Пансионат "Уютный дом". Побег
Шрифт:
— Да я не настаиваю! Как скажешь!
Чер смотрел на нее недоверчиво и отпускать зажеванную ткань не спешил.
— Да ладно тебе, — Аня присела рядом с ним на корточки. — Этот лес действительно не лучшее место для новых знакомств. Пойдем, как шли.
— И все же познакомиться придется.
Людей было пятеро. Трое мужчин и две женщины. Все в широких плотных штанах, наподобие крестьянских, темных рубахах и кожаных куртках, похожих на егерские. Четверо босые, молоденькая черноволосая девушка в меховой шапке, залихватски надетой набекрень — в больших мужских
— Уйми зверя, красавица, — скорее приказал, чем попросил, невысокий крепко сложенный мужчина со смоляной бородой. — А то сами уймем.
Чер рычать на незваных собеседников не перестал. Аня в ужасе обняла его за шею.
— Не надо, не злись. Прошу тебя!
Рык смолк.
— Какая послушная псина! — усмехнулся чернобородый. — Что ж, гости дорогие, просим к нашему шалашу.
Учитывая, что предложение сопровождалось помахиванием большим хорошо заточенным топором, отказа "хозяева" не предполагали.
— Шагайте-ка вперед, не заблудитесь, — рыжеволосая женщина средних лет показала древком копья в сторону огней. Аня окинула вооруженную до зубов компанию обреченным взглядом и шагнула туда, куда было велено. Пес засеменил рядом, вцепившись зубами в подол Аниного платья.
Мужчины бесшумно скользили следом за "гостями", женщины сначала растворились в лесу, словно их и не было, затем появились впереди с четырехколесным сооружением, похожим на телегу. На дощатом дне повозки лежало нечто массивное, накрытое огромным куском грубой ткани. Коней видно не было, катили повозку женщины сами, толкая ее перед собой. Молоденькая несколько раз оглядывалась назад, за что получила множество неодобрительных взглядов от напарницы.
Через пару сотен шагов процессия вышла к деревне. Аня даже не сразу поверила своим глазам. Посреди леса был выжжен большой круг, на котором стояло около семи кособоких деревянных домов плюс разбросанные там и тут хозяйственные пристройки. Вокруг всего этого крестьянского царства горело несколько костров, у которых однако, никто не сидел. Людей вообще в поселении видно не было. Как и собак или коров, или лошадей. Только куры неторопливо вышагивали в огороженном загончике, да две кошки собирались подраться за почти голую кость.
Увидев интерес Ани к кострам, темноволосая пояснила:
— Это чтобы вернуться. А то лес разыграется, заведет так, что дом родной не найдешь, хоть будешь в двух шагах от него плутать.
Рыжая презрительно фыркнула. Чернобородый тут же посоветовал ей:
— На своих детей будешь фыркать, Ога! А мою не трожь!
Женщина улыбнулась зло и устало.
— Своих, Отцу слава, не будет.
— Вот и не завидуй, пустоцвет! — выпятил грудь мужчина. Ога остановилась.
— Уж лучше пустоцветом. А тебе из всех радостей и осталась седьмой припадочный последыш, и та девка!
— Я не последняя, я первая! — совершенно по-детски обиделась девушка.
— Молчи, Седа! Не слушай эту ведьму!
— Ведьма не я! Увы! А вон его хозяйка! — Рыжая показала на Чера. — И мы оба знаем, что она его ищет! — женщина посмотрела на чернобородого с издевкой.
— Кого-то надо
Последнее слово было произнесено с особенно презрительной интонацией. Слуг посмотрел на внимательно прислушивающихся к их разговору мужчин, на дочь, занявшуюся от нечего делать плетением кос, и приказал рыжей:
— Веди их в крайнюю хату.
Ога безразлично пожала плечами, мол, что ж, как скажешь, и махнула пленникам рукой, приглашая их следовать за собой.
— Иди сюда, перевертыш.
Черу все это не понравилось, но рядом стояли люди с копьями и топорами, и он счел за лучшее подчиниться. Аня тоже шагнула следом за женщиной. Все происходящее казалось иррациональным сном. Ведь не может же быть, что их вернут в первый же день побега? Они столько сил приложили…для чего?
Скрипнула дверь, пропуская их внутрь уродливо сколоченного дома. Проходя в дверной проем, девушка умудрилась поцарапать руку о торчащий из бревна сук. На ладони выступила кровь.
Больно.
И тут Анна поняла, что это все взаправду. Не очередной кошмар, а явь, самая настоящая. И вот этим местом и заканчивается их побег. А возможно и вся жизнь. Руки ее задрожали, очертания дома стали размываться.
— Не ной! — Ога, оказывается, зашла следом за ними. — Ничего не потеряно, пока ты жива. И потом, — она деловито поставила копье в угол, а куртку повесила на крючок у двери. — Слуг не сразу побежит докладывать Ведьме. У него как тебе сказать…внутреннее столкновение интересов.
— Но побежит? — боязливо уточнила Аня. Рыжая заглянула в глиняный горшок, стоявший у большого каменного очага, и принюхалась.
— Побежит, не сомневайся. — она поморщилась и отбросила пустую посудину в сторону. — Пятерых жен со свету сжил, шестерых детей ведьме отдал, и эту отдаст. Покорность у него в крови. Но не сразу.
Чер вздрогнул, а затем прижался к Аниной ноге. Ога из заваленного барахлом угла вытащила большой глиняный кувшин с широким горлом.
— Вот! — она обтерла находку полотенцем и водрузила посередине небольшого круглого стола. — Лучшие ягоды из этой чащобы! Говорят, они даже сил прибавляют! И ума! — рыжая вдруг хихикнула, словно услышала что-то смешное. — Ну что вы? Угощайтесь! Вам еще силы пригодятся! А кормить вас здесь вряд ли будут. Беглецов, знаете ли, здешним жителям прикармливать несподручно!
Анна на ощупь вытащила из кувшина одну ягодку.
— И много было беглецов?
Ога зачерпнула сразу горсть. С ее руки на стол закапал темно-вишневый сок.
— Да как сказать…вы первые. И последние, я так думаю.
Анна чуть не подавилась несчастной ягодой.
— Почему?
— Хозяйка никогда не отпускает своих подопытных. Да и нет им хода за Лихую дорогу. Сюда с Диких земель много всяких тварей в свое время набежало, древние ведьмы и окольцевали чащу. Говорят, войти теперь каждый может, а выйти нет. Мол, кровью да костями выложили ведьмы древние символы на Лихой дороге, да так их своими обрядами к земле привязали, что любому, кто себя потерял, отсюда ходу нет.