Уста мои о солнце петь устали,Но о тебе без устали поют.Часы мои в день нашей встречи встали,Храня любовь от старящих минут.Мне надоест рассматривать планету,Но на тебя смотреть не надоест.В твоих глазах всегда так много света, —Закроешь их – и темнота окрест.Июльской ночью в маленьком аулеКумуз мой плакал под твоим окном…Я в путь ушел – меня с пути вернулиДве горестных слезы в мой отчий дом.Тебя я прятал бережно и нежноВ певучую, зовущую строку —Чернила на бумаге, – как подснежникНа солнечном, проснувшемся снегу.Где б ни был я – вблизи или в разлуке, —Моя слеза, как песня, нелегка:Так плачут горы, превращая в звукиРучьями закипевшие снега.Пусть снег пойдет, пусть долгий дождь прольется,Пусть снова тучи небо заметут,Уста устанут звать на землю солнце,Одну тебя без устали зовут.
«Над нежностью разлука не вольна…»
Над нежностью разлука не вольна.И вижу я наперекор разлуке,Как светлая каспийская волнаПлывет в твои распахнутые руки.И слышу я потоков горных гулВ Италии.Мне сердце проторяетТропинку в Дагестан, в родной аул,И песни гор, как эхо, повторяет.Я наше море вижу.Вижу – тыПолощешь ноги в медленном прибое.Я вижу одинокие следы,Что
на песке оставлены тобою.И брызги волн как слезы на щеках,И солнце как браслеты на запястьях.Вдали от наших гор, в чужих краяхТебя я рядом чувствую как счастье.Вот ты на лодке по волнам плывешь…Как шорох крыльев весел взмах короткий…Вернись! Ты видишь тучи? Грянет дождь,И ты простынешь в беззащитной лодке.Ты думаешь, я на краю землиИ путь обратный с каждым днем длиннее.Но вижу все в моей чужой дали:Я быть с тобой в разлуке не умею.
«Глазами маленьких озер…»
Глазами маленьких озерПусть край чужой в меня вглядится,Пусть голубой струится взорСквозь камышовые ресницы.Вон окна поздние зажглисьПод потускневшей черепицей,За окнами – чужая жизнь,Чужой язык, чужие лица.И людям от своих заботЗдесь так по-своему не спится,И так по-своему поетНочная, заспанная птица.Густеет надо мною тьма —Сильней уже нельзя сгуститься.А я не сплю, я жду письма,Тобой исписанной страницы.
«Мне не кажутся Карловы Вары с вершины…»
Мне не кажутся Карловы Вары с вершиныСочетаньем домов, и деревьев, и лиц…Предо мною белеет вдали не долина,А тарелка с десятком куриных яиц.Горы, горы… Верхушки деревьев под ними,По зеленому склону прошита тропа.Только рыжую голову солнце поднимет —И уже поднимается к солнцу трава.Я запомнить хочу необычную землю,Где, как равная, с осенью дружит весна.Глянешь вверх – по-весеннему свежая зелень,Глянешь вниз – желтизна, желтизна, желтизна.Пробегает по склону спокойный и скромный,Не изведавший силы своей ветерок,И ладонь окропляет зеленою кровью,С материнскою веткой расставшись, листок.Здесь весна… Но минувшую осень я вижуИ покрытые желтой листвой деревца.И ко мне придвигаются ближе и ближеДорогие черты дорогого лица.И в руках – не зеленая хрупкость листочка,А для песни готовое поле листа…Только где бы я ни был, без маленькой дочкиМне казалась неполной всегда красота.Все дороги земли приведут к Дагестану,Все дороги любви мне напомнят о нем…Я с вершины чужой, как тоскующий странник,Все хочу разглядеть мой покинутый дом…
Целую женские руки
Поэма
1
Целую, низко голову склоня,Я миллионы женских рук любимых.Их десять добрых пальцев для меня,Как десять перьев крыльев лебединых.Я знаю эти руки с детских лет.Я уставал – они не уставали.И, маленькие, свой великий следОни всегда и всюду оставляли.Продернув нитку в тонкую иглу,Все порванное в нашем мире сшили.Потом столы накрыли.И к столуОни всю Землю в гости пригласили.Они для миллионов хлеб пекли.Я полюбил их хлебный запах с детства.Во мне, как в очаге, огонь зажглиТе руки, перепачканные тестом.Чтобы Земля всегда была чиста,Они слезой с нее смывают пятна.Так живописец с чистого холстаФальшивый штрих стирает аккуратно.Им нужно травы сметывать в стога,Им нужно собирать цветы в букеты,Так строится бессмертная строкаИз слов привычных под пером поэта.Как пчелы в соты собирают мед,Так эти руки счастье собирают.Земля! Не потому ли каждый годВ тебе так много новизны бывает?Когда приходит трезвостью беда,Когда приходит радость, опьяняя,Я эти руки женские всегдаЦелую, низко голову склоняя.
