Память сердца
Шрифт:
Он поправил полупустой мешок на плече, улыбнулся с какой-то виноватой грустинкой и, не оборачиваясь, пошел к грузовой машине. У заднего борта двое подали ему руки, и, легко поднявшись, он исчез среди других призывников.
Я стоял, смотрел, как машина выезжает из школьного двора, и, не видя Николая Макаровича, остро почувствовал непоправимую потерю – утрату наставника. Друга, брата – как хотите. Мне было больно. Я плакал.
– Ты что?.. – недоумевали ребята.
– Николая Макаровича жалко…
Что я мог им объяснить?
Потом ремесленное училище,
Так я потерял Николая Макаровича. Это уж потом, с началом работы в кино, пошла череда встреч со знаменитыми людьми – актерами, писателями, композиторами, военачальниками, министрами, космонавтами, членами правительства. А период-то немалый – с начала шестидесятых и почти до конца века. Кто-то кардинальным образом вмешался в мою судьбу, а о ком-то хочется просто рассказать как о личности, меня поразившей, удивившей или восхитившей. Я далек от хвастливого желания перечислять имена знаменитостей, не в этом дело. Что-то вспоминается в связи с парадоксальностью ситуации, что-то само по себе, а что-то – и сам пока не могу разобраться почему…
Гений или круглый дурак
Почему я хочу рассказать этот эпизод?.. Да, учеба. Надо учиться. Правильно!.. Но дело в том, что я окончил семь классов до войны. К периоду занятий во Дворце культуры ЗИЛ прошло уже более десяти лет. Все, чему учился, осталось в 1941 году. Все основные школьные знания расплескались в ремесленном, на военном заводе, на работах в колхозе, на лесозаготовках, в бесконечных скитаниях в поисках муки и зерна на обмен последних носильных вещей.
Потом – завод «Аремкуз» на родной Кожевнической улице, посменная работа. Вечерняя школа появилась не скоро, по-моему, к пятидесятому году.
Как я осмелился пойти в школу с довоенным образованием после такого перерыва?.. Уверен, Господь Бог был удивлен, если не озадачен. Ведь ищущему хорошего и доброго, верящему ему он должен помогать! А как помочь мне? После почти десятилетнего перерыва?
И вот, наконец я ученик восьмого класса вечерней школы рабочей молодежи. Первая четверть – с Божьей помощью более-менее, скажем так, проскочила благополучно. Без оглядки.
Заканчивается вторая четверть. И тут складывается такая ситуация: до начала уроков директор школы приглашает меня в свой кабинет.
Смотрю на него с немым вопросом.
– Товагищ Мамин, вы плохо аттестованы за втогую четвегть! До конца года всего две недели, а у вас две двойки и тги тгойки! Не позогьте нас! Покиньте школу!..
– Моисей Соломонович, я работаю посменно, не всегда могу прийти вовремя в школу. Но я учу все, что задают! Я материал знаю! До конца года я все сдам! Обязательно сдам.
– Товагищ Мамин! Обещать – пгосто глупо! Пгосто очень глупо!.. Это надо быть гением или кгуглым дугаком!..
Догогой мой! Покиньте школу! По-о-кинь-те! По-оки-инь-те, пгошу вас!
Прозвенел школьный звонок!
– Вы
Он вышел из кабинета, оставив дверь демонстративно открытой. Идти в класс на урок английского языка, когда тебя выгоняют из школы, было «пгосто глупо». И, чтобы не сочли меня нахальным, я «пгосто» не пошел; все думал, как выйти из положения «кгуглого дугака». Или хотя бы найти сносную середину между гением и дураком. А может, мостик – маленький, но прочный!..
Первый урок – английский, второй, не помню какой, третий – литература. Думаю, использую это время на повторение заданного материала. Пошел на лестницу под крышу и «взялся за ум». Звонков, по-моему, я даже не слышал. Но трель к концу второго урока уловил.
Перед началом третьего подошел к педагогу литературы:
– Ирина Владимировна, меня Моисей Соломонович, мягко сказать, пожурил…
– Пожурил?! Ну, Мамин, если бы он меня так «журил», я бы до первого этажа провалилась! «Пожурил»! Надо же! Что ты от меня-то хочешь, Мамин?
– Вызовите меня сегодня.
– У тебя там двойка? Единственная двойка по литературе на всю школу! Ну, готовься, спрошу. Мне ваш Моисей Соломонович все твердит: «Плох тот педагог, у кого ученики на двойку учатся!» Понял?! Эта двойка твоя у меня вот здесь! – она похлопала ребром ладони себе по шее.
Я смолчал. А что тут скажешь?.. На уроке она посадила меня за первую парту:
– У меня времени нет гонять тебя за всю четверть. Вот тебе бумага, напиши развернутые ответы на следующие вопросы.
Она продиктовала названия трех тем. Сейчас я, конечно, не помню их, ведь прошло более пятидесяти лет.
Я изложил все, что прочитал за время первого и второго уроков. Учительница наблюдала за мной и, видимо, прониклась серьезностью моего положения. Только я закончил записывать ответы на третий вопрос, она тут же обратилась к классу:
– А что Мамин скажет в дополнение? Гусман, сядьте. Удовлетворительно!
Хорошо, что я успел закончить третий вопрос, и тема, доложенная Гусманом, звучала у меня в ушах. Думаю, что лихо дополнил Гусмана. Ирина Владимировна приняла решение:
– Молодец! За дополнение к сегодняшнему уроку ставлю – демонстративно – пять! За пройденный материал по «четыре» за каждую тему и за четверть вывожу «четыре». Вы, Мамин, аттестованы. Думаю, успокоишь «дгужка»?! А там, кто знает, может, и наоборот! – она рассмеялась. – Советую вам, Мамин, поговорить с другими учителями. Вам надо аттестоваться по всем предметам…
Звонок. Мое робкое признательное спасибо, конечно, уже не было услышано.
Итак, «лед тронулся»! Я решил пропустить следующие два урока и подготовиться, чтобы после уроков ответить по истории – там у меня тоже двойка. Но эта двойка «тянулась» с начала четверти. А поставила ее не историчка, а другая учительница – за опоздание. Исторички в тот день не было, ее замещала Нисса Соломоновна, математичка. На переменке я метнулся к педагогу истории:
– Зинаида Матвеевна, меня вызывал Моисей Соломонович…