Память сердца
Шрифт:
Но хохот уничтожал все! Кстати, и он, и Локтев Алексей, впоследствии стали известными артистами.
Смех прекращается сам собой. Успокоились. Начали репетировать. Откуда-то снова доносится предательский приглушенный писк – и опять взрыв хохота!.. Неудержимый, как лавина! Какая-то необузданная вселенская стихия!..
Педагог Лебедев, вытирая слезы, сквозь нервные всхлипы уговаривает:
– Ребята, вы же взрослые люди, дайте работать! Так нельзя!.. У меня живот уже заболел!..
Жена, заливаясь тонким рассыпчатым смехом, возражает:
– Георгий, ты сам-то успокоиться не можешь! Да и я тоже, – вытирает слезы. – Надо
Через два дня собрались. Пришли все, кроме основного исполнителя – командира партизанского отряда Вершинина. Поскольку у него с китайцем все сцены было хорошо отрепетированы, решили сразу приступить к сцене с Син-Бин-У на насыпи. Все волновались ужасно, а… Прошло все удачно, никто не смеялся. Но было скучно. Даже как-то уныло, буднично. Как ни странно, пропал драматизм.
– Ну, динамику-то мы вернем. За хвост вытащим!.. – бодро заявил педагог Лебедев. – Главное, от больного смеха избавились. Где там рабочие сцены? Пусть кто-нибудь попрыгает на насыпи… Да подольше! – Кто-то из рабочих с удовольствием запрыгал, заплясал вприсядку на насыпи.
– Как мы не догадались, надо было его вместо Пивоварова пустить! – пошутил режиссер. Никто не среагировал. Может, уже просто боялись смеяться?
Генеральная прошла при полном зале. Когда китаец полез на насыпь, среди зрителей зародился коварный шумок: видимо, до многих дошла история с Пивоваровым. Но зал не поддался; шумок подавили, все прошло благополучно.
Роль свою Носик сыграл отлично, можно сказать, профессионально. Он легко поступил во ВГИК.
Жалко было педагогов – Лебедева и его жену. Как они переживали! Наверное, сильнее, чем при сдаче экзаменов студентами во ВГИКе!
А педагоги были удивительные. Своим примером – интеллигентностью, эрудированностью, благородством учили нас культуре – буквально ухватив за душу, тянули ввысь – к искусству, к прекрасному. Они излучали доброжелательность, искренность, пробуждали в нас тягу к знаниям, к дружбе.
На окончательной сдаче спектакля, на обсуждении был и автор Всеволод Иванов. Обсуждали работы действующих лиц – главных героев, в их адрес было сказано много хороших слов. Обо мне ни слова. Молчали, понятное дело, роль студента Миши незначительна. И это знал сам Иванов. Какие тут могут быть слова?… Но жена Лебедева, посмотрев на меня, наверно, углядела на моем лице то ли обиду, то ли разочарование – наклонилась к Иванову. И вдруг тот начал говорить:
– Очень убедительным был Миша, я его не вижу. Его разве нет сегодня?.. А я сижу в первом ряду.
– Здесь! Вот он.
– Ага. Молодец, Миша. Все хорошо получилось удачно. У него студент получился даже интересней, чем у меня. – Я это пишу не потому, что и меня хвалили, нет просто хочу подчеркнуть: даже в таком маленьком эпизоде ярко видна психологическая тонкость, такт, мудрость педагога. Она сумела угадать настроение ученика и не прошла мимо. Была довольна и, посматривая на меня, она мило улыбалась и тихо аплодировала кончиками пальцев.
И мы, конечно, работая над спектаклем под руководством таких педагогов, получили немало: забродило в нас творческое начало. Многие стали ведущими артистами, режиссерами.
Николай Макарович
Вот сижу, купаюсь, нежусь в облаках воспоминаний – приятных, добрых и не очень… В сознании роятся, наслаиваются, смешиваются мысли, образы, события.
Да… Люди, люди. Сколько их прошло через мою жизнь?
Осмысливая сейчас прожитое, то, что накоплено жизненным опытом, что накрепко вросло в мое сознание, в мое «я», понимаю отчетливо, что факты моей биографии сложились именно из встреч с людьми, которых послала мне судьба. Будь это другие люди, другие характеры – последовали бы другие поступки, другие события. Моя жизнь повернулась бы по-другому. Ну как не рассказать о тех, с кем свела меня жизнь?
Я уже упоминал о Салазкине и Верещагине. Да, в этих людях воплотилось для меня изначально осмысленное, отчетливое понятие – «русский». Человек, принимающий свою долю безропотно, мудро и философски-благородно. Человек, несущий свой крест до конца.
Конечно, это и мои родные – отец, мать, братья, сестры. Но это моя семья, это моя кровь и плоть, то, что во мне заложено по факту рождения, так сказать, генетически. А говорить сейчас хочется о других, кто так или иначе формировал меня, сталкиваясь со мной по жизни, влиял на мои вкусы, мировоззрение, нравственные критерии…
Вот вдруг мелькнул в памяти облик нашего школьного учителя физкультуры. Почему? Что дал он мне?.. Судите сами…
Как сейчас помню, слышу его поощрение: «Мамин силен, как Галкин (мой одноклассник), а Галкин – как медведь». Воспоминание это – как мгновение, как легкий мазок кистью на общем полотне. Не фраза учителя была для меня ориентиром, главное – это умение тонкого доброго человека, воспитателя, психолога найти нужный подход к ученику, раскрыть его душу, чтобы расцвела его индивидуальность. Учитель зародил во мне веру в себя, в свои силы. Что и говорить, под его влиянием я старался вовсю не только на уроках физкультуры.
Так уж повелось, что с этих ранних школьных лет, проверяя себя в разных ситуациях, я придерживался самоустановки: «А что скажет на это Николай Макарович? Что он подумает?» Старался все делать так, чтобы быть не в хвосте, а среди тех, кто умел преодолевать сложности, трудности. Он закалил мой характер, и я не мог топтаться на месте, я всегда рвался вперед, чувствовал себя нормально только в преодолении.
К пятнадцати годам у меня уже были предвоенные знаки отличия: БГСО (Будь готов к санитарной обороне), БГТО (Будь готов к труду и обороне) всех степеней, «Ворошиловский стрелок» и «взрослые» значки ГТО (Готов к труду и обороне), также всех степеней. А отсюда, вероятно, и закалка, и выносливость. И мои восемьдесят, возможно, тоже отсюда…
Помню, в июне 41-го года в нашей школе был призывной пункт. Мы с друзьями пришли провожать старших ребят. Среди многих мобилизованных я увидел и преподавателя физкультуры.
– Николай Макарович! – издалека окликнул я.
Он оглянулся. Подошел:
– Ты что здесь делаешь?
– Старших ребят провожать пришли. Вот вас увидел…
– Ну, Мамин, иди домой. Будь здоров!..
Мне показалось, что голос его был – с легкой дрожинкой, что ли? Вроде, даже не его…
– Иди! Иди домой. Придет и твой час. А сейчас иди…