Пансионат "Уютный дом". Побег
Шрифт:
А она? Сама она?
К концу дня Анну обуяла жажда деятельности. Она перебрала все свои вещи, заштопала одежду, перемыла хорошенько кружку, расческу, нож и ножницы. И даже когда легла спать, во сне она все куда-то спешила, боялась, что не успеет доделать нечто важное. А проснувшись, обнаружила, что дождь прекратился.
На занятия она собиралась, как на эшафот. Внизу к ней хотела подойти Ева, но Анна, едва заметив движение в свою сторону, поспешила выйти на улицу. Она не желала ни с кем говорить. То, что они выставили ее ночью на улицу уже забылось, затерлось
— Да ты чего? Это ж шутка!
Аня посмотрела на миролюбиво хлопнувшего ее по плечу Павла и не здороваясь шагнула в сторону. Шутка… Но его вчера не было в прихожей. Где он был? В том кругу? Ведь не зря же у него особые отношения с Дивовым?
Завтракала она на краю стола. И все равно рядом пихались, шушукались, смеялись или негодовали. У Анны не получалось абстрагироваться от этого шума. Однако из-за стола она встала последней, попутно распихав по карманам ту еду, к которой не притронулись воспитанницы.
До обеда она просидела молча на последней парте. Даже грозный окрик Крысы не произвел на нее впечатления. Белина пригрозила работами на кухне и отстала. Воспитанники немного пошушукались на этот счет между собой и тоже отстали от Ани. И она этим была довольна.
Послеобеденные занятия отменили, и Анна отправилась в лес. После открывшегося ей ночью желание сбежать только усилилось. Хотелось кинуться прочь, помчатся через лес, как говорила нянька, "сломя голову", не оглядываясь, не задумываясь, с одной целью — быть подальше отсюда. Но она не могла так сделать. Она должна быть внимательной и осторожной. И упорной.
Чер появился рядом так внезапно, что Аня не сразу поняла, что это он. А когда поняла, инстинктивно отшатнулась, с ужасом взирая на его взъерошенный вид. Он замер, не решаясь подойти к ней ближе.
Парень стоял, пытаясь скоординировать свои действия в зависимости от того, как поведет себя Анна, Аня же выискивала на его теле следы повреждений. Молчание затягивалось.
— Упырь сказал, что придумал забаву, — сообщил, наконец, Чер. — Будь осторожнее.
Забава удалась на славу, но это уже не имело значения.
— Почему "Упырь"?
Чер замялся. Врать не умел, сказать правду не мог. Да и поверила бы она, если бы о подобном услышала, а не увидела все собственными глазами? Вряд ли. И да, она бы на его месте тоже бы молчала на этот счет, словно моридские партизаны в Белую войну.
— Здесь у многих клички, — нашелся с ответом Чер.
— И у тебя есть?
— Да.
— Собачья?
Она осеклась, но поздно, слово уже слетело с губ. Чер прищурился, внимательно всматриваясь в ее лицо. И весь как-то…подобрался что ли. Как зверь перед прыжком. Или побегом.
— Почему собачья?
Аня молчала. Перед глазами до сих пор стояло его превращение. От этого начинали дрожать руки, и в уголках глаз появлялись слезы.
Парень посмотрел на нее долгим внимательным взглядом и спросил:
— Ты больше не ищешь пса?
Она опять отступила назад, закрыв себе рот ладошкой. Его губы дернулись, потом сложились в тонкую упрямую полоску. Юноша медленно развернулся к ней спиной.
— Ты
Аня молчала.
Чер дернул плечом.
— Ну и.…было очень противно?
Ее руки дрожали, и девушка вцепилась побелевшими пальцами в подол платья, чтобы хоть как-то их успокоить. Его слова били наотмашь. Он думает совсем не о том! Он очень глупый!
…недоверчивый, одинокий, изувеченный.
— Ничего не скажешь?
Анна не видела его лица. Но ей хотелось, чтобы ему не было все равно на то, что она думает. И наверно так и было. Иначе зачем бы он продолжал стоять в паре метров от нее и задавать ей глупые вопросы?
Молчать дальше было невозможно. А Аня все никак не могла вспомнить простые человеческие слова. Те, которыми можно бы было все высказать, что творилось внутри. Но таких слов, кажется, еще не придумали. И она, боясь, что он все-таки сейчас уйдет, просто ляпнула:
— Это очень больно?
— Что?
Наверно, ей удалось его удивить. Юноша даже бросил через плечо на нее короткий взгляд.
— это…наверно это очень больно. То, что с тобой сделали.
Он промолчал. Жаловаться парню вроде как не с руки. Лгать ему тоже не хотелось. Но заданный ею вопрос заставил его развернуться и посмотреть на девушку по-новому.
Аня тоже смотрела на него. На криво подстриженные волосы, худое лицо, изношенную одежду, длинные ноги-палки, тонкие пальцы со сломанными ногтями. Странный. Его поведение, его рассуждения — тоже странные. Не вписывающиеся в ее, такой простой и понятный мир. Так же как она не вписывалась в этот. И так же, как и она, он имел на них полное право.
Она не выдержала. Ей было нечего сказать, и Аня просто подошла и обняла его, от удивления замершего неподвижным истуканом. А потом он нерешительно, почти невесомо, положил ей на плечо одну руку…
Аня разревелась. Чем, кажется, очень напугала Чера, тут же постаравшегося отойти в сторону. Но девушка крепко вцепилась в его плащ, поливая оный обильными слезами. Ей было и жалко, и страшно, и обидно, и стыдно, и много чего еще. Сначала она просто плакала взахлеб, потом начала что-то бессвязно бормотать, пытаясь объяснится. Чер ничего не понимал, но терпеливо стоял рядом. В какой-то момент между особо драматичными всхлипами его ладонь, подрагивая, коснулась ее головы. Движение вышло неуверенным, даже боязливым. Аня не отстранилась, принимая ласку, как должное, и, приободрившись, Чер медленно гладил ее по голове до конца истерики. Когда поток слез наконец иссяк, Аня, икая, спросила юношу:
— Ты пойдешь со мной?
Метаморф ответил, не задумываясь:
— Да.
— Даже если они не отпустят?
Его щека нервно дернулась. Потом дрогнули уголки губ, намечая улыбку.
— Ну, мы им не скажем, да? Пусть будет, как говорят верциане, "сюрприз".
Аня громко высморкалась в платок. Наставница Ангелина за такое убила бы, но в последнее время Ане стало не до приличий. Да и потом, это же Чер! То есть Федя. То есть… Анна в ужасе закрыла покрасневшее лицо руками. Она же при нем раздевалась! У речки! И потом!