ПАПАПА (Современная китайская проза)
Шрифт:
Мешок с кукурузой довольно быстро наполнялся. Старику уже не нужно было ночью идти на поле и выслеживать норы. Ему достаточно было привести туда пса, и ни одна крысиная нора не ускользала от мотыги, хотя в половине нор они припасов не находили. Во всяком случае, еды у них стало вдоволь — мешок за несколько дней наполнился доверху. Однако, почивая на лаврах, старик не подумал о том, что нужно сразу же уничтожать крысиные норы, он не догадывался, что крысы уже не выкапывали зёрна кукурузы из лунок и не тащили их за щеками в норы. Разбуженные лаем пса и стуком мотыги, они, будто наперегонки, поедали свои припасы.
Солнце как будто спустилось ниже, и земля на горном хребте превратилась в раскалённый лист железа. После обеда старик не смог заснуть и решил взвесить
Старик не верил своим глазам: оказывается, в знойные часы можно было взвесить солнечные лучи! Он поспешил на хребет. Там, на горной дороге, весы показали один лян, три цяня и один фэнь. [69] Если отнять вес чаши — один лян, — то получается, что собственный вес солнечных лучей составит три цяня и один фэнь. Он обошёл несколько гор подряд и обнаружил, что на самом высоком из них вес лучей достигал пяти цяней и трёх фэней.
69
Фэнь — единица веса, равная 1/10 цяня.
С тех пор старик постоянно ходил взвешивать солнечные лучи. На рассвете вес лучей у навеса составлял два цяня, к полудню доходил до четырёх с лишним, а на закате возвращался к начальному показателю — два цяня. Увлёкшись, он даже стал взвешивать миски и вёдра. А однажды, когда попытался определить, сколько же весит ухо слепого пса, тот толкнул коромысло весов так, что оно ударило хозяина по лицу. В ответ старик как следует хлопнул пса по макушке.
Когда старик снова вспомнил о том, что нужно проверить содержимое мешка с запасами, прошло уже четыре дня (всё это время он занимался взвешиванием солнечных лучей). Обнаружилось, что значительная часть зёрен из мешка была съедена. Взвесив по мисочке всю кукурузу и подсчитав общее её количество, старик оторопел: оставшегося зерна им хватит максимум на полмесяца! Только в этот момент он осознал, что много дней не выходил в поле в поисках крысиных нор.
Ему было невдомёк, что было уже слишком поздно — ведь за несколько дней крысы, словно по велению какой-то неведомой силы, съели всё, что у них имелось. Весь день старик в сопровождении пса искал крысиные запасы. Они обошли семь земельных участков на склоне, раскопали тридцать одну нору, они устали так, что ног под собой не чувствовали, однако собрали лишь восемь лянов кукурузы. Был уже вечер, с западных гор тянулись кроваво-красные лучи заходящего солнца и серым пеплом опускались на горный хребет. Стебель кукурузы, который весь день держал листья свёрнутыми, теперь мог медленно их раскрыть.
В тот момент, когда старик держал в руках полмиски зёрен, перемешанных с крысиным помётом, он понял, что ненавистные грызуны на этой горе уже вступили с ним и Слепышом в битву за выживание.
Старик подумал: «Куда же они могли перенести все припасы?»
И сказал: «Какими бы вы ни были умными, вам не перехитрить меня, Сянь-е».
В ту же ночь старик и пёс отправились на дальние поля в надежде услышать крысиный писк. Они сменили три поля, но слышали только тишину, их уши не уловили ни единого крысиного шороха. Когда на востоке начало светать, старик и пёс повернули назад. Человек спрашивал собаку: «Крысы переселились? Куда они могли переселиться? Где они, там и припасы, и мы просто обязаны отыскать их!» Солнце жестоко и безжалостно светило в глазные впадины Слепыша, тот пятился, отворачиваясь от светила, и не слышал слов хозяина.
А старик продолжал выпытывать: «Могут ли крысы спрятаться где-то неподалёку и готовить нам пакость?»
Пёс остановился и повернул голову, прислушиваясь к звукам шагов хозяина.
Вернувшись к навесу, старик проверил стебель кукурузы, он уже был толщиной с запястье младенца. Пора было отправляться в деревню выжимать воду из матраца.
