Память сердца
Шрифт:
Все засмеялись. А главный, вроде шутя, будто успокаивая, рассуждает:
– А что, дом как дом. Мы все здесь работаем, обсуждаем возникающие проблемы. Вот с вами беседуем, зададим несколько вопросов, какие нас интересуют. Может, и вы спросите, что вас интересует. Мало ли бывает интересующих вопросов, проблем. Бывает, спросят, что у тебя, а ты и не знаешь, что ответить. Бывает же в жизни?
– Конечно, бывает.
– Вот и случай. Спрашивай.
– Сразу все и не вспомнишь. Что спрашивать?..
Человек, что сидел прямо передо мной, с улыбкой подсказывает:
– А вы расскажите о себе. Мы послушаем.
Главный быстренько так кинул взгляд на него, но ничего ему не сказал. Мне было душно, как будто в наглухо запертой комнате. Не хватало воздуха. Но я старался ничем не выдать своего состояния: «Я ни в чем не виноват! Им не в чем обвинить меня!.. Не может же быть,
После паузы главный опять повел разговор:
– Рустам Абу-бекарович, мы вас по имени будем называть! Отчество-то у вас интересное, сразу и не выговоришь. У нас тут сидят все с простыми именами: вот Иван, с вами рядом. Напротив Михаил, в середке Петр. Словом, Рустам, расскажи-ка нам про ансамбль, как он создавался. Ведь это не так просто: собрать людей, и каких? И поют, и читают стихи, и пляшут! И фокусник Лаврушин попал к вам, а он ведь не татарин?
«Вот оно что! Ансамбль!.. – меня сначала бросило в жар от нахлынувших мыслей: – Как же им объяснить? И какую угрозу учуяла в нас госбезопасность?..» Но тянуть с ответом нельзя, я это остро чувствовал. И начал с первого, что пришло в голову:
– Вы меня Бекарычем называйте, – это просто. Слово русское – Бекар!
– Бекар это музыкальный знак на нотах, – пояснил тот, что сидел напротив, кажется, Михаил.
– Когда не называют отца, как-то непочтительно получается! – Странное дело: голос у меня не срывался, не сипел, будто и я не волновался вовсе: – «Бекарычем» отца всю жизнь звали. А мое имя можете вообще не называть, хоть «тыкайте»! Меня все равно не убудет. Я перед вами.
Главный усмехнулся:
– Да! Родителей нужно помнить и обращаться к ним с почтением!
– Понимаете, вначале мы пели песни старинные, которые дома отцы пели в застольях, например «Кара урман», в переводе «Черный лес», вернее, темный или ночной лес. Там поется: «В сумерках вошел в лес. Искал нужное дерево, заблудился и в темноте срубил не то. Когда деревце упало, понял: срубил живую яблоню! И чудится в темноте: лежит яблонька, осыпанная плодами спелыми, и то ли дрожат они, ароматные, от ветерка слабого, то ли шуршат в скорби великой. Горько на душе певца, не выбраться из леса. Опустился он у пенечка, обнял яблоньку, еще теплую, и потекли из глаз слезы горькие. Песню матери вспомнил певец, как срубил кто-то по ошибке яблоньку, и погибла чья-то душа безвинная: «Наверное, родные ее прокляли…» Так сплелись две судьбы: яблони и девы, и плачут обе, проклятые судьбой безжалостной… Это такая трудная грустная песня, и мелодия незабываемая. Старинная песня. Когда поют такие песни, многие плачут. Начинают вспоминать прошлое, родителей, которых когда-то обидели… Мы и другие песни пели – татарские, башкирские…
Сидящий напротив подхватил:
– Да! В таких песнях есть что-то от степей, воли, неохватных просторов, от непрощенных обид, неразделенной любви. Главное – весенний дух цветущих степей…
Сидящий со мной рядом, которого вначале назвали Иваном, не выдержал:
– Ну, Шавкят, понес! Ты, часом, не посещаешь Рустамов ансамбль?
– Нет, к сожалению, но песни старинные я тоже уважаю. Это как зов предков. Не знаю, наверное, это и есть народное творчество…
Главный обратился ко мне:
– Наверно, трудно заниматься старинными песнями таким кустарным способом: искать, переписывать. Разве нельзя цивилизованно: найти, например, в Библиотеке Ленина?
