Как вдовье траурное платье,Сегодняшняя ночь темна.От горького немого плачаОслепла будто бы она.Мать наклоняется над сыном,А он все мечется в бреду.– Сынок! Я в слове самом сильномТебе лекарства не найду…Сегодня жизнь и смерть дерутся,Как много ярости в клинке!И жилки тоненькие бьютсяПод каплей пота на виске.Но вдруг смягчается тревога,Как будто мрак светлее стал,Как будто кто-то хоть немногоС поникших плеч тревогу снял.Ах, сколько света, сколько светаВ халате скромного врача!Он в ночи безысходной этойСветлей рассветного луча.И губы обретают слово,И губы пестуют его,И шепчут властно и сурово:– Спасите сына моего!Болезнь
жестокую находитЧужая чуткая рука.Врач, как садовник добрый, холитЖизнь ослабевшего ростка.А мать стоит безмолвно сзади,Вся напряглась, застыла мать,Она стремится в этом взглядеСудьбу ребенка прочитать.О тяжесть жалости и долга!Чужой, измучившийся сын…А твой родной ребенок домаОпять, опять уснул один!Но с каждым часом все роднееЧужого мальчика черты…Его дыханье все ровнее,Его вернула к жизни ты.И вот уже взлетело солнце,Раскинув в небе два крыла,И вот уже лучами бьетсяВ просвет оконного стекла.И облака над домом мчатся,И зреет виноград опять,И, молчаливая от счастья,Стоит перед тобою мать.Простившись с нею у порога,Идешь ты тропкою своей,А я все думаю: «Как много,Как много у тебя детей!»
Сайфи Кудаш
(р. 1894 г.)
(перевод с башкирского)
Старик
Тряся своей седой бородкойИ утирая пот со лба,Орудуя фуганком кротким,В труде, желанном, как судьба,Играя стружкой, как строкой,Старик колдует над доской.Давно он съел свой скромный ужин,Давно запил его водой,Он дряхл, неловок и натужен,Как будто не был молодой.Наверно, прост и деловит,Для гроба крышку мастерит.А он – гляди! – забыв про зиму,Забыв, что голова седа,Как юноша, неутомимоРождает музыку труда.Он ждет весны, ее гонцов —Он строит домик для скворцов.
Если
Когда, бывало, за проказы в детствеТебя крапивой жгучею секли,Потом штаны, как та крапива, жгли —Ни сесть, ни встать и никуда не деться, —Зареванный, притихший, сам не свойТы от обиды убегал домой.Когда с гармошкой, песни распевая,Ты с девушкой гулял, гневя отца,Бывало, плетка пела, высекая,Как искру, кровь из твоего лица,Но вновь мехи гармони разводил —С любимой утешенье находил.Но если парень, наглый и безусый,Томясь бездельем, что страшней беды,Вдруг вырвет волосок, когда-то русый,Из белоснежной нынче бороды,Зайдется сердце у тебя, старик,И ты сдержать не сможешь горький крик.
Костер
Другу жизни Магфуре
Таинственный костер судьбы своейМы вместе на заре зажгли осенней.Единственный из пожелтевших днейМы каждый год встречаем с нетерпеньем.Когда-то молодой любви виноНас до самозабвенья опьянило,И мы еще не знали, что даноТому костру нести большую силу,Что есть у этого костра закон,Не соблюдать который невозможно…Как жизнь сама, всегда бессмертен он…Тот человеческий закон – не божий…Два сердца могут засветить костер,Но если будет хоть одно холодным,Весь долгий век нести ему позорПустой душой, объятием бесплодным.И будет черным горький дым костра,Сварлив несносный треск сырых поленьев,Покроет копоть дни и вечера,Треск заглушит лесной кукушки пенье.На жизненном извилистом путиБезоблачны у нас не все рассветы…Костер сугробом может замести,Костер засыпать пылью может лето.Тогда ты спрячь его в душе своей,Чтобы, невзгоды все переупрямя,От горсти еле тлеющих углейОпять зажечь негаснущее пламя.А у природы слишком много дел,Костры людские – не ее забота.Глядишь, и без присмотра догорелКостер недолговечный у кого-то.Сначала крупной каплей дождевойОтяжелеют у тебя ресницы,Потом нетающею сединойЯнварский снег нежданно обратится.Тяжелый вздох печально возвеститПредвестие осенних дней унылых…Уже никто весну не возвратит,Никто зиме противиться не в силах.Дни летнего цветенья позади,И наша осень пасмурна, сурова.Но, несмотря на холод и дожди,Одну зарю мы ждем с тобою снова.По бездорожью скользкому бредя,С тревогой иногда друг друга спросим:А
если бы под струями дождяПогас костер? Как пережили б осень?Костру гореть до смерти суждено,Светить и греть, как прежде, не тускнея.Любовь, как многолетнее вино,Мы пьем вдвоем, как в юности, пьянея.
