Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Если оставить без внимания зачастую слишком явную идеологи­ческую подоплеку и психологическую потребность переложить от­ветственность на другую сторону, то тезис о возникновении пакта Гитлера — Сталина, согласно которому инициатива исходила от Ста­лина, имеет прежде всего три недостатка:

1) смешивание общих принципов советской политики «мирного со­существования» с целенаправленными «предложениями» в адрес Гер­мании;

2) некритическое использование немецких документов в качестве основы;

3) недостаточное различие между законной заинтересованностью советской стороны в достижении (оборонительного) соглашения о не­нападении, с одной стороны, и фактическим вступлением в (наступа­тельный по своим последствиям) союз с целью раздела (военными средствами) сфер политического влияния — с другой.

II тезис: инициатива исходила от Гитлера

Поборники этого прямо противоположного тезиса могут привести более веские доказательства. Подобная точка зрения основывается на большом количестве не вызывающих сомнения сообщений очевидцев, и ее сторонники предпочитают держаться подальше от мнимой очевид­ности недостаточно исследованных источников и документов. Здесь ре­же, чем в первой группе, проявляется идеологическое начало. По крайней мере идеология не выступает в качестве deus ex machina, вос­полняющей существующие пробелы в знаниях.

Свидетельские показания, в которых ответственность за заключе­ние пакта возлагается на Гитлера, частично родились в непосредствен­ном временном контексте германских контактов, а частично вскоре после них. Так, 18 июня 1939 г. статс-секретарь министерства ино­странных дел Эрнст фон Вайцзеккер отметил в своем дневнике, что, по­мимо Японии, германская «игра» прежде всего касалась России. Он пи­сал: «Мы делаем авансы... Русские, однако, все еще очень недоверчивы» [44] . Руководитель бюро Риббентропа д-р Эрих Кордт позднее сообщил: «Как известно, Гитлер... распорядился

провести предварительный зондаж», который, однако, долгое время не давал «никаких конкретных результатов» [45] . В конце мая 1939 г. посол Фрид­рих Гауе узнал от Риббентропа, что «с некоторых пор Адольф Гитлер размышляет над тем, чтобы попытаться» наладить новые отношения с СССР. Он приказал «выяснить, пойдет ли СССР на это» [46] . Доктор Карл Юлиус Шнурре, заведующий восточноевропейской референту­рой отдела экономической политики министерства иностранных дел, имея в виду порученный ему зондаж советской стороны, уверенно заяв­ляет, что именно Гитлер в конце июля 1939 г. решил «проявить иници­ативу в отношении Советского Союза» [47] .

44

Leonidas Е. Hill. Die Weizs"acker-Papiere 1933-1950, Berlin, 1974, S. 154.

45

Erich Kordt. Nicht aus den Akten... Stuttgart, 1950, S. 309 sowie ders. Wahn und Wirklichkeit, Stuttgart, 1948, S. 155ff.

46

Friedrich Gaus. Eidesstattliche Versicherung. — In: Der Prozess gegen die Hauptkriegsverbrecher vordem Internationalen Milit"argerichtshof N"urnberg, (Prozess) N"urnberg, 1949, Bd. XL, S. 293-298, hierS. 294.

47

Лично автору об этом говорил доктор Карл Шнурре.

После подписания пакта об «удачном ходе», о победе Гитлера, до­могавшегося расположения Сталина с начала лета 1939 г., помимо са­мого посла [48] , с позиций германского посольства в Москве говорил и военный атташе генерал Кёстринг [49] . Уполномоченный по экономиче­ским вопросам, а впоследствии советник посольства Густав Хильгер, будучи в курсе проходивших в Берлине и Москве переговоров, мог сообщить, что где-то в конце июля 1939 г. Гитлер совершенно определенно решил «взять на себя инициативу в налаживании взаимопонимания с русскими» [50] .

48

См. соответствующие высказывания в опубликованных после смерти записках.

49

General Ernst K"ostring. Der milit"arische Mittler zwischen dem Deutschen Reich und der Sowjetunion 1921-1941. Bearbeitet von Hermann Teske, Frankfurt/Main, 1966, S. 138ff.

50

Hilger. Wir, S. 282; Hilger, Meyer. Allies, p. 298.

