Память (Братья)
Шрифт:
– Зачем? Пусть этим интересуется милиция, – Лилечка не стала уточнять, что содержимое конвертов и папки ей давно известно.
– Лиля, ты понимаешь, что, по большому счету, стала моей соучастницей?
– Соучастницей чего, Денис Сергеевич?
– Воровство у нас считается преступлением, ты не знала? – в голосе Стрельцова слышалась издевка.
– По – моему, мы уже решили, как относиться к тому, что мы делаем.
– Ну, мое участие еще нужно доказать, а вот ты оставила свои пальчики везде, где только возможно. Так что, если что…
– То что?
– Пойдешь по статье, дура, – грубо отрезал Стрельцов, – А
– Вы что, мне угрожаете?
– Да, угрожаю. Если твой папенька только заикнется о моей причастности к краже документов из сейфа, я расскажу Дубенко, кто на самом деле выкрал у него компромат на сильных мира сего. Представляешь, что он с тобой сделает?
Лилечка с презрением смотрела на Стрельцова. Ну бывают же такие мужики! Да и есть ли в нем что – нибудь мужское, кроме как… Стоит, сам от страха трясется, а угрожает слабой женщине. Попробовал он бы моему отцу что – нибудь подобное выдать! Вот потому и не попробовал, что трус!
– Не переживайте, Денис Сергеевич. Я все возьму на себя. Мы с отцом решим, что делать с этим. А вы спите спокойно. Но мой вам совет, увольняйтесь, пока есть возможность.
– Без твоих советов как – нибудь соображу, что мне делать!
– Вот и ладненько, – Лилечка отвернулась.
– Так я могу рассчитывать, что ты убедишь папашу меня нигде не упоминать? Ни при каких обстоятельствах!
– Идите уже, Денис Сергеевич, пишите заявление! – Лилечка махнула рукой в сторону двери.
Стрельцов напоследок зло зыркнул на нее и вышел в приемную. Еще минуту, словно в нерешительности потоптавшись около Лилечкиного стола, зачем – то постучав по нему костяшками пальцев, двинулся к выходу. Хлопнула дверь. Лилечка покачала головой. «Да!… А я ему еще и любимые кексы!», – пожалела Лилечка о своей заботе еще раз.
Лилечка позвонила отцу и предупредила, что сейчас приедет.
Роговцев встретил ее уже за накрытым столом.
– Мой руки, Кнопка, обедать пора. Я тут борщика наварил, украинского!
– Не хочу, пап, – Лилечка устало опустилась на табурет.
– Хочу, не хочу – надо, – Роговцев пододвинул дочери тарелку. Пришлось Лилечке мыть руки.
– Ну что кислая какая?
Лилечка рассказала ему о Стрельцове.
– Да, дрянь он порядочная.
– И, главное, пап! Это он подбил меня на то, чтобы сейф открыть!
– Ладно, не думай об этом, – Роговцев отодвинул от себя пустую тарелку, – Давай посмотрим, что ты принесла. Бегло пробежав глазами по фамилиям на папочках, он, задумавшись, отвернулся к окну.
– Пап, не молчи.
– Дай подумать, Кнопка. Для начала, конечно, я все просмотрю.
– Пап, а может ну ее, эту информацию?
– Не знаю, не знаю.
Лилечка чувствовала, что уговорить отца не трогать эти материалы, невозможно. Он, как говорит мама, уже «встал в стойку».
– А что мы делать будем, если Дубенко вернется в свой кабинет?
– А мы не будем дожидаться его возвращения. Вот что. Ты отдохни пока, а я займусь папками.
Роговцев взял бумаги и ушел к себе в кабинет.
Лилечка вымыла посуду и вытерла со стола крошки. Взгляд ее остановился на принесенном пакете. «Кассеты! Посмотрю, пока папа занят». Кассет было всего три. «Трофимов», – прочла она на одной. Убрав громкость телевизора на минимум, она включила видео. Через минуту ее затошнило. «Господи, какой ужас!» – то, что происходило
Лилечка сидела в кресле, обхватив колени руками. В голове вертелась только одна мысль: этот убийца – не дядя ее мужа, просто очень похожий на него человек. Не может у ее Димки быть такого родственника! И все же это он. Только моложе на два десятка лет. Так вот почему Стрельцов так испугался! Узнай Трофимов, что тот видел эти кадры, неизвестно, что бы он с ним сделал.
– Ты чем тут занимаешься, Кнопка? Что с тобой? – Роговцев посмотрел на побледневшую Лилечку, потом на телевизор, – Так, понятно. Зачем без меня включала?
Лилечка только покачала головой и заплакала.
– Пап, ну как же дальше жить? Это ведь Димкин родной дядя?
Роговцев, еще даже не зная, что на кассете, но уже догадываясь, поскольку только что прочитал документы, обнял заплаканную дочь.
– И не придумывай себе ничего.
– Пап, это в Чечне, да?
– Нет, это Афган.
– Но ты же там был тоже. И убивал?
Роговцев молчал. Как объяснить собственному ребенку, что такое война? Почему стреляешь не думая, что лишаешь жизни чьего – то отца, брата или сына? Просто стреляешь, чтобы не быть убитым первым. И для того, чтобы увидеть своих любимых. То, что он прочел в документах, покоробило даже его. Трофимов где – то перешел тот рубеж, когда убивать становится в кайф. Это очень сложно, остаться на войне человеком. Трофимову не удалось, сорвался.
Лилечка смотрела на отца, ожидая ответа.
– Да, Кнопка, убивал. Иначе не было бы меня с вами. Да и тебя бы не было. Ты иди, выпей чаю, что ли, а я посмотрю кассеты.
Роговцев перемотал пленку на начало. Да, все еще хуже, чем он мог предположить. Знает ли генерал об этой пленке? Вряд ли! Похоже, снимали сквозь дыру в стене сарая, и очень хорошей камерой. Сказать, как к нему попала эта кассета, сможет только сам Дубенко. Или Стрельцов. Звонить этому мерзавцу не хотелось. Только бегло просмотрев полученные материалы, Роговцев понял, что к нему попала настоящая «бомба». Он был слишком опытным, чтобы просто опубликовать эту информацию. К тому же, у него были определенные договоренности со многими людьми. И еще. Есть маленький шанс, что это постановочная съемка. Роговцев сталкивался уже с такими «фильмами»: актеры были действительно похожи на настоящих героев, так похожи, что их «узнавали» даже самые близкие.
– Пап, что ты решил делать с этим?
– Покажу самому Виталию.
– А потом?
– Потом решим.
– Вместе с ним?
– Лиля, это может быть постановка.
– Правда? Ну, конечно! – обрадовалась Лилечка.
– Не спеши. Я сказал «может быть». Но шансов мало. И прояснить ситуацию может только сам генерал.
– Хорошо. Я позвоню Димке, да?
– Пусть Виталий сам решает, нужно ли присутствие твоего мужа. Я ему позвоню сам, но сначала я должен поговорить с Дубенко. Он в госпитале, ты говоришь?