2
Я знаю эти руки.Сколько грозОсилили, не сильные, родные.Их сковывал петрищевский мороз,Отогревали ихКостры лесные.У смерти отвоевывая нас,Дрожа от напряженья и бессилья,Они, как новорожденных, не раз,Запеленав, из боя выносили.А позже, запеленаты в бинты,Тяжелых слез ни от кого не пряча,Вернувшись из смертельной темноты,Мы узнавали их на лбу горячем.В них тает снег и теплится огонь,Дожди звенят и припекает солнце,И стонет скрипка, и поет гармонь,И бубен заразительно смеется.Они бегут по клавишам.И вдругЯ замираю, восхищеньем скован:По властному веленью этих рукВо мне самом рождается Бетховен.Мир обступил меня со всех сторон,Лишь на мгновенье задержав вращенье,И, как воспоминанье, древен он,И юн, как наступившее свершенье.Они бегут по клавишам.И вотВоскресло все, что память накопила…Мне мама колыбельную поет,Отец сидит в раздумье у камина.И дождь в горах, и вечный шум речной,И каждое прощанье и прощенье,И я, от свадьб и похорон хмельной,Жду журавлей залетных возвращенья.Вот вышли наши женщины плясать.О крылья гордой лебединой стаи!Боясь свою степенность расплескать,Не пляшут – плавают, не пляшут, а летают.Пожалуй, с незапамятных временПринц ищет в лебеди приметы милой,И мавры убивают ДездемонУже давно во всех театрах мира.И Золушки находят башмачки,Повсюду алчность побеждая злую.Целую жесткость нежной их рукиИ нежность мужественных рук целую.Целую, словно землю.Ведь ониМир в маленьких своих ладонях держат.И чем трудней и пасмурнее дни,Тем эти руки и сильней, и тверже.Мир – с горечью и радостью его,С лохмотьями и праздничной обновой,С морозами и таяньем снегов,Со страхами перед войною новой.Вложил я сердце с юношеских летВ любимые и бережные руки.Не будет этих рук – и сердца нет,Меня не будет, если нет подруги.И если ослабеют пальцы вдругИ сердце упадет подбитой птицей,Тогда сомкнется темнота вокруг,Тогда сомкнутся навсегда ресницы.Но силы не покинули меня.Пока пишу, пока дышу – живу я,Повсюду, низко голову склоня,Я эти руки женские целую.
3
В Москве далекой был рожден поэтИ назван именем обычным – Саша.Ах, няня! С первых дней и с первых летЕго для нас растили руки ваши.В моих горах певец любви МахмудПел песни вдохновения и муки.Марьям! Как много радостных минутЕму твои всегда давали руки.Теперь любое имя назови —Оно уже не будет одиноко:О руки на плечах у Низами,О руки, обнимающие Блока!Когда угас сердечный стук в груди,Смерть подошла и встала в изголовье,Тебя, мой незабвенный Эффенди,Они пытались оживить любовью.Когда на ветках творчества апрельРождал большого вдохновенья листья,Из этих рук брал краски Рафаэль,И эти руки отмывали кисти.Не сетуя, не плача, не кричаИ
все по-матерински понимая,Они сжимали плечи Ильича,Его перед разлукой обнимая.Они всплеснули скорбно.А потомЗатихли; словно ветви перед бурей.И ленинское штопали пальто,Пробитое эсеровскою пулей.Они не могут отдохнуть ни дня,Неся Земле свою любовь живую.И снова, низко голову склоня,Я эти руки женские целую.
4
Я помню, как, теряя интересК затеям и заботам старших братьев,По зову рук далекой ДолоресХотел в ее Испанию бежать я.Большие, как у матери моей,Правдивые, не знающие позы,И молча хоронили сыновей,И так же молча вытирали слезы.Сплетались баритоны и басы:«Но пасаран!» – как новой жизни символ.Когда от пули падали бойцы,Ей каждый сильный становился сыном.Я помню, в сакле на меня смотрелС газетного портрета Белоянис,Как будто много досказать хотел,Но вдруг умолк, чему-то удивляясь.С рассветом он шагнет на эшафот,Ведь приговор уже подписан дикий.Но женщина цветы ему несет —Прекрасные, как Греция, гвоздики.Он улыбнулся,Тысячи гвоздикВ последний раз увидев на рассвете.И до сих пор, свободен и велик,Он по Земле идет, смеясь над смертью.Я помню Густу.Помню, как онаВ одном рукопожатии короткомПоведала, как ночь была чернаИ холодна тюремная решетка.Там, за решеткой, самый верный друг,С любовью в сердце и петлей на шее,Хранил в ладонях нежность этих рук,Чтоб, если можно, стать еще сильнее.Глаза не устают.Но во сто кратЯснее вижу наболевшим сердцем,Как руки женщин Лидице кричатИ как в печах сжигает их Освенцим.Я руки возвожу на пьедестал.…У черных женщин – белые ладони.По ним я горе Африки читал,Заржавленных цепей узнал я стоны.И, повинуясь сердцу своему,Задумавшись об их тяжелой доле,Спросил у негритянки:– ПочемуУ черных женщин белые ладони?Мне протянув две маленьких руки,Пробила словом грудь мою навылет:– Нам ненависть сжимает кулаки,Ладони солнца никогда не видят!Святые руки матерей моих,Засеявшие жизненное поле…Я различаю трепетно на нихМужские, грубоватые мозоли.Ладони их, как небо надо мной,Их пальцы могут Землю сдвинуть с места,Они обнять могли бы шар земной,Когда бы встали в общий круг все вместе.И если вдруг надвинется гроза,Забьется птицей в снасти корабельной,Раскинув сердце, словно паруса,Я к вам плыву, земные королевы!Земля – наш дом.И всем я вам сосед —Француженке, кубинке, кореянке.Я столько ваших узнаю приметВ прекрасной и застенчивой горянке.Как знамя, ваши руки для меня!И словно на рассвете в бой иду я,Опять, седую голову склоня,Я эти руки женские целую.
