Папа (для) моей дочери

Фомина Татьяна

Я прекрасно помню, сколько переживаний он принёс Кире, но сейчас мне его даже немного жаль.

– Почему опозорить? Вы же видите – ваша дочь счастлива, – произношу я.

– Это ненадолго, – звучит короткий ответ, и Шелест не прощаясь выходит из моего кабинета.

Смотрю вслед мужчине и не могу понять, какой же всё-таки смысл он вложил в это слово.

Только когда за Станиславом Вениаминовичем закрывается дверь, до меня доходит, кто это был. Отец Киры и Клима, а значит, родной дед моей дочери. От понимания этого становится

немного не по себе, и я плюхаюсь в кресло. Надеюсь, что он вернётся в Москву и мне больше не придётся с ним сталкиваться. При таком отношении к родной дочери не хочу и думать, как он отреагирует, узнав, что у него есть ещё и незаконная внучка.

Но на протяжении всего дня мысли неизменно возвращаются к утреннему визитёру. Злюсь сама на себя, что семьи Шелест стало слишком много. Они были везде: в мыслях, в жизни, даже во сне! И с этим надо что-то делать. Только вот что, я не имела ни малейшего представления.

– Ирина Олеговна, – робко зовёт Алина, появившаяся в фотозоне.

Я только что закончила последнюю съёмку и отпустила клиента, хотя сама выходить не спешила.

– Что случилось? – поворачиваюсь к своему администратору.

– Ирина Олеговна, там ещё один клиент… – начинает Алина, а я вздыхаю, так как уже мысленно была дома. – Вы примете его сегодня или записать на другой день?

– Что там?

– Стандартная, сорок минут, уже оплачено.

– Стилист?

– Нет. Немного поправить если только. Максимум минут десять.

– Я приму. Через двадцать минут буду готова. Поколдуйте подольше, – прошу с улыбкой.

– Как скажете!

Алина исчезает.

Критически осматриваю фотозону. Последняя клиентка была сложной. Дети подарили своей матери сертификат на полную фотосессию. Немолодая женщина не горела особым желанием сниматься, но и обидеть своим отказом никого не хотела. Она была зажата до такой степени, что работать было очень трудно. Большая часть времени ушла на то, чтобы расположить к себе клиентку и дать ей почувствовать себя красивой. Просматривая кадры, я осталась довольной и сейчас хотела немного отдохнуть.

Двадцать минут ничтожно мало, но задерживаться дольше – значит оторвать это время у своей дочери, которую в последнее время я и так практически не вижу.

Ровно через двадцать минут вхожу в фотозону и натыкаюсь на Клима. Шелест сидит, развалившись в кресле, словно ожидает уже достаточно долго. Но девочки не могли отпустить его раньше! Этот секретик остаётся между нами, и никто его не знает, кроме, пожалуй, Киры.

Фраза «Какого черта ты здесь делаешь?!» остаётся неозвученной. Алина сказала, что фотосессия оплачена. Искренне желаю ему провалиться на месте. Можно даже в этом самом кресле!

– Клим! Ты издеваешься?!

– Ни капельки. По-другому ты никак не хочешь меня слушать.

– Я и сейчас не желаю ничего слушать. Приступим.

– Ира, ты можешь отложить свою камеру, если, конечно, не мечтаешь заполучить парочку моих снимков.

– Не испытываю такого желания.

– Эх, – разочарованно вздыхает Клим и встаёт с кресла. – Тогда предлагаю пойти в кафе. Ты ведь ещё не обедала?

–

Ты оплатил фотосессию. – Я упрямо стою на своём.

– Я оплатил твоё время, – мягко произносит Клим. – А фотографии предпочитаю совместные.

– Предпочитай сколько влезет.

– Ира, не заставляй меня выкупать весь день, – говорит Шелест, и что-то мне подсказывает, что он не шутит.

– Идём, – соглашаюсь я. Находиться с ним наедине нет ни малейшего желания.

Внутри всё кипит. Прохожу мимо онемевшей Алины и отпускаю её домой; залетаю в кабинет, сажусь за стол и собираюсь выключить компьютер.

– Откуда это у тебя? – слышу вопрос.

Поднимаю глаза: Клим рассматривает фотографии Киры, забытые их отцом.

– Станислав Вениаминович оставил на память.

– Что?! Отец был здесь?!

– Да, утром приходил. Он решил, что Кира от него прячется, а это фотошоп.

– Почему ты ничего не сказала?

– Клим, я должна отчитываться за каждого, кто ко мне приходит?

Шелест проигнорировал мой сарказм.

– Что он тебе сказал?

– Ничего. Как мне показалось, расстроился, потому что был уверен, что фотографии ненастоящие.

Клим продолжает буравить меня взглядом.

– Что? Что опять не так?

– Ладно. С ним я поговорю потом.

– Может, и меня перенесёшь на неопределённый срок, а?

– Даже не надейся.

Специально медленно закрываю кабинет, и Клим это замечает.

– Ира, твоё время начнёт отсчёт, когда ты сядешь за столик в кафе, – ставит он меня перед фактом.

– Да? – наивно удивляюсь. – А я думала, что уже десять минут прошли, и пока мы дойдём до кафе, придётся попрощаться. Нет?

– Нет, – улыбается Шелест.

Вот зараза! Весело ему!

– Какая жалость! – произношу с издёвкой. Странные ощущения. Он не вызывает той бурной реакции, которая была в последнее время, и я не понимаю, почему. – Ты, кстати, не сказал, когда Жене можно прийти на фторирование.

Я уже думала сама звонить ему по этому вопросу. Терять ещё один зубик дочери не хотелось, а к другому стоматологу Женя не пойдёт. Это я у неё уже спрашивала.

– Я уточню по времени на следующей неделе. Хорошо? Тебе лучше с утра или после работы?

– Конечно, после работы! В понедельник Женя идёт в садик.

– Тогда, может, во вторник? – предлагает Клим.

– Хорошо.

Чем быстрее он сделает фторирование, тем меньше мне придётся с ним сталкиваться.

– Вот и замечательно, – непонятно чему радуется Клим.

Неужели он думает, что я постоянно буду с ним соглашаться?

Украдкой бросаю на мужчину взгляд, но Клим его перехватывает, и мне приходится отвести глаза. Я всего лишь секунду замешкалась, как Клим резко дёргает меня на себя, а мимо пролетает велосипедист. Слышатся возмущенные реплики других людей, а я стою и не могу шелохнуться.

– Всё в порядке? – спрашивает Клим.

– Да, – отвечаю неуверенно.

Ни черта не всё в порядке! Пытаюсь собраться, но мысли растекаются, и этот грёбаный велосипедист на электрофэтбайке здесь совершенно ни при чём!