Палач и Черная птичка

Уивер Бринн

— Ты попадаешься в свою же паутину лжи, Ткачиха сфер. Ты должна знать это лучше, чем другие, — говорит Дэвид с мрачной, хищной улыбкой, которая расползается по его губам. — Я отключил камеры.

Хотя Дэвид придвигается к ней немного ближе, Слоан остается расслабленной. Ничто в ее позе не меняется, когда она говорит:

— Ц-ц, Дэвид. Видимо, ты не подсчитал все камеры. Вон та? — спрашивает она, направляя «Глок» на камеру в углу комнаты, красная лампочка все еще горит. — Это моя. Я наблюдала за тобой все время.

Улыбка Дэвида увядает, когда

он понимает, что она права.

Слоан торжествующе ухмыляется, подмигивая ему.

— Как я и сказала. Если бы захотела — сделала.

Резким движением она направляет пистолет на Дэвида, целясь ему в лоб. Он напрягается и опускает руки.

— Бах, бах, бах, — повторяет она. Ее улыбка становится шире, потом она опускает оружие. — Ладно, шучу.

Я вижу только профиль Дэвида, но замечаю блеск в его глазах.

Он чертовски восхищен.

И Слоан поглощает это, ее лицо озаряется снисходительной улыбкой.

— Ты подружился с Торстеном ради меня? — спрашивает она, кокетливо наклоняя голову.

— Скорее, ради защиты. Думал, что когда-нибудь ты придешь за мной. И если я подружусь с кем-то вроде нас, то у меня будет запасной вариант каждый август, ведь именно в этот месяц люди нашего… характера… помирают. Конечно, Торстен не знал, что за ним охотятся, поэтому я сказал, что могу притвориться его долбанутым слугой на ночь, пока он будет восторгаться своими гостями, а точнее, идеальными жертвами, — Дэвид делает глоток и изучает ее, прежде чем прислониться к стойке. — Ты же знаешь, как говорят: «командная работа воплощает мечту в реальность».

Слоун сияет.

— И правда. Но иногда требуется время, чтобы найти подходящую команду.

Дэвид наклоняет бокал в ее сторону.

— Совершенно верно.

— Черная птичка… — говорю я.

Она вздыхает и пронзает меня мрачным взглядом.

— Прекрати уже птичкать мне.

— Слоан, любимая, пожалуйста…

— Любимая? — Слоан наклоняет голову. В тусклом свете ее глаза кажутся черными. — Любимая…? Ты правда так думаешь? Ты же сам сказал — я гребаная психопатка, помнишь? Чудовище. Это не любовь. Это скука. Конкуренция. И, судя по всему, — говорит она, переводя взгляд со штопора вниз по каплям, стекающим в лужу крови на полу, — я уже выиграла.

Я качаю головой. Мой голос превращается всего лишь в сдавленный шепот, когда я говорю:

— Он хочет издеваться над тобой, Слоан.

— Ох, ты имеешь в виду, что он вгонит свои яйца глубоко в мою задницу? Ты об этом? — Слоан закатывает глаза. — Кажется, я доказала, что справлюсь с этим.

Каждая частичка в моем теле затмевается болью, сердце сгорает дотла. Она наблюдает, как это происходит точно так же, как я наблюдал за ней. Но я не чувствую ни малейшего раскаяния или сожаления, только отвращение в том, как изгибаются ее губы,

прежде чем она отводит взгляд.

Выражение лица Слоан разглаживается, когда она поднимает глаза на Дэвида.

— Знаешь, я дико хочу разнести город на куски, если ты меня понимаешь, — говорит она ему, подмигивая.

Его ответная улыбка хищна.

Я умоляю, но они как будто не слышат меня. Дергаюсь на стуле, но они не видят.

Слезы обжигают глаза. Я знаю, что он сделает с ней, с моей прекрасной Слоан. Он, черт возьми, уничтожит ее. Срежет с нее кусочки. Сожрет их у нее на глазах точно так же, как поступил со мной. И еще много других ужасных, отвратительных, чертовски чудовищных вещей, которые мне невыносимо представлять, но я все равно представляю.

Даже если он позволит ей выйти из этой комнаты живой, она не переживет эту ночь.

— Что у тебя на уме? — спрашивает Дэвид.

— Как насчет, закончить здесь и пойти повеселиться? У меня есть кое-какие идеи. Возможно, «Ателье Кейн» — хорошее место для начала.

Желчь скапливается у меня в желудке, когда Дэвид улыбается и поднимает свой бокал.

— За ночную прогулку по городу, — он допивает остатки окровавленного вина и ставит пустой бокал на стол.

— На, забери, — рука Слоан поднимается, словно в замедленной съемке, ее ладонь раскрыта, «Глок» лежит на ней, как подношение. — Не очень люблю огнестрельное оружие.

Глаза Дэвида вспыхивают предвкушением, когда он тянется за пистолетом, его взгляд прикован к смертоносному призу.

И в момент, когда его пальцы касаются рукояти, другая рука Слоан делает выпад вверх. Сверкает серебро, спрятанное у нее в руке.

Дэвид рефлекторно отшатывается. Кровь разбрызгивается по «Глоку», падающему на пол. Он тянется к ней другой рукой, но Слоан слишком быстра. Удар сверху вниз рассекает ему другое запястье. Дэвид рычит от разочарования, но рычание переходит в вопль боли, когда она пинает его по ноге и ставит на колени.

Когда он падает, я вижу скальпель.

Который скользит в выемку во впадине его горла острым краем. Слоан режет плоть надвое по всей длине его горла вверх, крепко держит лезвие в руках.

Она останавливается у кончика его подбородка, глубоко у кости.

Дэвид издает булькающий, отчаянный выдох через зияющую щель. Струйка крови заливает лицо Слоан. Она не моргает, поглощая каждую деталь его боли и ярости. Ее улыбка торжественно мрачнеет, пока его тускнеющие глаза смотрят в ответ.

— Правда не люблю огнестрельное оружие, — говорит она и крепко сжимает его волосы в кулаке. Другой рукой вытаскивает лезвие. — Слишком громко. Никакой утонченности.

Она вонзает скальпель ему в глаз. Крик Дэвида — это не что иное, как всплеск алых брызг.

Затем она позволяет ему упасть на пол.

Кровь растекается густой лужей по кафелю. Слоан стоит спиной ко мне, наблюдая за дергающимся Дэвидом, и даже когда тот замирает, она остается там, глядя на него сверху вниз, как будто ей нужно удостоверится, что он больше не встанет.