Память льда
Шрифт:
«Неужели они до такой степени самоуверенны?» — думал Паран.
Перед Быстрым Беном торчали шесть прутиков, воткнутые в рыхлую землю. Там происходило какое-то магическое действо, которое капитан видел лишь краешком глаза. Сзади, в круге из простых невзрачных камешков, сидел Черенок. Возле него во мху утопал пузырь с водой, а вокруг пузыря были воткнуты точно такие же прутики, как и у Быстрого Бена. Они блестели от капелек влаги.
Темнокожий чародей негромко вздохнул. А затем наклонился и указательным пальцем правой руки слегка постучал по третьему прутику.
Один из прутиков Черенка дрогнул.
В цепи идущих паннионцев маг был третьим. Неожиданно у него подкосились ноги, изо рта хлынула вода, и он упал, держась за грудь.
Черенок сидел с закрытыми глазами, по лбу и щекам его градом лил пот. Маг шептал заклинание, удерживающее воду в легких рухнувшего стража Домина. Паннионец катался по земле, отчаянно пытаясь избавиться от смертоносной жидкости. Однако все было напрасно.
Паннионцы с криками сгрудились вокруг корчащегося на земле чародея. Если бы они знали, что случится дальше, то бросились бы кто куда. Ибо в следующее мгновение в них полетели четыре «шрапнели».
Громыхнули взрывы. Один из снарядов потревожил «шрапнели», заблаговременно расставленные саперами вдоль тропы, и запустил цепную реакцию. Однако на этом малазанский «салют» не закончился. К тропе вплотную примыкали высокие кедры. Под их узловатые, выступающие корни саперы заложили «хлопушки», и, когда дошел черед и до них тоже, на паннионских солдат стали падать деревья.
Тропу заволокло дымом. Оттуда слышались крики раненых и умирающих. Спасшихся не было. Если кто-то и пережил кошмар «морантских гостинцев», падающих кедров и удушья густых ветвей, их ожидал еще один, пожалуй самый страшный, «подарок» малазанцев. Обнаружив в подземелье запасы лампового масла, сжигатели мостов щедро облили им стволы и нижние ветви деревьев. Вспыхнувший пожар превратил тропу в огненную реку.
«А ведь по жестокости мы ничем не отличаемся от Паннионского Провидца», — подумал Паран.
А к дальнему концу тропы, еще свободному от огня, приближались солдаты Хватки с луками в руках. Если кто-то и вырвется из огненного ада, его настигнет паннионская стрела, выпущенная из паннионского же лука. Ни один из врагов не должен вернуться в Коралл. Паран сам отдал этот приказ.
Какое-то время капитан не слышал ничего, кроме отчаянных криков, гудения пламени и треска сгорающих ветвей. Сумерки отступили; в лицо Парану ударяли волны горячего ветра.
Он оглянулся на Быстрого Бена. Глаза мага оставались закрытыми. Паран вдруг увидел у него на плече странную фигурку из прутиков и веревочек. Капитан изумленно заморгал. Фигурка пропала. Паран прищурился: на плече у чародея никто не сидел.
«Наверняка это всего-навсего игра отблесков. Тут еще и не такое померещится, особенно когда не спишь несколько ночей подряд и все внутри натянуто до предела».
Крики стихали. Шел на убыль и пожар, который был не в силах воевать с промокшим от дождя лесом. Над тропой повисли клубы густого белого дыма. Они обволакивали уцелевшие деревья, скрывали обугленные тела и радужные разводы, оставленные огнем на доспехах. Еще какое-то время из-за дымовой завесы слышались непонятные хлопки. Паран догадался: это вздувается и лопается кожа сапог на ногах мертвых солдат.
«Если у Худа
Парана тронул за плечо Молоток:
— Капитан, в небе появились моранты. Садятся неподалеку. Дуджек и первые отряды уже здесь. Мы получили подкрепление!
Услышав эти слова, Быстрый Бен провел рукой по ненужным теперь прутикам:
— Хорошая весть, целитель. Очень вовремя они прилетели.
«Да уж, — мысленно ответил ему Паран. — Растерянность Паннионского Провидца будет недолгой. И свои укрепления он так просто не отдаст».
— Спасибо, Молоток, — сказал он целителю. — Передай верховному кулаку, что я скоро буду.
— Есть, капитан.
Глава двадцать четвертая
Некоторые феномены способны на протяжении длительного времени формироваться тихо и незаметно, не привлекая к себе внимания. Так, жрецы и жрицы двойного культа — Тогга и Фандереи — привыкли к тому, что их приверженцы немногочисленны, да и число самих храмов тоже невелико. Первые годы правления императрицы Ласин ознаменовались недолгим расцветом этих культов среди малазанских воинов. Историки той эпохи утверждали, что популярность обоих богов была случайной, продолжалась недолго и угасла сама собой. Нам же события далекого прошлого видятся совсем в ином свете. Упомянутый всплеск интереса к Тоггу и Фандерее предвосхитил собой возрождение древних культов, последовавшее десятилетие спустя. Его началом можно считать события, произошедшие в Капастане, только что освобожденном от паннионских захватчиков [строго говоря, в ту пору ни сам Капастан, ни прилегающие к нему земли еще не являлись частью Малазанской империи. — Прим. Иллиса Даруджистанского], ведь именно тогда все увидели их истинную силу…
Вход в храм Худа был широким, но приземистым. В отличие от других святилищ его двери уцелели, и сейчас к ним, отчаянно шаркая по ступеням, направлялись две фигуры в масках, древние и усохшие. Колла посетители не заметили; он стоял в тени стены и с удивлением смотрел, как старуха подняла трость и громко постучала ею в дверь.
Вдалеке все еще били барабаны: там до сих пор продолжалась коронация принца Арарда. Поскольку церемонией этой руководил Совет масок, Колл немало удивился, что двое членов Совета вдруг решили покинуть торжество и отправиться сюда. К удивлению примешивалась тревога: неужели кто-то узнал о новых обитателях храма Худа?
— Как ты думаешь, выйдет ли из этой затеи что-нибудь путное? — вдруг раздался за спиной советника тихий голос.
Он обернулся и увидел еще одного жреца из Совета масок. Тот стоял, сложив руки на своем внушительном животе. Лицо жреца скрывал глубоко надвинутый капюшон. Колла поразило странное уродство этого человека: несмотря на большое брюхо, его ноги и руки были тощими, даже костлявыми.
— Откуда ты появился? — спросил даруджиец.
У него отчаянно колотилось сердце, и он собрал всю волю в кулак, чтобы внешне оставаться спокойным.