Палач и Черная птичка
Шрифт:
— Ты в порядке? — спрашивает она, не оборачиваясь, ее голос звучит тихо и хрипло.
Я осматриваю свою кровоточащую руку в том месте, где содрана кожа. Щека и ребра пульсируют в тех местах, где я получил первые удары. Штопор все еще позвякивает в такт учащенному биению моего сердца, но, вероятно, это выглядит хуже, чем есть на самом деле.
— Я бы не прочь встать с этого стула, но да. Со мной все будет в порядке.
Слоан кивает, затем замолкает, ее взгляд все еще прикован к телу на полу.
— Слоан…
Она не двигается.
—
— Нет.
— Эм… Черная птичка?
По-прежнему ничего.
— …Персик?
Ее голова поворачивается в сторону, и она пронзает меня взглядом через плечо. Но там слезы текут сквозь кровь, разбрызганную по щекам.
— Я же сказала, что порежу тебя, если ты еще раз меня так назовешь.
— Тогда Черная птичка, — я слабо улыбаюсь ей. В ее глазах беспокойство, когда она смотрит на меня, но и еще боль, которая поглощает мою душу. — Любимая, я…
— Заткнись, — рявкает она и достает свой телефон из кармана. Мгновение спустя гудки сменяются голосом моего брата.
— Молодчинка. Мой друг, Конор, прямо за дверью. Хочешь, чтобы он вошел? — спрашивает Лаклан.
— Нет. Хотя спасибо, что прислал подкрепление.
— Ты в порядке?
— Конечно, — Слоан наблюдает за мной через плечо. Слезы все еще застилают ее глаза, хотя взгляд, который она бросает на меня, чертовски убийственный. — Твоему братцу-засранцу нужна… кожа. И мне бы не помешала помощь с уборкой.
Лаклан хихикает.
— Фионн уже в пути. Я знаю кое-кого для уборки — дай мне на это час. Конор будет пока что следить за дверью, — повисает пауза, и когда Лаклан заговаривает снова, его голос звучит мягко и серьезно. — Спасибо, что присматриваешь за моим братом, Слоан.
— Выйди из видеотрансляции. Не хочу, чтобы ты наблюдал на случай, если я передумаю и грохну его.
— Сделай одолжение, вместо этого крепко поцелуй его, — говорит Лаклан.
Она отвечает обиженным ворчанием и отключает звонок, со звоном бросая телефон на стол.
Затем поворачивается ко мне, ее глаза сверкают, а руки скрещены на груди.
— Я расцениваю это как победу.
— Справедливо.
— Тогда у меня три из пяти.
— Заслужила. Полностью.
— И я все еще очень зла на тебя.
— Я понимаю, любимая.
— Хочу пырнуть тебя ножом.
— Да, в этом есть смысл. Но, пожалуйста, только не в член. И не в яйца. И не в мое симпатичное личико.
Губы Слоан дрожат. Жесткое выражение лица меняется и превращается в стоическую маску, которая опять разбивается вдребезги. Красные брызги и разводы на ее лице так красивы, а слезы для меня — мучение.
— Ты разбил мне сердце.
— Я знаю, любимая. Мне жаль. Мне чертовски жаль. Ты же знаешь, что я сделал это, чтобы увести тебя от него, да? Я должен был вытащить тебя отсюда, иначе он бы тебя убил.
Слезы в глазах Слоан переливаются и блестят, собираясь у линии ресниц.
— И я заслуживаю любви, — она тычет своим окровавленным пальцем в мою сторону,
Я отчаянно хочу прикоснуться к ней, лишь на мгновение, просто видеть мне недостаточно.
— Любимая … пожалуйста… освободи меня, чтобы мы нормально поговорили, — на лбу Слоан появляются морщинки, когда она пытается сохранить свою свирепость и терпит неудачу, и когда я слегка улыбаюсь ей, она ничего не может с собой поделать — ее взгляд опускается на мой шрам и задерживается там. — Давай же, Черная птичка. Разреши встать и доказать, что я чертовски сильно люблю тебя. И взять аптечку у двери, если ты не против.
Ее свирепый взгляд возвращается.
— Ну ладно, тогда я просто истеку кровью на полу, круто… но можно хотя бы со стула встать? Желательно без лишних ножевых ранений.
После еще одного долгого колебания она подходит и начинает развязывать узлы, сначала те, которыми стул привязан к опорной стойке, а затем те, что туго затянуты вокруг моих конечностей. Последняя веревка, упавшая на пол, та, что удерживала мое раненое запястье.
Я вскакиваю со стула, как только она исчезает.
Боль притупляется потребностью, я выдергиваю штопор из руки и хватаю Слоан, когда она отступает, прижимая ее к себе в отчаянных объятиях. И благодарю каждого бога, которому никогда не молился, когда она обнимает меня в ответ. Она утыкается лицом мне в грудь и пропитывает футболку всеми страхами, которые прятала.
— Я думала, что опоздала, — повторяет она снова и снова. — Прости, Роуэн. Слишком долго разгадывала твои подсказки.
Я беру ее лицо в ладони и смотрю в широко раскрытые карие глаза. Боль подступает к горлу, пока я наслаждаюсь этим моментом, просто смотрю на нее, чувствую ее тепло на своей коже. Я почти потерял все. Но она здесь, с имбирным ароматом и черной подводкой для глаз, размазанной по коже, веснушки усеяны пятнышками крови. Складки пролегают по ее лбу и нахмуренным бровям, когда ее взгляд мечется между моими.
Она никогда не была так красива.
— Ты не опоздала, Черная птичка. Как раз вовремя.
Она пытается улыбнуться, но не выходит. Ее ямочка — всего лишь слабое углубление на коже. И я знаю, что ложь, которую я ей сказал, — самая опасная, потому что я взял ее неуверенность как оружие. Даже если я сказал это только для того, чтобы спасти ее, подобные слова как порезы остаются глубоко и заживают медленно.
Опускаю голову и смотрю ей в глаза, удерживая ее лицо в своих ладонях.
— Слова о том, что ты не заслуживаешь любви — полная чушь. Ты просто ждала того, кто полюбит тебя такой, какая ты есть, а не такой, какой тебя хотят видеть. Я могу это сделать, если позволишь, — прижимаюсь своими губами к ее и ощущаю вкус соли и крови, но отстраняюсь, не углубляя поцелуй. — Я до смерти обожаю тебя, Слоан Сазерленд. Я хотел тебя с того первого дня у Бриско. Я любил тебя много лет. И не перестану любить. Никогда.