Память льда
Шрифт:
«Вот мы и встретились, Рат’Фэнер, — мысленно произнес он, зная, что его слова будут услышаны. — Мы встретились, предатель. И тебе не уйти от возмездия».
Дождевые тучи прошивали воздух крупными стежками тяжелых капель. Капли били по перьям одинокого ястреба-перепелятника и по раструбу его хвоста. Внизу, между обгоревшими домами и пепелищами, вспыхивали отсветы неяркого пламени.
День близился к концу, однако ужас не оставлял Бьюка, принявшего облик одиночника. От увиденного нынче его разум оцепенел, а между тем острые глаза хищной птицы подмечали все новые и новые страшные подробности.
Обернувшись
Тенескариев, впрочем, это не остановило, и они еще дважды попытались взять дом штурмом. Каждая очередная атака была отчаяннее предыдущей. И снова Бошелен противопоставил голодной орде свое изощренное чародейство и невиданную жестокость неумерших воинов. Испуганные увиденным, остатки паннионцев спешно спасались бегством. Тенескарии, кстати, были не единственными, кому приглянулся богатый особняк. Днем туда наведался внушительный полк беклитов… Но и они, разумеется, не преуспели, и теперь вокруг дома и на прилегающих улицах дождь обильно поливал мертвецов.
Взмахнув уставшими крыльями, Бьюк опять набрал высоту и полетел к главной улице Даруджийского квартала… Распотрошенные здания; струйки дыма, поднимающиеся над завалами; орущие толпы тенескариев; громадные костры, на которых, шипя, жарилась человечина. Большие и малые отряды скаландиев, беклитов, бетаклитов, урдов и стражей Домина. И у всех паннионцев — одинаковое выражение лица.
«Что, злитесь и недоумеваете, куда могли подеваться жители города? Да, вы овладели Капастаном, но тем не менее ощущаете себя обманутыми».
С наступлением сумерек птичьи глаза Бьюка видели уже не так остро, чему он был только рад. Покружив над Даруджийским кварталом, он повернул на юго-восток. Там за пеленой дождя и дыма проступали силуэты башен дворца Джеларкана. Бьюк подумал о принце и его защитниках.
«Быть может, они все еще держатся? Или резиденция правителя тоже успела обезлюдеть и теперь там обитают лишь призраки? Они веками были хозяевами древнего здания, пока в этих краях не появились капанцы и даруджийцы».
Внимание Бьюка привлек дом слева. Он стоял отдельно, на отшибе. Вокруг бушевал огонь, но до самого здания языки пламени не дотягивались. Ястреб видел, как многочисленные костры бросали красные отблески на обнаженные трупы, заполонившие все пространство вокруг.
«Нет, такого просто быть не может. Наверное, меня подвело зрение… Эти мертвецы лежат на мостовой. Должны там лежать. Боги, первого этажа дома не видно. Завален. Камнями. Эти завалы не могут быть из тел, они слишком высокие… Или?.. Неужто защитники дома отправили к Худу столько тенескариев?»
Теперь Бьюк узнал этот дом. Здесь Ворчун снимал комнату… Странное здание, чьи стены не загорались… Но хлынувший дождь заставил их плакать. Не водой. Кровью.
Бьюк спустился ниже, и чем ближе он подлетал, тем
«Сколько таких „памятников“ раскидано по разным частям Капастана?»
Живых Бьюк увидел только на крыше. Их было чуть больше десятка, скрючившихся под наспех сооруженными навесами. Один из уцелевших стоял поодаль, склонив голову, словно бы внимательно рассматривая прилегающую улицу. Его руки до сих пор сжимали обрубки сабель.
В нескольких шагах от этого человека торчал штандарт, втиснутый между мешками с провизией. К шесту прикрепили окровавленную желтую тряпку — кусок детской рубашонки. Знамя тех, кто сражался за этот дом.
Бьюк подлетел еще ближе, а потом стал поспешно удаляться. Он не был готов к встрече с нынешним Ворчуном, ибо прежнего больше не существовало.
«А разве после двух дней осады хоть кто-нибудь из нас остался прежним?»
Итковиан приподнялся на локте, стараясь понять, где он находится. С низкого потолка капала вода. Пахло сырым мясом. Тускло светил фонарь. Итковиан увидел, что лежит на узкой походной койке. Его прикрыли грубым шерстяным одеялом. Кто-то сидел рядом с койкой на корточках и держал несокрушимого щита за руку.
Каждый поворот головы отзывался вспышкой боли в шее.
«Ах да, меня лечили целители… Тогда почему же мне до сих пор так плохо?»
Итковиан узнал сидящего на корточках мужчину. Карнадас. Голова дестрианта склонилась, обнажив морщинистую лысую макушку. Костлявые пальцы с мертвенно-сухой кожей ледяной хваткой вцепились в его ладонь.
Несокрушимый щит слегка сжал эту почти уже неживую руку. Карнадас медленно поднял лицо. От уголков рта тянулись глубокие борозды, белки глаз налились кровью, а зрачки зияли двумя угольно-черными ямками.
— Прости, Итковиан, — прошептал дестриант. — Мне не удалось до конца вылечить тебя.
— Ты ошибаешься, Карнадас. Я прекрасно себя чувствую, — солгал несокрушимый щит.
— Твои раны…
— Они затянулись. Ты исцелил три самые опасные: в спине, в плече и под коленом. Осталась лишь некоторая слабость в теле, но это дело поправимое.
Итковиан сел на койке, стараясь ничем не выдавать своего истинного состояния. По всему телу прокатились волны жгучей боли. От попытки согнуть колено его бросило в пот, который тут же сменился ознобом и головокружением. Но пожатие его руки было твердым.
— Я просто восхищаюсь твоим даром.
Карнадас опустил голову ему на бедро.
— Со мной все кончено, дружище, — прошептал дестриант. — Сил у меня больше не осталось.
— Зато у меня их достаточно.
В ответ его соратник только кивнул.
Итковиан огляделся. В помещении стояло еще четыре койки, и на каждой лежал солдат. Лица всех были прикрыты одеялами. На окровавленном полу, прислонившись спиной к стене, сидели двое целителей. Видимо, они присели передохнуть, но их сморил сон. У дверей комнатки застыла вестовая «Серых мечей». Судя по лицу — капанка. Несокрушимый щит вспомнил, что видел среди новобранцев похожую девушку… вероятно, ее сестру.