Еще в военные годы подобной точки зрения придерживались многие западные исследователи. Так, в 1941 г. Фредерик Л.Шуман писал об «обхаживании нацистов», которое, как он предполагает, началось в марте 1939 г. и стало прямо-таки «пылким» после от­ставки Литвинова 3 мая 1939 г. [51] Джон Уилер-Беннетт утверждал в 1946 г., что с апреля 1939 г. Гитлер предпринял усилия, чтобы ценою значительных уступок Сталину купить советский нейтра­литет, но что Сталин еще некоторое время продолжал проявлять недоверие [52] . Двумя годами позднее Л.Б.Намир согласился с подо­бным мнением и подчеркнул, что Советский Союз, если смотреть объективно, в силу своей позиции, идеологии и тактики не был за­интересован в поспешном принятии германских предложений [53] . И наконец, свидетельства в пользу гипотезы о «заигрывании немцев» со Сталиным проанализировал Уатт. Он засвидетельствовал высо­кую степень правдоподобия этой гипотезы, однако указал на не­хватку необходимых для окончательного подтверждения материалов [54] .

51

FrederickL Schuman. Night over Europe. The Diplomacy of Nemesis, 1939-1940. New York, 1941, p. 279.

52

John W. Wheeler-Bennett. Twenty Years of Russo-German Relations, 1919-1939. — In: Foreign Affairs, October 1946, p. 23-43.

53

LB. Namier. Diplomatic Prelude, 1938-1939. London, 1938, p. 137-142,189.

54

Watt. Initiation, p. 154,159. He помогает и обширный труд английских журналистов Антони Рида и Дэвида Фишера («The Deadly Embrace. Hitler, Stalin and the Nazi-Soviet Pact 1939-1941», London/New York, 1987), причем несмотря на использование большого количества доступного печатного материала и пространных свидетель­ских показаний. На это справедливо указал в своей рецензии Дж. Хэслам См.: Jonathan Haslam. The Pact That Shook the Words. — In: Book Words, 18 September 1988, p. 10).

Из числа немецких историков такую же точку зрения высказал в 1959 г. в своей речи в Бонне по случаю вступления в должность Макс Браубах [55] . К ней приблизился, исследуя обстоятельства возникнове­ния пакта, и Георг фон Раух, который констатировал: «Побуждающей стороной на германо-советских переговорах был, бесспорно, Гитлер. Нетерпение... относительно дальнейших насильственных приобрете­ний здесь очевидно» [56] .

Вплоть до недавнего времени такого же взгляд а полностью при­держивалась и советская историография. В период сталинизма ее объективность страдала от превалирующей заинтересованности в на­циональном самоутверждении. Во время первой либерализации офи­циальных установок для исторических сочинений при Н.С.Хрущеве о «германских авансах», «германской дипломатической оффензиве» и о «речах нацистской сирены» [57] заговорил главный свидетель того време­ни, бывший посол СССР в Лондоне И.М.Майский. Ему вторили другие советские историки. В изданной в 1962 г. и ныне во многом устаревшей «Истории Великой Отечественной войны» говорится о решении «гер­манского правительства» «отсрочить войну против СССР». Поэтому оно «проявило инициативу в достижении договоренности с Советским Союзом» ,то клянясь в «дружественных чувствах», то прибегая к «пря­мым угрозам» [58] .

55

Max Braubach. Hitlers Weg zur Verst"andigung mit Russland im Jahre 1939. Rede zum Antritt des Rektorats der Rheinischen Friedrich-Wilhelms-Universit"at zu Bonn am 14. November 1959. Bonn, 1960, S. 9ff, 18ff.

56

Rauch. Nichtangriffspakt, S. 354ff.

57

И.М. Майский. Кто помогал Гитлеру? М., 1962, с. 173,175.

58

История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1963, т. 16, с. 162,174.

О «германском зондаже», о «неоднократных предложениях» гер­манского правительства вступить в переговоры писали в том же году в журнале «История СССР» И.К.Кобляков [59] , а в 1968 г. — в книге «Особая папка "Барбаросса"» Лев Безыменский [60] . Авторы переве­денной в 1969 г. на немецкий язык «Истории внешней политики СССР» [61] особо отметили, что после предшествовавшего зондажа, осу­ществленного через Вайцзеккера, Шуленбурга и Шнурре, Советско­му правительству «в тяжелых условиях» лета 1939 г. было предложено «заключить договор о ненападении». У СССР будто бы не было иного выбора, кроме как согласиться с этим предложением. Так выглядела в сжатой форме классическая советская аргументация. Она лежала в основе соответствующих разделов изданной в 1970 г. «Истории КПСС» [62] . В 1972 г. в журнале «Вопросы истории» эту точку зрения развил И.Ю.Андросов [63] , назвавший прямолинейную, по его мнению, манеру немецкого подхода «фронтальным зондажем»; её же в 1979 г. подробно, с привлечением советского документального мате­риала изложил и обосновал латвийский коллега В.Я.Сиполс [64] . И за­вершая этот далеко не полный список, следует

