ПАПАПА (Современная китайская проза)
Шрифт:
Старик подсчитал: со дня, когда люди покинули деревню, прошло четыре месяца. Кукуруза обычно созревает за четыре с половиной месяца. Но срок созревания этого растения постоянно увеличивался, что добавляло в безрадостную жизнь старика дополнительную тоску, подобную моросящему дождю. Старик с собакой снова обошли все крысиные ловушки, но грызунов там не прибавилось. Тогда он лёг спиной на дорогу, чтобы его обдувал тянувший с гребня горы ветерок. Сухой обжигающий красно-коричневый жар из-под земли проник сквозь спину и с шумом распространился по всему его телу. Пёс лёг рядом. Он был настолько худым, что казалось, в нём уже не было сил, чтобы снова подняться. Из ямки доносился едва различимый голодный крысиный писк, вызывавший у старика и собаки неодолимое желание есть.
Слепой пёс повернул
Старик лежал и по-прежнему молча смотрел в небо, и, казалось, его молчание уже длилось вечность.
Затем старик повернулся, встревожив шорохом безмолвие гор. Пёс решил, что хозяин собрался наконец-то заговорить, но тот поднялся и пошёл, не сказав ни слова. Он молча несколько раз сжал пальцами кукурузный початок, проверив, не затвердел ли он, и пробормотал что-то невнятное себе под нос, а затем взял коромысло и пошёл на север по освещённой луной горной дороге.
Той же ночью старик принёс два полных ведра воды. В пути он не сделал ни глотка и доставил воду в целости и сохранности. Полтора ведра воды он вылил в бочку. Из оставшейся половины ведра несколько чашек старик использовал для полива кукурузы, а ещё несколько вылил в большую миску, чтобы Слепыш мог напиться, когда ему захочется. После этого старик сварил крысиную тушку и во второй раз отправился за водой.
В течение трёх следующих суток старик ходил за водой и приносил ночью два ведра воды, днём — одно. Так бочка была наполнена. Старик решил, пока в теле оставались силы, а в ямке была ещё одна крыса, в последний раз сходить к источнику, чтобы набрать последние два ведра. Этой водой он и пёс смогли бы утолять голод и жажду ещё много дней. Он уже не надеялся на дождь, а рассчитывал протянуть до сезона сбора урожая, чтобы сорвать кукурузный початок. Один росток, когда приходит время собирать с него урожай, превращается в пригоршню золота. Если на початке по длине имеется тридцать пять рядов зёрен, а в окружности минимум двадцать три ряда, то в целом с одного початка можно собрать несколько сотен зёрен, а то и тысячу. Четыре с половиной месяца почти прошло, и кукуруза должна была созреть со дня на день. В знойный полдень старик уже мог почувствовать аромат липкого жёлтого горячего початка, а когда наступала полночь, этот чистый, словно конопляное масло, запах развеивался по ветру и сырыми шёлковыми нитями падал на поле.
И вот, когда луна была в самой середине неба, старик в последний раз отправился за водой. Вернулся он после полудня следующего дня. В пути он в общей сложности сделал сорок один привал и выпил половину воды. С оставшейся половиной он добрался до края поля, но почувствовал, что у него уже нет сил, чтобы донести воду до бочки. Тогда он решил приготовить последнюю крысу. Эта особь была самой большой из девяти, длиной в один чжа, и глаза её испускали красное сияние. Но, дойдя до самой дальней ямки, старик обнаружил, что в похожей на кувшин ловушке кроме кусочков земли, которые соскрёб грызун, пытаясь выкарабкаться, ничего не было. Крыса пропала.
Ошеломлённый старик увидел собачьи следы, в беспорядке разбросанную крысиную шерсть и похожие на кожицу финика красные пятна крови. Старик простоял у ямки до самой темноты.
Когда взошла луна, старик засмеялся, как будто тонкий хрупкий лёд медленно начал трескаться, и, наконец, заговорил: «В том, что ты её съел, тоже есть своя правда. Теперь я могу тебе сказать, что скоро не ты меня съешь и останешься жить вместе с кукурузой, а я тебя съем и останусь жить вместе со стеблем». Старик подумал: «Наконец-то я сказал тебе это, Слепыш! Сколько дней я не мог найти подходящий момент для этого». На ватных ногах старик медленно побрёл к оставленным вёдрам.