– Знаете, собирать песни, уплывающие в прошлое, переписывать, можно сказать, озвучивать тоже интересно. Есть такие песни, от которых дух замирает. Но слов никто не знает. Мелодия звучит, но немая – нет слов! А мелодии, они в основном, особенно в народном творчестве, сочиняются к словам…
Я тут же вспомнил Розу Закировну, работника Библиотеки Ленина, которая приносила мне пластинки, переписанные тексты песен, адреса писателей, артистов. И каждый раз предупреждала, чтобы я никому не говорил, что она помогает: «Вы занимаетесь добрым делом. Если будете работать серьезно, сможете принять участие в Декаде культуры и искусства Татарии и Башкирии, то есть выйдете на профессиональный уровень. Возможно, после этого некоторые смогут профессионально работать на сцене, в концертных организациях, уедут в Казань. А если сейчас вас поймут неправильно, могут затаскать! А оправдываться сложно, тем более у вас такой большой национальный коллектив. И вообще в Москве собираться по национальным признакам не положено…» Вот оно! Где-то, видимо, мы совершили ошибку, и теперь началось! «Затаскают!..» Оправдывайся, Рустам Абу-бекарович! Что это он там закинул про библиотеку? Знают, наверное! И Розу Закировну теперь начнут
– Я был в Библиотеке Ленина, но там сказали, ничего нет у них. Это народное творчество, и если есть что-то, то есть, если и сохранилось, то, скорее всего, только в Казани или в Уфе. Я больше туда и не ходил…
Я почувствовал, что самое время перевести разговор на другие рельсы, и рассказал главному про Павлова – секретаря: «Прав он или нет?..»
Главный пустился в разъяснения:
– Он не прав в одном: внимательно выслушав, он должен был тебе разъяснить, что все собрания должны быть открытыми. Не стоит заниматься втихую, вызывать пересуды и всевозможные догадки. Могут найтись люди, которые воспользуются тем, что о вас мало кто знает, и начнут распространять какие-то ненужные, вредные разговоры: например, о передаче или продаже наркотиков. И вообще, зачем делать все тайно? Вы должны гордиться, что занимаетесь искусством. А прав он вот в чем: вам нужны помещения. А где их взять? Сегодня вам не надо платить, а завтра?.. А если и другие национальности потребуют для себя помещения? Это все не так просто! Вот вы как возникли? Кто зачинщик? Закоперщик ты, что ли?..
– Начал я. Я с детства люблю старинные песни. У нас и отец любил; средний брат пел, а старший играл на баяне. И мама пела, она очень любила петь и знала много песен. Все застолья у нас кончались песнями. А мы, молодежь, сначала собирались после застолья отцов. Переписывали песни. Потом, на другие праздники, приходили другие гости. Песни менялись: то грустные, то веселые. Общались, плясали, и так дальше-больше – собрался коллектив. Появилась потребность выступать, петь для других. Нас приглашали. Мы охотно ездили… И не втихую! И никаких тайн!..
– А что делал в коллективе генерал-лейтенант Чанышев? – вдруг прервал меня главный.
Все как-то натянуто замерли, насторожились.
– Откровенно, говоря… Мне как-то даже неудобно объяснять.
– Нет-нет! Говорите, это очень интересно. Он же не петь собирался?
– Дело в том, что у него дочери, кажется две, и внучка. Ему хотелось, чтобы они не сидели дома, а были в коллективах. Они ходили прежде в какую-то самодеятельность, но там им почему-то не нравилось. А у нас и поют, и танцуют, и оформлением занимаются, и фокусники есть. И просто так люди приходят – вот девчонкам и интересно. Сидят, вяжут, знакомятся – плохого-то ничего нет! Ну представьте себе, как на ассамблеях у Петра Первого! Видимо, разузнав о коллективе, Чанышев и привел к нам своих детей. Здесь он мог не опасаться дурного влияния. А там, в других коллективах, с них спрашивали определенные таланты; а нет никакого дарования, не можешь предъявить что-то для концертного номера, тебя и не примут в самодеятельность. А Чанышев, человек интересный. Хоть и генерал, а очень хорошо знает балет. Он так здорово рассказывал нам о балете, ну просто целую лекцию прочел, со всеми профессиональными названиями: пируэт, экзерсис, плие, па-де-де, батман, гран батман и все такое. Мы хотели его еще раз пригласить, но он отказался, сказал, «занят категорически»… К нам многие приходили, кстати, писатель Ахмет Файзи. Но зачем приходил, мы так и не поняли. Ему любопытно было только одно: для чего мы собираемся? Песни, фольклор, национальная поэзия и даже проза вроде его не интересовали. Мы так и не сумели его убедить. Странно! Взрослый человек, писатель, а твердил только одно: «Зачем вам это нужно?» Я вдруг четко осознал, что визит Файзи в наш ансамбль был, видимо, согласован заранее, – настолько отстраненными и незаинтересованными стали сразу лица моих собеседников.
– Вроде, если бы мы не занимались или не собирались вообще, ему было бы легче жить, – так кто-то у нас в коллективе определил его посещение.
Мне показалось, что главный подавил в себе желание улыбнуться.
– Заходил художник Китаев Ахмет. Ему было важно познакомиться с девушками. Но они его быстро раскусили, и он перестал у нас бывать… – Мне показалось, что личность моя стала им уже неинтересной, во многом я их убедил. Вопросов больше не было. Я сделал осторожный шажок к наступлению: – А для чего нужно было за мной ходить? Следить за мной и моими друзьями?