Пампушка для злого босса
Шрифт:
– Ты с ума сошёл!
– выдыхаю хрипло, упираясь ладонями в плечи Тупикина, в то время как он продолжает прижимать меня к себе и снова целует.
– Паша, отпусти меня немед...
Нет, это невозможно. Ступор такой всеобъемлющий, что я снова замираю, потому что происходит что-то запредельное. Неожиданное, выбившее из колеи. Меня целует Тупикин... против моей воли.
Он отлетает от меня мгновением позже, и я отступаю назад, едва не запинаясь о поребрик.
– Ещё раз тронешь её, убью, - зло цедит Казанский, двигаясь
Завтра же мы станем главной темой сплетен для всего офиса, но сейчас меня это волнует в последнюю очередь.
– Лёша, не надо!
– бросаюсь между Алексеем и поднимающимся на ноги Тупикиным.
– Это просто недоразумение.
Голос звучит тихо и жалко. Меня уже трясёт от произошедшего, а если эти двое ещё и продолжат, то я не знаю, что мне нужно будет делать, чтобы их разнять.
– Это не недоразумение, - отряхивая рукав пальто, усмехается Тупикин.
– Ты просто слепая, если не видишь того, что на поверхности.
– Паша, давай завтра всё обсудим.
– Ни черта ты с ним обсуждать не будешь. Хватит, - отрезает Казанский.
– Садись в мою машину.
– А ты её спросить не забыл?
– Паша, пожалуйста...
Сейчас мне действительно лучше сесть к Алексею и уехать с ним. Потому что иначе не знаю, чем это закончится, не сегодня, так через время.
– Тебе совсем необязательно с ним ехать.
– Паш... мы потом всё обсудим. Хорошо?
Поднимаю с земли телефон, отворачиваюсь от обоих и на ватных ногах шагаю в сторону машины Казанского, искренне надеясь, что они не сцепятся снова. Сердце перекачивает сдобренную адреналином кровь по венам с бешеной скоростью. В голове звенит, а перед глазами пляшут разноцветные пятна.
Алексей появляется рядом через секунду, распахивает передо мной дверцу, пытается помочь сесть в машину, но я не даю ему до себя дотронуться. Пусть не считает себя победителем, или кем там мнят себя мужчины в таких случаях?
Молча усаживается за руль и срывает машину с места. Мы выезжаем на шоссе в полной тишине. Я делаю вид что увлечена тем, чтобы приладить треснувшую крышку к мобильнику, Казанский сосредоточен на дороге. Наконец не выдерживает и цедит:
– Если я ещё раз его рядом с тобой увижу...
– То - что? Запрёшь меня и не выпустишь никуда и никогда?
– Не исключено.
– Очень смешно.
– Никто здесь не шутит.
Фыркнув, отворачиваюсь к окну. В любой другой ситуации мне бы польстило такое внимание к моей персоне, но не сейчас. И не тогда, когда дело дошло едва ли не до драки.
– Лёш, а если серьёзно... Такое просто не должно повториться. Я не знаю, что стану делать, если всё же это случится.
– Например?
– Например, уволюсь.
– Ты этого не сделаешь.
– Ты меня плохо знаешь.
– Ты права. Но я хочу это исправить.
Он поворачивается ко мне, когда останавливаемся на светофоре. Смотрит пристально в
– Это не дело одного дня. Или даже месяца. Всё очень запуталось.
– Знаю. И знаю, что я виноват.
Тяжело вздыхаю, снова отворачиваясь к окну. Вроде и согласиться хочется с последним суждением, но Казанский только-только стал таким. Почти как раньше. Почти потому, что между нами сейчас всё та же пропасть.
До моего дома мы добираемся под вновь установившееся между нами молчание. Я думаю о случившемся. Алексей не совсем прав - в том, что произошло сегодня, виновата я. Вовремя не пресекла то, что было очевидным. Ведь уже не раз заметила не совсем типичное для Паши поведение, но почему- то не расставила точки над «i». И даже представить не могу, как завтра мы будем общаться с Тупикиным, если будем, точнее.
– Спасибо, что подбросил, - говорю Алексею, взявшись за ручку на дверце, и почти выхожу, когда Казанский начинает говорить.
– Вер... дай мне несколько минут, хорошо?
Он смотрит в лобовое стекло, но я уверена - не видит ровным счётом ничего, потому что весь в своих мыслях. Я могу сказать ему, что не готова сейчас к отповеди, и не совру - я вправду слишком устала ото всего, но остаюсь рядом. Потому что без него хоть на стенку лезь.
– Когда Лина умерла... Я не знаю, как вообще не отправился следом за ней. Это была огромная боль, даже если бы мне отрубили руки и ноги - вряд ли мне было бы больнее. И сейчас тоже больно, да и никогда не перестанет быть, но в те первые дни... Если бы тебя не было в моей жизни, наверное, меня бы тоже сейчас не было. Знаю, что это поступок слабого человека, но я слабый.
Я молчу, не перебиваю, даже, кажется, боюсь сделать следующий вдох. Казанский говорит о том, что настолько принадлежит ему, что прикоснуться к этому у меня не было ни единого шанса. До этого момента.
– Тогда я выжил только благодаря тебе. Даже если этого не было видно. Но всё, что у меня было в жизни хорошего - это Лина, Ольга и ты. Дочь, друг и любимая женщина.
Он впервые признаётся мне в любви, и слова эти гораздо ценнее тех, что обычно люди говорят друг другу в подобных случаях. Потому что подпитаны тем, чем Казанский поделился со мной. Но я всё равно молчу - просто сижу рядом с ним и слушаю.
– А когда мне в отделе майорша та стала вопросы задавать и выяснилось, что ты ради меня пошла на
ложь...
– Ты ведь провёл ту ночь с Кристиной?
– Да. У меня была она. Но под «провёл ночь» ты явно подразумеваешь секс?
– А что я должна подразумевать? У меня вообще по этой части полное отсутствие информации.
– Кристина действительно предлагала мне заняться сексом. За деньги.
– Но ты, как истинный рыцарь без страха и упрёка, отказался?
– А ты как думаешь?