Слепыш лежал под навесом. Услышав шаги хозяина, пёс поднялся, будто хотел пойти к нему навстречу, но потом отступил на несколько шагов и прилёг у входа в загородку со стеблем кукурузы. Лунный свет был нежным и мягким, словно водная гладь, и источал обильный, отливающий белым горячий пар. Старик поставил вёдра рядом с бочкой и, откинув циновку, заглянул вовнутрь, чтобы убедиться, что та была полна. Сняв обувь и вытряхнув из неё землю, он бросил взгляд на висевшую под навесом плеть. Затем прокашлялся и
Первый раз за несколько дней старик позвал пса. При лунном свете было заметно, как Слепыш сжался, с трудом поднялся, боязливо сделал шаг, но остановился. Было слышно, как редкая шерсть на его спине слегка дрожит. Старик посмотрел вдаль и произнёс: «Слепыш, тебе не нужно бояться. Съел так съел. Это был мой и твой последний кусок пищи, и я совсем не виню тебя за то, что ты съел мою долю».
Старик отвернулся: «Я должен сказать тебе кое-что. В этих горах на сотню ли вокруг нет ни единого зёрнышка, ни единой крысы. Через три дня мы с тобой ослабеем так, что у нас не будет сил даже говорить. И тогда, если ты хочешь жить, то съешь меня, постепенно, по кусочку, пока от меня ничего не останется, только береги кукурузу. Когда люди вернутся, приведи их сюда, покажи им этот початок. Если же ты признателен мне за то, что я кормил и поил тебя эти несколько месяцев, и хочешь, чтобы на этом свете жил я, то позволь мне съесть тебя, чтобы дожить до сбора урожая. Слепыш, решать тебе. Если хочешь жить, то сегодня же уйди отсюда, укройся где-нибудь на несколько дней, а потом возвращайся. За это время я умру от голода». Сказав это, старик сверху вниз провёл рукой по лицу. Потоки слёз намочили его ладонь.
Пёс стоял неподвижно. Дождавшись, пока старик договорит, он не спеша сделал в его сторону несколько шагов, пока не упёрся в колени. Затем медленно согнул передние лапы, поднял истощённую длинную морду и уставился на старика своими глазными впадинами, напоминавшими два колодца.
Старик понял, что пёс встал перед ним на колени.
Поднявшись, Слепыш еле-еле дошёл до печи, зубами открыл крышку кастрюли, что-то достал из неё лапой и принёс к ногам старика.
Это была крысиная тушка без шкуры, будто насквозь мокрая, тёмно-лилового цвета. Взглянув на неё, старик сразу понял, что кровь всё ещё была внутри тушки. Сам он совсем по-другому умерщвлял крыс — вспарывал брюхо, вынимал кишки и по капельке выпускал кровь. Старик поднял лиловый кусок мяса и взглянул на него. Следы собачьих зубов на нём были расположены плотно, словно ячейки в пчелиных сотах. Выдохнув, он сказал: «Всё-таки ты не съел эту крысу? Да сглодал бы её уже, ни к чему было мне оставлять!» Старик внезапно пожалел о том, что слишком рано сказал псу, что один из них должен умереть. Он рассмотрел крысиное мясо при лунном свете и добавил: «Весь живот лиловый от крови. Боюсь, будет не так вкусно, как если бы её зарезали ножом».
Пёс лежал, положив голову на ноги хозяина.
На следующий день старик сварил крысиное мясо, отдав половину собаке со словами: «Ешь. Сколько проживём, столько проживём». Пёс не стал есть. Тогда старик разомкнул собачью пасть и вложил туда крысиную голову и косточки с трёх крысиных лапок. Оставшееся варёное мясо он взял в руки и, встав у кукурузного стебля, стал тщательно пережёвывать. Он знал: закончится это лиловое мясо, и пищи у них больше не будет. Всё, что им останется, это лечь на землю и умереть. Что ж, умирать так умирать! Ему уже семьдесят два, и он считается в этих горах долгожителем. На земле великая засуха, запасы еды и воды полностью иссякли, а он не только прожил эти полгода, но и вырастил кукурузу выше себя самого на три головы, листья у неё широкие и длинные, а початок уже величиной с морковь. Глядя на него, старик поспешно проглотил крысиное мясо и принялся облизывать пальцы.
В этот момент что-то похожее на снежинку, кружась в воздухе, упало на лицо старика. Он поднял голову, и пальцы так и застыли у него во рту. Он увидел, что жёлто-белая метёлка кукурузного стебля за одну ночь вдруг стала красно-чёрной. Похожие на мякину маленькие хлопья пуха с верхушки стебля стали разлетаться по округе. Иными словами, кукуруза была готова к опылению, была готова образовать завязь. Время созревания урожая наступило. Старик поднял голову и взглянул в небо: острые белые лучи солнца со стуком сталкивались друг с другом в воздухе. «Вот бы ветер подул, — думал старик, — в этом сезоне должны быть ветра. Будет ветер — опыление пройдёт быстро и равномерно, а зёрна вырастут ровными и гладкими». Вытащив пальцы изо рта и обтерев их о штаны, старик осторожно сжал руками кукурузный початок.