На улицах и в переулках они взламывали двери домов, но кроме двух поднятых из колодца утонувших крысят не нашли никого — не было видно и тени грызунов. Однако когда старик возвращался на свой склон с полупустыми вёдрами, всё решительно изменилось.
До холма оставалось чуть больше ли, как пёс вдруг насторожился и начал беспрестанно лаять, издавая синелиловые звуки — звуки цвета и запаха крови. Старик ускорил шаг. Когда они поднялись на гребень горы и перед ними раскинулось поле, слепой пёс неожиданно перестал лаять и как сумасшедший стрелой помчался к навесу. Он так спешил, что несколько раз его передние лапы чуть не соскользнули с обрыва. «Бух-бух» — лапы стучали по окостеневшей от солнца земле, и казалось, что под их тяжестью солнечный свет трескался, издавая бледный звон лопнувшей стеклянной бутылки. Пронзительный и яростный собачий лай, как кровь, разлился по полю.
Старик оторопел. Стоя на дальнем конце поля, сквозь лай он вдруг услышал густой, словно морось, крысиный писк. Он устремил взгляд на навес в центре поля и увидел, что висевший на столбе мешок с зерном перекатывается по твёрдой земле туда-сюда. Огромная чёрно-серая масса из трёхсот или пятисот, а может, даже тысячи и более, грызунов пожирала зёрна. Зёрна вываливались из крысиных пастей, шустрые лапки гоняли их из стороны в сторону. Раздавался треск разгрызаемых зёрен и весёлый многоголосый крысиный писк, похожий на радостную, торжественную песню. Эти звуки разносились по полю, словно шум ливня.
Старик застыл на месте. Коромысло вдруг соскользнуло с плеча, и одно из вёдер со звоном скатилось на дно оврага. Сплошная масса синевато-серых крысиных спин переливалась на солнце — такого цвета обычно бывает зажжённая груда хвороста, когда он ещё как следует не разгорелся, а лишь где-то внутри густого дыма едва занялся пылающий огонёк. Ошарашенный, старик увидел, как Слепыш рванул к месту крысиного пиршества и ударился головой о столб навеса. В тот же миг во все стороны полетели брызги крови. Казалось, даже земля в этот момент содрогнулась, отчего пёс и крысы впали в некое замешательство. Воцарилась мёртвая тишина. Очнувшись через мгновение, слепой пёс стал с бешеным лаем кружиться на одном месте. Не видя, где находятся его враги, Слепыш ожесточённо бил лапами во все стороны, попадая иногда по опорам навеса. Крысы, не знавшие, что пёс слеп на оба глаза, были напуганы его яростью и бесновались, издавая иссиня-чёрный и тёмно-зелёный писк. Панические крики всколыхнули горный хребет, больше двух месяцев пребывавший в тишине и покое.
Старик ворвался в толпу крыс, сразу наступив на спину одной здоровенной особи, и услышал пронзительный вопль, а под другой ступнёй почувствовал обжигающую кожу кровь, которая брызнула, словно раскалённое масло. Он поспешил к загородке из циновок, боком протиснулся внутрь и был поражён, увидев, как две томимые жаждой крысы грызут светло-зелёный, цвета свежей воды, стебель его кукурузы. Услышав шаги старика, крысы после небольшого замешательства поспешно выскочили через щель в циновке. Старик же, увидев, что куст по-прежнему стоит прямёхонек, немного успокоился, а его сердце, чуть не выскочившее из груди, с глухим стуком опустилось на своё прежнее место. Выбравшись из палисада, он заметил, что под навесом в мешке для зерна всё ещё копошатся несколько обезумевших от голода чёрных крыс. Тогда он схватил прислонённую к ограде из циновок мотыгу и ударил ею по мешку. Тут же нечто похожее на россыпь рубинов взлетело вверх и заблестело на солнце. После четырёх-пяти ударов мотыги — «плюх-плюх» — в воздухе уже витала крысиная шерсть, а земля была залита кровью. Оставшиеся несколько десятков грызунов, вереща от ужаса, беспорядочно бросились врассыпную и через мгновение исчезли без следа.