ПАПАПА (Современная китайская проза)
Шрифт:
В одном переулке он нашёл три длинных бамбуковых шеста и связал их вместе. Затем отправился на задний двор одного из домов и в уборной отыскал небольшую деревянную плошку для очистки выгребной ямы (деревянная кухонная утварь во всех домах — короба для раздувания огня в печи, разделочные доски, миски и чашки — всё было до дыр изъедено крысами). Найденную плошку старик привязал к концу бамбукового шеста и трижды опустил в колодец, чтобы начерпать воды. Но все три раза из колодца удалось достать только дохлых крыс. Тогда он внимательно посмотрел в освещённый полуденным солнцем колодец. В нём не было воды — там лежали лишь чёрные крысы. Словно сваленный в кучу сгнивший батат в погребе, они грудой лежали на дне колодца. Несколько ещё живых особей метались по бездыханным тушкам, поднимались на стенки колодца на несколько чи и снова — «шлёп» — падали на дно, издавая пронзительный писк
Старик вернулся на склон за восемь с половиной ли с пустыми вёдрами. Обширная горная цепь без конца и края тянулась во все стороны, а на расстоянии примерно десяти ли, там, где она соприкасалась с небом, как будто горел яркий пожар. Когда старик пришёл, к нему тут же подбежал пёс. Хозяин поведал ему, что воды нет, колодец пересох и забит дохлыми тварями. Затем он спросил: «Крысы не приходили?» Пёс отрицательно помотал головой. Старик вздохнул: «И ты, и я, и стебель кукурузы, мы все умрём, нас всех сожрут крысы, никто из нас не проживёт и нескольких дней».
Опечаленный пёс стоял в тени навеса, задрав голову к небу. Опустив вёдра, старик вошёл в ограду из циновок и взглянул на стебель. Сухие проплешины на каждом из листьев уже были размером с ноготь. Долго он стоял рядом со стеблем, не проронив ни звука. Он лишь наблюдал, как на одиннадцатом листе прямо у него на глазах два белых пятнышка разрастались, разрастались, пока не слились вместе и не превратились в одно длинное пятно, похожее на высушенный бобовый стручок. Вены на шее старика вздулись, словно торчащие из земли корни, он снял из-под навеса плеть и прицелился в солнце. «Пщ-пщ», — старик сделал добрый десяток ударов плетью вкруговую. От солнца к земле потянулось множество сверкающих лёгких тёмных теней. Затем он повесил плеть на столб навеса, взял на плечо коромысло и молча отправился на гребень хребта.
Пёс устремил невидящий взор туда, куда пошёл хозяин, и его полные грусти и чёрной пустоты глаза наводнились солёной, как слёзы, печалью. Лишь когда удаляющиеся шаги старика совсем затихли, он медленно-медленно побрёл назад и лёг под палящим солнцем охранять кукурузу.
Старик ушёл искать воду. Он был уверен, что там, откуда бежали крысы, должна быть вода, а иначе как бы они пережили засуху с самого её начала и до сегодняшнего дня? Солнечные лучи, красные и блестящие, падали вертикально. Они были крепкими и приземистыми — так что их можно было пересчитать. Пара пустых вёдер впереди и за спиной издавала горестный, потрескавшийся от сухости шёпот, подобный вздохам пересохшей земли. Старик слушал этот бледный безжизненный скрип и едва уловимый землистого цвета звук своих собственных шагов, и ему казалось, что пустота в его душе была гораздо всеохватнее, чем все засухи мира.
Старик прошёл три деревни: иссушенные колодцы были забиты сухой травой, ни из одного не доносилось даже едва различимого запаха гнили и плесени. Он решил больше не искать воду в деревнях, ведь если бы там была вода, разве покинули бы их люди? Старик передвигался от одного оврага к другому — он искал на дне хотя бы след влаги или сырой глины. Наконец, в одном узком овраге с теневой стороны камня старик заметил когонову траву [75] и обрадовался: «Кто ищет, тот находит!» Затем присел на камень, передохнул, собрал всю траву, разжевал её корни, и, ощутив во рту сладкий сок, воскликнул: «Разрази меня гром, если в этом овраге нет воды!»
75
Когонова трава (императа цилиндрическая) — трава, растущая на влажных почвах Китая и Японии, имеет длинные толстые корни.
Шаг за шагом старик начал спускаться вглубь оврага. Звук его дыхания был тяжёлым, словно зимняя сосновая шишка. Он не знал, как далеко ушёл. Когда он жевал траву, солнце ещё было бело-красным и опиралось на верхушку западного хребта. А в момент, когда он заметил, что потрескавшаяся сухая земля под ногами сменилась крупицами однородного белого песка, солнце по ту сторону горы уже излучало кроваво-красное свечение.