Горюю
Не горевать советуешь ты мне,Упреков не страшась, не зная слез унылых…Советов доброта, понятная вполне,Былую радость мне уже вернуть не в силах.Как будто никогда я не видал беды,Не вынесу теперь беду вторую…По прихоти своей, под знаком немоты,Готов я горевать и весело горюю.У сверстников моих немало было бед,Перед грозой болят и шрамы, и суставы.Ценою слез моих, ценой моих победВы счастливы… А я – грустить имею право.
«Коль станут кулаки колючими, как еж…»
Коль станут кулаки колючими, как еж,Коль сердце я запру замком амбарным жадным,Пусть дружеский язык, как заостренный нож,То сердце раскроит ударом беспощадным,А если буду добр, распахнут и горяч,Открою настежь дом, открою сердце людям,Тогда ты этот нож в глухие ножны спрячь,Скупые на слова, друзьями вечно будем.
Магомет Сулаев
(р. 1920 г.)
(перевод с чеченского)
«Ни славы, ни богатства не ищу я…»
Ни славы, ни богатства не ищу я,А просто для души стихи пишу.И в сердце, словно в дом, зайти прошу яЛюдей, которыми я дорожу.Но сердцу в клетке ребер вечно тесно:Оно наружу – к людям —Рвется песней!Нет, не ищу богатства я и славы,Но все же – я не скрою от людей —Стихи свои пишу не для забавы:В них много боли и души моей!Хочу, чтоб людиСтрочки, что леплю я,Любили так же, как людей люблю я!
Зимнее поле
После боя
Затихло поле… Да, затихло поле!Как белизной пшеничной при помоле,Покрыто снегом стынущее поле…Затихло поле!Как сердце, сникшее под ношей боли,Окоченело и застыло поле,Затихло поле!Как ранние седины скорбной доли,Белеет под промерзшим небом поле,Затихло поле!Как смертный саван и как сон в неволе,Бескрайне, бело, безнадежно поле…Затихло поле!Но алым цветом белизну вспороли,Горя возмездием, тюльпаны крови —Свидетели и подвига, и болиВ затихшем поле!..
Скакун-невидимка
Скакун-невидимка по воле людейНесется извечно быстрее лучей,От искр, вылетающих из-под копыт,Гигантское зарево в небе стоит.И в вихре, разбуженном звоном подков,Летит он, как молния, средь облаков.Дорога его бесконечно длинна,Спешит он свой путь завершить дотемна,Он время торопит, он правит судьбойИ мигом весь шар облетает земной.То в глубь океана, то в небо нырнетИ тайны зазвездные людям несет.И, смерти не зная, не старясь вовек,Стремит по Вселенной безудержный бег.Стремительно, страстно по тропам вековОн мчится и мчится, не зная оков.Вселенная! Скромно пред ним расступись:То мчится людская всесильная мысль!
Палач и поэт
Намята Мусы Джалиля
Поэт готов, —Не замечая плахи,Он вкладывает целый мир в слова,Палач готов —ПривычноНа рубахеОн засучил до локтя рукава,Готова гильотина —У поэтаОна найдетНад шейным позвонкомВместилище миров,Чтоб в час рассветаЕго отсечь от тела острием,И никогдаПеро не стиснут пальцы,И никогдаНе расцветет рассвет,И никогдаВ глазах не отразятсяЗемля и небо.Их любил поэт,Поэт исчезнет,Слившись со Вселенной.Палач, оставшись жить,Домой пойдет,С работою покончив повседневной,Спокойно съест на завтрак бутерброд.Живя всегда умеренно и чинно,Он не спеша отведает винца,Потом по голове погладит сынаРука отца…О жребий мертвеца,Не знающего о своем гниенье!А вот Поэт шагает по Вселенной,И кровь из отсеченной головыПосмертной жизнью вопиет о мщеньеНабатом несмолкающей молвы.Поэт живет —Всегда бессмертен гений.Палач гниет —Все палачи мертвы!