упомянуть И.Ф.Максимычева, который в 1981 г. отверг «утверждение, будто СССР проявил инициативу к... переговорам с Германией», и подчер­кнул, что то был германский зондаж советской позиции, и ничто иное» [65] . В подтверждение он, как это сделали до него Майский, Сиполс, Андросов и др., подробно проанализировал главные обстоятель­ства установления германо-советских контактов и содержание предварительных переговоров и довольно убедительно обосновал свою точку зрения. В своей последней новаторской работе «За несколько месяцев до 23 августа 1939 г.» [66] , опубликованной в мае 1989 г., В.Я.Сиполс впервые обнародовал большое количество архивных ма­териалов Министерства иностранных дел СССР, цитируя главное из этих документов, что явилось обнадеживающим предвестником 22-го тома «Документов внешней политики СССР», охватывающих 1939 г., который с большим интересом ожидает ученый мир с момента выхода в свет в 1977 г. 21-го тома, содержащего материалы, относящиеся к 1938 г.

59

И. К. Кобляков. Борьба Советского Союза против фашистской аг­рессии за коллективную безопасность накануне второй мировой вой­ны. — «История СССР», 1962, № 3, с. 3-25, здесь с. 21.

60

Л. А. Безыменский. Особая папка «Барбаросса». М., 1972.

61

История внешней политики СССР. М., 1976, т. 16, с. 389.

62

История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1970, т. 5, с. 72.

63

И.Ю. Андросов. Накануне второй мировой войны. — «Вопросы ис­тории», 1972, № 10, с. 98.

64

В. Я. Сиполс. Дипломатическая борьба накануне второй мировой войны. М., 1979.

65

И.Ф. Максимычев. Дипломатия мира против дипломатии войны. М., 1981, с. 238.

66

В. Я. Сиполс. За несколько месяцев до 23 августа 1939 г. — «Меж­дународная жизнь», 1989, №5, с. 128-141.

С постепенным признанием существования дополнительных секретных протоколов к договору о ненападении в СССР устранено препятствие, сильно стеснявшее советскую историческую науку и ме­шавшее публикации документов [67] , хотя некоторые советские истори­ки, не замеченные западной общественностью и критикой, уже давно обошли это табу и косвенным образом указали на существование тай­ных территориальных сделок. Так, в первой послевоенной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 — 1945гг.» гово­рилось, что в условиях лета 1939 г. Советское правительство видело в договоре единственную возможность спасти от германского вторжения Западную Украину и Западную Белоруссию, а также Прибалтику. По­этому правительство СССР добилось от Германии «обязательства не переступать линии рек Писа, Нарев, Буг, Висла, Сан» [68] . Но воп­рос о характере обязательств оставался открытым и после сделанного В.Я.Сиполсом в конце 70-х годов следующего уточнения: «Поскольку Германия была весьма заинтересована в заключении договора о нена­падении, Риббентроп в ходе переговоров принял определенные допол­нительные (односторонние) обязательства. Сознавая, что для Советского Союза было особенно важно защитить от агрессии примы­кающие к его западным границам области (Прибалтику, Западную Ук­раину, Бессарабию и т.д.), Риббентроп гарантировал, что Германия будет уважать неприкосновенность этих территорий [69] .

67

Относительно появления подобного пробела в советском истори­ческом сознании при проведении расследований и допросов в рамках Нюрнбергского процесса см.: Seidl. Beziehungen, S. 11 Iff; Karl Dietrich Erdmann. Fragen an die sowjetische Geschichtswissenschaft. Zum dritten deutsch-sowjetischen Historikertreffen in M"unchen. — «Geschichte in Wissenschaft und Unterricht», 1978, Nr. 29; Karl Dietrich Erdmann. Stalins Alternative im Vorfeld des Zweiten Weltkrieges: B"undnis gegen oder mit Hitler. — «Deutsches Allgemeines Sonntagsblatt», 26. August 1979, Nr. 34, S. 8.

