио, а также запись

беседы советника германского посольства в Варшаве (Рудольфа фон Шелиа) с вице-директором политического департамента министерства иностранных дел Польши от 18 ноября 1938 г. (там же, No. 45, с. 82-85).

224

Научная дискуссия по этому вопросу еще не только не заверше­на, но даже не начата должным образом. Чтобы приступить к ней на прочной основе, необходимы данные, содержащиеся в британских до­кументах, а также в официальных (дипломатических и др.) и неофици­альных (донесениях разведки и т.п.) сообщениях из Великобритании в Москву. За неимением окончательной оценки см. советские источники: GGVK, с. 186; Максимычев. Дипломатия мира..., с. 233; Sipols. Vorgeschichte, S. 221.

Британские источники: Taylor. Origins («Peace for six months»), p. 186; Keith Middlemas. Diplomacy of Illusion. The British Government and Germany, 1937-1939. London, 1972, p. 410-411; N.H. Gibbs. Grand Strategy. Bd. I, London, 1976, p. 689-690 (с архивными документами). Из более поздних немецких исследований: Gottfried Niedhart. Grobritannien und die Sowjetunion, 1934-1939. Studien zur britischen Politik der Friedenssicherung zwischen den beiden Weitkriegen. M"unchen, 1972, S. 357f.

Французские источники: Anthony Adamthwaite. France and the Coming of the Second World War 1936-1939. London, 1977, kap. 15 («A free hand in the East?»); BarteL Frankreich, p. 52

225

Это также с беспокойством обсуждалось Шуленбургом во время берлинских бесед. 28 ноября 1938 г. он писал Шлипу из Москвы: «Мы уже говорили в Берлине о том, что о Польше плохо отзывается печать и Англии, и Франции и что она не пользуется расположением правитель­ственных кругов», а «Франция становится все равнодушнее по отноше­нию к Восточной Европе» (РА АА, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178445).

Польское правительство пошло навстречу Советскому Союзу: оно посчитало себя, как не без умысла сообщил посол Шуленбург в мини­стерство иностранных дел, «действительно вынужденным... искать поддержку в другом месте» [226] . По словам Шуленбурга, польский посол в Москве В. Гжибовский с октября 1938 г. прилагал усилия к тому, чтобы начать подобные переговоры. Литвинов просил, как сообщил Гжибов­ский Шуленбургу [227] , дать время на обдумывание.

226

Письмо Шуленбурга Шлипу от 28 ноября 1938 г. (РА АА, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178446).

227

Письмо Шуленбурга Шлипу от 5 декабря 1938 г. (РААА, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178454).

Советскому правительству между тем поступали тревожные сооб­щения. 18 октября советник германского посольства в Варшаве Ру­дольф фон Шелия [228] в беседе с вице-директором политического департамента министерства иностранных дел Польши Т. Кобылянским выяснил, что Польша при определенных условиях готова «высту­пить на стороне Германии в походе на Советскую Украину» [229] . Это сообщение вскоре попало в Москву. 24 ноября Чемберлен, Галифакс, Даладье и Боннэ во время парижских совещаний обсуждали с неприят­ным для советской стороны равнодушием очевидное намерение немцев нападением на Украину «начать расчленение России» [230] . Нет ничего удивительного в том, что при таких обстоятельствах 24 ноября Литви­нов ухватился за польское предложение о переговорах.

228

Советник посольства Рудольф фон Шелиа регулярно передавал тайную информацию своей сотруднице Ильзе Штёбе, полагая, что све­дения предназначаются для Англии. Штёбе, однако, посылала ее Рудо­льфу Херрнштадту в Москву, который являлся работником советской разведки. (Blank/Mader. Kapelle, S. 136).

229

Из беседы фон Шелиа с вице-директором политического отдела министерства иностранных дел Польши Кобылянским («СССР в борь­бе за мир...», №45, с. 82).

230

Documents on Britisch Foreign Policy (DBFP), Bd, 3, p. 306; GGVK, S. 186

Между тем польский посол в Берлине Ю. Липский в своей второй беседе с Риббентропом (17 ноября) по поручению министра иностран­ных дел Бека ответил недвусмысленным отказом [231] на предложение не­мцев об «общем урегулировании» спорных, с точки зрения Германии, проблем. Таким образом, испытывая давление своих мощных соседей, Польша старалась балансировать между Германией и Россией и искала более тесного сближения с западными державами [232] .

231

См.: Ribbentrop,. London, S. 156ff.; ADAP, D, V, Nr 101; «Polnisches Weissbuch», Nr. 45,46).

232

Anna M. Cienciala. Poland and the Western Powers, 1938-1939, London,1968.

26 ноября Польша и СССР в совместном коммюнике [233] подтвердили действенность польско-советского Договора о ненападении и подчер­кнули, что он ставит польско-советские отношения на миролюбивую основу [234] . На другой день газета «Известия» положительно оценила развитие этих отношений. Тем самым, по мнению Эрнста Кёстринга, России удалась «первая попытка выйти из внешнеполитической изоля­ции» [235] .

233

PAT — Kommunique vom 26. November 1938. — In: General Sikorski Historical Institute. Documents on Polish-Soviet Relations 1934-1945. London/Melburnne/Toronto, 1961, vol. I, No. 15, p. 24; сообщение ТАСС о советско-польских отношениях от 27 ноября 1938 г. («СССР в борьбе за мир...», № 54, с. 96-97; DM, I, Nr. 115, S. 308).

234

Wheeler-Bennett Years, p. 39; Beloff. Policy, p. 216.

235

Письмо Кёстринга Типпельскирху от 28 ноября 1938 г. (Teske. K"ostring, S. 211-213).