Когда старик отыскал горный источник, начали спускаться сумерки. Тут он заметил, что белый сухой песок под ногами сменился красноватым и влажным, и тогда его ноги, усталые от долгой ходьбы и обожжённые горячим песком, испытали блаженство. Ступая по мокрому песку, старик продвигался всё дальше вглубь оврага. Вдруг он почувствовал, что его плечи задевают стенки оврага — таким он стал узким. И вот, словно музыка, до него донёсся звук капающей воды. Старик поднял голову и ахнул — на глаза будто
Старик уже хотел было бросить вёдра на землю и побежать к водоёму, чтобы напиться вдоволь, но внезапно остановился. Проглотив заполнившую рот слюну, он замер. Впереди в травяных зарослях он увидел волка, бурого волка размером со Слепыша. Глаза хищника мерцали зелёным светом. Сначала он просто немного удивился, увидев человека, но когда заметил вёдра на его плече и понял цель его появления, его глаза наполнились ненавистью и злобой. Он слегка согнул передние лапы, как будто готовясь к прыжку.
Старик как вкопанный стоял на своём месте и, не моргая, смотрел на волка. Он понял, что тот не покинул эти места из-за родника. Незаметно опустив глаза и взглянув на траву, старик увидел множество серой, белой, коричнево-красной шерсти животных и птичьих перьев. На расстоянии двух шагов от него на камне виднелись следы засохшей крови и похожие на гнилые финики и грецкие орехи оставшиеся после трапез крысиные черепа и другие кости. Только в этот момент старик почувствовал запах свежей крови и ещё смутный белый запах гниющего мяса. Когда он понял, что волк поджидает у водопоя птиц и мелких животных, то ощутил холодную дрожь. Бурый волк был худ, и старик предположил, что хищник ничего не ел и ждал тут добычу дня три, а то и пять. На державших коромысло руках старика выступил пот, ноги мелко дрожали. Волк сделал шаг, наступил на какую-то колючку и враждебно взвыл. Старик поспешно нагнулся, сбросил вёдра на землю, замахнулся коромыслом и прицелился им прямо в голову волка. Тот был вынужден отступить на полшага. Зелёное сияние круглых глаз, полных ненависти, бросало на землю желтоватые отблески. Человек смотрел в глаза волку. Волк смотрел в глаза человеку.
Столкновение взглядов мощным эхом разнеслось по пустому ущелью, рождая жёлтый, яркий, режущий слух треск, какой издаёт разгорающийся огонь. Звук капающей воды был настолько сверкающе-голубым, что оглушал, будто взрыв. Солнце уже собиралось полностью скрыться за горой. Пока продолжался поединок двух пар глаз, время стремительно, как конный отряд, уносилось прочь. Кровавая краснота заката впереди над обрывом начала блекнуть, и прохладный воздух стал стекать вниз. Лоб старика покрылся потом. В ступнях появилась усталость, она поднималась к голеням, а от них — к бёдрам. Старик знал, что долго так не простоит. Он был в пути целый день, а волк весь день лежал. Он за день не выпил ни глотка, а волк мог в любое время напиться из охраняемого им источника. Старик украдкой лизнул пересохшие губы и почувствовал, как язык укололся острой потрескавшейся кожей, словно повис на шипах терновника. И подумал: «Эх, волк-волк, сможешь ли ты выпить весь охраняемый тобой водоём?» А потом сказал: «Эй, уступи мне два ведра воды, а я принесу тебе кукурузную похлёбку». С этими словами старик ещё крепче сжал коромысло, направив его прямо в лоб волка. Крюки, свисавшие на верёвках с двух сторон коромысла, застыли намертво.
Однако сияние в глазах бурого волка смягчилось. В конце концов он моргнул, и, хотя тут же открыл глаза, старик заметил в его твёрдом взгляде податливость цвета спокойной водной глади. Старик услышал, как звук заходящего солнца, словно опавший лист, прилетел вместе с ветром с обратной стороны горы. Он стал медленно опускать коромысло, направленное на голову волка, и наконец положил его в густые заросли зелёной травы. «Завтра я захвачу для тебя чашку еды», — сказал он.
Бурый волк подтянул к себе вытянутые вперёд лапы, повернулся и, медленно обогнув водоём, побрёл к выходу из оврага. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся на старика. Старик, не отрываясь, наблюдал за хищником, пока тот не скрылся за поворотом. Звук его шагов был мягок и почти не слышен, он разлетался, пока совсем не пропал в узком длинном овраге. Старик присел на корточки, стёр выступивший на лбу пот, и только тогда его пробила дрожь. Тут он понял, что светлые штаны — единственное, что было на нём надето, — насквозь промокли от пота и прилипли к ногам.