68

Цит. по: Лев Безыменский. Альтернативы 1939 года. — «Новое время», 1989, № 24, с. 32

69

Цит. по: V.J. Sipols. Zur Vorgeschichte des deutsch-sowjetischen Nichtangriffsvertrags. Moskau/K"oln, 1981, S. 304.

Таким образом, Сиполс уже пробил брешь в стене отрицания, ко­торую советские историки с наступлением периода гласности быстро заполнили дополнительным содержанием. В начавшихся поисках, ка­савшихся формы и существа достигнутых в тот период договоренно­стей, камнем преткновения сразу же стал вопрос о подлинности пока единственного известного текста секретного дополнительного прото­кола, заснятого Карлом фон Лёшем на пленку в 1944 г. вместе с дру­гими важными документами, подлежавшими уничтожению. Снимки немецкого альтерната этого протокола (на русском и немецком язы­ках) хранятся в политическом архиве министерства иностранных дел в Бонне [70] . Сложности с признанием подлинности сфотографирован­ного документа усугублялись и тем, что подписавший его Молотов — на фоне отказа советской стороны обсуждать этот протокол на Нюрн­бергском процессе — наложил на советскую дипломатию того време­ни обет молчания [71] . По этой причине советским дипломатам труднее, чем историкам, давалось постепенное признание подлинности прото­кола. Статья Валентина Фалина [72] , а также его выступления в орга­низованной Агентством печати «Новости» в августе 1988 г. в Москве дискуссии на тему «Европа перед второй мировой войной» [73] отражали агностическую позицию.

70

См.: Helmut K"onig. Das deutsch-sowjetische Vertragswerk von 1939 und seine Geheimen Zusatzprotokolle. Eine Dokumentation. — «Osteuropa», 5/1989, S. 413-454. «Литературная газета», 5 июля 1989, № 27; Вокруг пакта о ненападении. — «Международная жизнь», сен­тябрь 1989 г., с. 90 и след.

71

Как заявил A.A. Громыко в своем последнем интервью журналу «Шпигель» (24 апреля 1989, Nr 43), «Молотов уже после войны сказал ему... что не следует признавать никаких документов, относящихся к его переговорам с Риббентропом в 1939 г., кроме тех, которые офици­ально опубликованы». Поэтому в изданной за рубежом книге Громыко назвал этот протокол фальсификацией, которую отверг еще Нюрнберг­ский суд («Erinnerungen». D"usseldorf/Wien/New York, 1989, S. 64-65).

В русском издании книги («Памятное», М., 1988) протокол не упомина­ется вовсе.

72

В. Фалин. Почему в 1939-м? — «Новое время», 1987, № 38-41.

73

«Sowjetunion heute», 9. September 1988, Beilage.

Первым из советских историков за безусловное признание подлин­ности этих документов высказался в конце сентября 1988 г. в газете «Советская Эстония» Юрий Афанасьев [74] . К этой точке зрения присо­единились М.Семиряга [75] , В.Кулиш, Х.Арумяе. В первые месяцы 1989 г., знаменующего 50-ю годовщину трагической даты 23 августа 1939 г., ряд советских дипломатов и ученых-историков, занимаю­щихся этими вопросами, сошлись во мнении, что в отсутствие подлин­ников документов можно по крайней мере констатировать, что пре­дыстория, дальнейшие события и более поздние советские публикации свидетельствуют об обоюдном точном соблюдении той линии раздела, которая указана в единственной известной копии (предполагаемого) протокола. Эта точка зрения была обоснована начальником Историко-дипломатического управления МИД СССР Ф.Н.Ковалевым [76] в от­кровенной дискуссии на заседании Комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики 28 марта 1989 г. Советско-польская комис­сия историков в своих предварительных выводах в мае 1989 г. также указала на то, что «последующее развитие событий и дипломатиче­ская переписка (дают) основание заключить, что договоренность, ка­сающаяся сфер интересов двух стран (примерно вдоль линии рек Писа, Нарев, Висла, Сан), в определенной форме была достигнута в августе 1939 года» [77] .

74

«Sowjetunion heute», 3. M"arz 1989, S. 58.

75

M. Семиряга. 23 августа 1939 года. — «Литературная газета», 5 октября 1988, № 40, с. 14.

76

Известия ЦК КПСС, 7(1989), с. 35.

77

«Правда», 25 мая 1989.