5
Смеясь, встречает человек рассвет,И кажется, что день грядущий вечен,Но все-таки по множеству приметМы узнаем, что наступает вечер.А вечером задумчив человек,Приходит зрелость мудрая и злая…Но я поэт.День для меня – как век.И возраста я своего не знаю.Я очень поздно осознал свой долг,Мучительный, счастливый, неоплатный;Я осознал,Но я вернуть не смогНи дни, ни годы детские обратно.Себе я много приписал заслуг,Как будто время вдруг остановилось,Как будто я лучом явился вдругИли дичком в саду плодовом вырос.Могу признаться, мама, не тая:Дороги все мои – твои дороги,И все, что прожил, – это жизнь твояИ лишь твои всю жизнь писал я строки.Я – новорожденный в руках твоих,И я – слезинка на твоих ресницах.За частоколом лет мой голос тих,Но первый крик тебе доныне снится.Не спишь над колыбелью по ночамИ напеваешь песню мне, как прежде.Я помню, как начало всех начал,Напевы ожиданья и надежды.Вхожу я в школу старую.И взглядСкользит по лицам – смуглым, конопатым.А вот и сам я, тридцать лет назад,Неловко поднимаюсь из-за парты.Учительницы руки узнаю —Они впервые карандаш мне дали.Теперь я книгу новую свою,Поставив точку, отпускаю в дали.О руки матери моей, сестер!Вы бережно судьбу мою держали,И вас я ощущаю до сих пор,Как руки женщин всей моей державы!Вы пестовали ласково меняИ за уши меня трепали часто.В начале каждого большого дняВы мне приветливо желали счастья.И вы скорбели, если вдалеке,В безвестностиЯ пропадал годами,И вы о жизни по моей рукеНаивно и уверенно гадали.Вы снаряжали нас для всех дорог,Вы провожали нас во все скитанья,Мы возвращались на родной порогИ снова говорили: «До свиданья»,Когда коня седлает во двореВ неблизкий путь собравшийся мужчина,Его всегда встречает на зареГорянка с полным до краев кувшином.Чужая, незнакомая почти,Стоит в сторонке.Только это значит,Примета есть такая,Что в путиДолжна ему сопутствовать удача.Страна родная! Думается мне,Твой путь имел счастливое начало:Октябрь, скакавший к счастью на коне,С кувшином полным женщина встречала.Она стояла молча у ворот,Прижав к груди спеленатого сына,И время шло уверенно впередИ становилось радостным и сильным.Октябрь перед последним боем пил,Клинок сжимая, из кувшина воду…Быть может, потому так много силИ чистоты у нашего народа.Шел человек за нашу правду в бой,И мертвыми лишь падали с коня мы.Но, Родина, ни перед кем с тобойМы голову вовеки не склоняли.Не будет никогда такого дня,Всегда беду мы одолеем злую.И снова, низко голову склони,Я эти руки женские целую.
6
Я у открытого окна стою,Я солнце в гости жду ежеминутно.Целую руку близкую твоюЗа свежесть нерастраченного утра.Несу к столу, к нетронутым листам,И щебет птиц, и ликованье радуг…Бывало, мать, пока отец не встал,Все приводила на столе в порядок,Боясь вспугнуть его черновики,Чернила осторожно пополняла.Отец входил и надевал очки.Писал стихи.И тишина стояла.На оклик: «Мать!» – поспешно шла она,Чтобы принять родившиеся строки.И снова наступала тишина,В ней лишь перо пришептывало строго.Все тот же стол, и тишина вокруг —Здесь время ничего не изменило.И добрая забота близких рукВновь не дает пересыхать чернилам.Мне руки говорят:«Пиши, поэт!Пусть песня никогда не оборвется,Пусть наступает каждый день рассвет,И мысль всегда рождается, как солнце!»И я пишу, пока писать могу,И рано смерти многоточье ставить.Но, словно след на тающем снегу,Должна и жизнь когда-нибудь растаять,Но песня не прервется и тогда,Когда успею сотни раз истлеть я.Она придет в грядущие годаТревожным днем двадцатого столетья.Потомки, позабывшие меня!Отцов перерастающие дети!Целуйте, низко голову склоня,Как жизнь саму, родные руки эти!